Алексей Чибиров о нерасшифрованных рукописях Нартиады и других научных проектах Владикавказского научного центра |
|
– Алексей Людвигович, что собой представляют записи с текстами сказителей: насколько они старые, каков их объем, на каком языке составлены и каким алфавитом? – В свое время, с 2003 по 2012 годы, было издано наиболее полное на сегодняшний день собрание Нартских сказаний – это богатейший семитомник, составленный Т. Хамицаевой и Ш. Джиккаевым. Так вот, у нас в архиве СОИГСИ ВНЦ РАН хранятся нерасшифрованные по сегодняшний день рассказы известных сказителей, записанные в разное время. Записи сделаны как на латинице, так и на кириллице. Этих текстов, по данным директора СОИГСИ З.В. Кануковой, хватит приблизительно еще на три тома и, конечно, их нельзя оставлять неизученными. Это материал, который не удалось расшифровать. Дело в том, что в 30-50-х годах прошлого века при сборе информации участники специально созданных бригад, как правило, пользовались т.н. «химическими карандашами», записи со временем выцветали, их уже невозможно было читать. С бумагой в пред- и послевоенные годы тоже было сложно, поэтому часто записывали поверх старого текста, отчего страдали уже обе записи. У нас были попытки как-то организоваться, посмотреть, что у нас имеется и придумать, как нам с этими документами работать. Я ездил в Государственный архив РАН в Санкт-Петербурге, разговаривал с директором И.В. Тункиной. Мы вместе посмотрели лабораторию, где работают над расшифровкой нечитаемых текстов с помощью химической обработки документов, деления по спектрам и т.д. Очень эффективно, но очень дорого, учитывая, что материала у нас довольно много. Стали искать другие способы, и очень удачно вышли на Азамата Гаглоева, одного из наших молодых энтузиастов, который заинтересовался этой темой и предложил поработать с искусственным интеллектом, то есть попробовать через ИИ расшифровать наши тексты. Что ж, мы дали добро этому хорошему человеку, передали ему несколько экземпляров, и дальше уже он выходил на людей, которые согласились работать над проектом. Это очень высокого класса IT-специалисты, они в частности работали над Яндекс-программами. – Они работают в Северной Осетии? – В основном они москвичи. Хотя на самом деле им все равно, где работать с оцифрованными текстами. Они занимаются первичной обработкой документов, но не владеют осетинским языком, так что читать их все равно должен специалист-осетиновед, который прочитает их грамотно и поймет смысл. Там часть текстов есть и на дигорском. То есть это комплексная работа, и мы продумываем, в какой последовательности ее осуществлять. Сейчас лучший выход для нас – подать на грант в Российский научный фонд (РНФ), выиграть в конкурсе и благодаря этому собрать рабочую группу. Это основной вопрос на повестке дня. – Алгоритм такой: сканировать записи, параллельно обучать ИИ и затем дать ему тексты для расшифровки? – Самое главное в этой ситуации обучить искусственный интеллект. Я не знаю деталей, как непосредственно происходит обучение. Мы обсуждаем эти вопросы в режиме видеосвязи: с Залиной Кануковой, Азаматом Гаглоевым и ребятами, которые работают с документами, занимаемся решением организационных вопросов. Сформируем команду, когда уже все будут готовы включиться в работу, затем надо обосновать грант, подать заявку и ждать решения РНФ на предмет выделения средств, потому что это все-таки дорогостоящая работа. Специалисты они крутые, и отвлекать их «по-братски» не получится, они должны знать, на какую оплату им рассчитывать. – Может, стоит рассматривать вариант помощи осетинских бизнесменов? – Самое сложное с бизнесменами в том, что они сами лучше знают, на что им тратить свои деньги. Бывают среди них готовые помочь, но чаще всего они при этом диктуют условия, что-то вроде «своего видения», что неприемлемо, когда речь идет о научном проекте. К примеру, у меня была идея-фикс, и до сих пор остается, в области археологии. Мы тесно дружим с археологами, среди них – Владимир Юрьевич Малашев, признанный авторитет в этой сфере. Они мне показали аланский курган недалеко от Бесланской трассы, и я, конечно, загорелся идеей раскопать его. Создали смету, с которой я обратился к богатым осетинам, они сразу согласились помочь, но узнав о размерах затрат, потеряли интерес. Самая затратная часть – оплачивать работу экскаваторов, сами же археологи люди неприхотливые, привыкли к полевым условиям, да и им самим этот курган интересен, потому что он огражден двумя рвами, тогда как обычно бывает один ров. Вообще, на всей территории Северного Кавказа много таких курганов. К сожалению, археология сейчас переживает упадок, потому что специальных средств для этой сферы не выделяется, бывают лишь редкие гранты. Археологи обычно пользуются тем,что строительные компании перед тем как что-то строить привлекают их для проведения археологической разведки. У нашего известного археолога Хасана Чшиева было всего три года для того, чтобы провести работы в Зарамагской котловине, прежде чем ее залили водой. Практически все курганы от Беслана до поворота на Зильги – могилы. Городище, которое там находилось, было цитаделью в те времена. И благодаря тому, что строилась дорога, были привлечены археологи, которые обнаружили там катакомбные могилы. – Разграбленные? – В древности они уже спустя 100-150 лет бывают разграблены. Вор спускался в темноте и наощупь брал все, что попадало под руку, и уже наверху сортировал, выкидывая костяки и забирая ценные вещи. Поэтому могилы большей частью пустые. Когда аланы перешли в горы, они не могли рыть катакомбы и стали строить точную копию катакомбы уже над землей. Одним словом, работа у археологов финансовоемкая, а меценатов, желающих помочь им в работе, не так много. Мне очень повезло с бизнесменом Кахой Чибировым из Владикавказа, который помог, когда мы отправляли наших магистрантов в Армению. Он очень увлекается историей и часто помогает в разных проектах: например, содержит шахматные школы, поддерживает ребят на СВО и т.д. Это была его идея – найти в Армении ученого, который исследует в Матенадаране документы, связанные с аланами. Мы с ним вместе полетели в Институт Востоковедения Российско-Армянского университета, встретились с директором института Гарником Асатряном, который и предложил нам не искать кого-то в Армении, а прислать своих людей на учебу, чтобы они сами потом работали. Оказывается, у Людвига Алексеевича тоже в девяностых годах был такой проект, еще когда он был ректором, но война помешала его осуществить. Мы ухватились за предложение Асатряна, Каха Чибиров оплатил весь проект – проживание и учебу магистрантов. Когда Яков Хетагуров и Азамат Бетрозов окончили магистратуру в Институте Востоковедения РАУ, мы поехали на их выпуск, потому что они действительно достигли хороших результатов, что было отмечено их преподавателями, и в планах у нас было продолжить их обучение уже в аспирантуре. Каха Чибиров принял решение продолжить финансирование еще на три года. Главное условие армянской стороны было в том, чтобы молодые ученые хорошо знали осетинский язык, без этого невозможно делать сравнительный анализ, работать с документами. Так что наши ребята подошли по этим требованиям. Уровень обучения там высокий, преподаватели у них из разных стран, в том числе из Германии. Помимо древнеармянского они изучают фарси, сейчас начнут учить и грузинский язык, такой там комплексный подход к языкознанию. Таким образом, это пока что очень результативный проект, за что большое спасибо нашему меценату. Параллельно я сейчас привлёк Азамата Бетрозова к работе над журналом «Нартамонга», мы вывели на очень высокий уровень этот проект. Дело в том, что научные базы Scopus, Web of Science и т.д. в 2022-2023 годах закрыли доступ российским пользователям, в связи с чем в Российской Академии Наук создали «Белый список» научных журналов, в которых ученым рекомендуется обязательно публиковать свои научные труды. Он состоит из четырех квартилей, т.е. уровней, и наш «Нартамонга» вошел в первый квартиль «Белого списка» – это самый высокий уровень, которого мы могли добиться. Вот примерно то, что касается наших проектов. Но вернемся к теме наших рукописных текстов. – Почему эти рукописи остались непрочитанными, пока были читабельны? Известно, что в начале 1950-х годов происходила переоценка роли истории и культур «малых народов» СССР, с понижением этой роли, в связи с чем исследования в этой сфере отодвигались на второй план. И только в конце 50-х годов они возобновились. Это сыграло свою роль? – Не думаю, что это повлияло. Бригады по сбору материала создавались в годы войны, да и после было нелегко, не хватало элементарных вещей для работы. Так что все эти папки с записями убирались пока в сторону, в расчете на то, что завтра, когда будет более удобная ситуация, их можно будет расшифровать. За это время что-то терялось, что-то просто выцветало. Разные ситуации возникали, архив – дело сложное. Самое главное, что записи сохранились, у нас они есть, и новые технологии позволяют совершенно по-другому взглянуть на эти документы. Потому что, скажем, существуют самые разные версии одной и той же нартской легенды, в каждом ущелье была своя интерпретация, и могли возникнуть совершенно новые нюансы, которых не было в предыдущих версиях. Научная деятельность это в большой степени интуиция и научная удача. Когда ты на что-то нацелен, ты, в конце концов, это получаешь. Возьмем того же Кнорозова, который расшифровал письменность народа майи. – С помощью искусственного интеллекта год назад был дополнен эпос о Гильгамеше, были прочтены фрагменты, которые ранее не удавалось расшифровать. Это очень перспективное направление. – Я три раза был на встречах Валдайского клуба, и каждый раз там поднимался вопрос об искусственном интеллекте. Признаюсь, трудно было сразу принять, насколько это действительно важно в контексте таких глобальных перемен, которые мы сейчас переживаем. С одной стороны есть, условно говоря, опасность утраты контроля, с другой стороны – эту силу можно направить в правильное русло. – Есть еще один аспект, который обычно отмечают в связи с ИИ: язык эпоса очень метафоричен, не станет ли искусственный интеллект «тупить» в каких-то местах? – Я думаю, что эти трудности временные, потому что ИИ очень быстро учится, он обучаем. – Искусственный интеллект может сделать, например, анализ в привязке к историческому или географическому контексту – где жили нарты, куда они ходили в балцы, с кем сражались? – Есть большая проблема у людей: они пытаются найти доказательства тому, во что сильно верят. Иногда ученые пытаются найти подтверждение своим идеям и гипотезам. Это может дать какие-то неожиданные результаты. Но если ты хочешь найти действительно научное решение, ты должен какие-то контраргументы принимать во внимание. Мы готовы перенимать опыт других ученых, которые работают в этой плоскости. Недавно в беседе с кем-то проскочила идея, что Нартиада по большому счёту, это не только героика, но и определенный кодекс чести. И может быть, такой взгляд тоже имеет место быть. Потому что в Нартиаде был весь спектр жизни и человеческих отношений, в том числе глубоко интимного характера. К Нартиаде очень трепетно надо подходить. Есть так называемые блуждающие мифы. К примеру, семь или восемь греческих мифов полностью повторяют сюжеты из Нартских сказаний. Статья об этом была опубликована в журнале «Нартамонга». Откуда они их могли получить? Вероятно, в период Боспорского царства были близкие контакты с греками. Очень много схожего в сюжетах о походах нарта Уырызмага с Одиссеей Гомера. Разумеется, такими серьезными вещами нельзя заниматься поверхностно. Для себя лично считаю важным создать условия, организовать работу, а также готовить и воспитывать будущих ученых с молодых лет, чтобы они занимались конкретно наукой и не думали о каких-то бытовых проблемах. Потому что это наше наследие. – Эпос любого народа, как и Нартиада, представляется очень интересным с точки зрения того, как в нем отражено сотворение мира. – Космогонические мифы очень похожи. Есть триединство в осетинской космогонии, когда есть верхний, средний и нижний миры. И точно такая же градация есть у перуанцев. Например, у нас конь в обряде «бӕхфӕлдисын» считается перевозчиком душ. У них это птица кондор. По их градации верхний мир это кондор, средний мир – пума и нижний мир – анаконда. Оттуда везде эти образы, они всегда присутствуют. – Могут ли появиться из тех архивных рукописей, над которыми вы работаете, какие-то новые сюжеты и даже персонажи? Мы все любим сенсации… – Я приведу пример. Когда мы наших молодых историков отправляли в Армению, основная задача, которую я им поставил, – искать образцы аланского языка. Потому что у нас имеются лишь крупицы таких образцов. С другой стороны, когда я спрашивал Хасана Чшиева, все ли он выкопал, что хотел в Зарамаге, он ответил: «Я подозреваю, что самое ценное осталось под водой». С одной стороны, это, конечно, грустно, с другой стороны, это хорошо, потому что мы знаем, что там все это есть, и если оно тысячи лет пролежало, то 200-300 лет еще пролежит. Знание открывается тебе тогда, когда ты к этому готов, иначе ты просто не знаешь, как его использовать. Если говорить о сенсациях, то это большая лотерея. Архивы – огромная лотерея. Также можно сказать, что самое интересное – получить каталог документов архива, в котором что-то ищешь. Когда-нибудь все архивы будут оцифрованы, к примеру, армяне сейчас это делают – за пять лет они оцифровали 20%. И когда у тебя есть материалы в четком изображении, в цифровом виде, работа будет эффективной. Еще раз повторю: знание открывается тогда, когда ты к этому готов, когда ты действительно хочешь найти что-то определенное, а не подтягиваешь знание под свои представления. – Остались ли какие-нибудь непрочитанные рукописи в архиве ЮОНИИ? – Я не готов на этот вопрос ответить, но, возможно, остались. Сейчас, например, они выложили в сеть два или три оригинальных стихотворения Коста. В любом случае, это глубокая, постоянная работа и это самое главное. Ученый должен быть социально обеспечен, не думать о том, чем кормить детей, вместо того, чтобы заниматься наукой. Честно говоря, сейчас мало желающих, например, изучать классические языки – греческий, латынь. У нас в 90-х годах произошел поколенческий разрыв, когда одно поколение ученых ушло и не оставило за собой учеников, и этот вакуум сейчас сказывается – в науку придет, наверное, только глубокий идеалист. Хотя, естественно, государство у нас максимально старается социально поддерживать молодых ученых Есть специальные преференции для тех, кого мы привлекли в науку – определенные выплаты, скажем, за публикации в престижном журнале и т.д., и это как-то стимулирует. Еще об одном нашем проекте хочу сказать. Мы с Гарником Асатряном тогда еще задумали издать так называемый «Осетинский том» в издательстве «Brill» – это голландское международное академическое издательство, выпускающее научные книги, крупнейшее в мире. Наш том фактически готов, они выслали мне небольшое количество экземпляров, и мы будем презентовать книгу. В ней собраны статьи Миллера, Абаева и современных ученых по всем аспектам осетинской истории и культуры в переводе на английский язык. Я очень рад, что это еще один проект, который мы реализовали. – Спасибо за беседу, Алексей Людвигович. Желаем Вам и Вашей команде дальнейших успехов в развитии осетинской исторической науки.
Инга Кочиева
На фото: Образец состояния рукописей по Нартиаде
Опубликованно: 20-10-2025, 11:12 |
|
Вернуться назад |