Николай Дзагоев: «Подвиг медиков во время войны должен стать поворотным пунктом возрождения славной медицины Южной Осетии»

Николай Дзагоев: «Подвиг медиков во время войны должен стать поворотным пунктом возрождения славной медицины Южной Осетии»Николай Георгиевич Дзагоев – один из самых известных и популярных людей в Южной Осетии. Из тех, чья жизнь была тесно переплетена с судьбой Республики на протяжении самых драматичных лет ее истории. Бессменный труд в операционной в годы всех войн, начиная с 1991-1992 годов, сотни или тысячи спасенных жизней, участие в строительстве государственности молодой страны, подготовка молодой смены, и постоянное совершенствование организации работы на местах в лечебных учреждениях. А еще несколько книг, по которым можно изучать как историю Южной Осетии, так и медицину в экстремальных условиях – это все за одну человеческую жизнь. Николай Дзагоев – Заслуженный врач Южной Осетии, кандидат медицинских наук, выдающийся специалист не только в нашей Республике, но и за ее пределами, долгие годы был главным хирургом РЮО, министром здравоохранения, депутатом Парламента. Говорят, хирурги редко запоминают лица, но четко помнят характер повреждений, длительность операции и количество наложенных швов. Доктор Дзагоев известен, как настоящий цхинвалец и очень сердечный человек, но все его воспоминания, так или иначе, связаны с теми битвами за жизни пациентов, которые он, как правило, выигрывал, даже при полном отсутствии шансов.

 

– Николай Георгиевич, Ваша книга «Экстремальная хирургия» – это готовый учебник для медиков в условиях войн и вооруженных конфликтов. Пусть они никогда не повторятся, но более точного руководства трудно придумать. Как Вам удалось собрать столько информации?

– Я вел дневник. Еще до войны я начал записывать все, что приходилось делать за операционным столом, какая помощь была оказана – от анестезии до наложения швов, кто работал, как все прошло, какие осложнения и т.д. Когда заканчивали работу, я брал дневник и записывал. Так были собраны материалы для книг «Записки хирурга» и «Экстремальная медицина: опыт войны в Южной Осетии», они написаны по результатам многих лет работы в больнице в самое тяжелое для Южной Осетии время – в 1991-1992 годах. Каждый случай в книгах – реальный, а то, что сделали наши врачи за эти годы, мало кому удастся повторить.

– Вы никогда не жалели, что выбрали себе такую сложную жизнь?

– У нас дома все были артисты: отец актер театра, мама играла в ансамбле на музыкальных инструментах, старший брат, Ростик, стал Народным артистом, младший, Хетаг, был танцором в ансамбле, сестра тоже занималась искусством. Отец настаивал, чтобы и я готовился стать артистом, водил меня в театр, учил. Ну, я старался, как мог, начал танцевать, правда не очень успешно. Как-то я не вписывался в этот творческий семейный союз J. И вот однажды услышал передачу по местному радио о хирурге Падо Кабисове, о том, как он спас человека с тяжелыми увечьями, сделав ему очень серьезную операцию. На меня это оказало колоссальное впечатление, я часами бродил по территории больничного двора, чтобы иногда увидеть Падо, которого считал почти сверхъестественным героем.

– И Вы выбрали искусство хирургии.

– Да, не спорю, это тоже искусство. Я окончил Медицинский институт во Владикавказе с отличием и меня оставили на кафедре. Мне же нужна была настоящая практическая работа, я не собирался заниматься только наукой или преподаванием, и потому просил отпустить меня, но безуспешно. Пока я учился, то обычно приезжал летом и всегда работал в больнице, помогал хирургам, ассистировал Падо Кабисову. Узнав о моей проблеме, он посодействовал, чтобы меня направили в Цхинвал, потому что здесь не хватало кадров. И с его помощью я вернулся в Цхинвал.

Первое, что он поручил мне – это проверить Дзауский санаторий. Летом в больницу поступало много больных из тех отдыхающих, которые приезжали со всех концов Советского Союза в Дзау. Все врачи, работавшие в санатории, были приезжими, у нас своих врачей было мало. Я поехал в Дзау, как раз во время заезда отдыхающих и сразу понял, в чем дело, как только услышал слова врача, принимавшего пациента: «Здесь внизу есть минеральный источник «Дзау», из которого вам надо пить воду каждый день». Я посмотрел историю болезни этого человека и увидел, что у него резкое повышение кислотности желудка, при которой дзауская вода противопоказана. Таким больным рекомендуется вода «Багиата». Изучил я и другие случаи заболеваний и поговорил с главврачом о недопустимости такого подхода, несмотря на нехватку врачей в санатории. После этого они, принимая отдыхающих, сначала проверяли у них кислотность и другие показатели, чтобы не навредить вместо планируемого лечения. Мне не раз приходилось выезжать в санаторий, осматривать тяжелых больных, делать назначения. Кстати, свою первую книгу – «Курорт Дзау» – я написал там.

Я учился мастерству у Падо Кабисова, который доверял мне с самого начала. Однажды в больницу привезли человека, попавшего в аварию на дороге. Его машина улетела в воду, где он оставался целые сутки, потому что не мог открыть дверь и выбраться. Он был в тяжелейшем состоянии, пульс еле прощупывался. Падо позвал меня и сказал быстро готовиться к операции: «Попытайся спасти его». Мне уже приходилось оперировать, это было уже после того, как я защитил кандидатскую в Москве. Но повреждения были очень серьезные – печень, поджелудочная, легкие, в общем, самые трудные места. Семь часов оперировал, и представьте, спасли человека. Встретил его однажды на базаре, куда мы пришли с Донарой, он там чем-то торговал. Я, как все хирурги, лучше запоминаю поле работы, т.е. организм человека, чем лицо, поэтому не узнал его. А он вдруг заулыбался, начал складывать мне картошку, сыр и все, что у него было, несмотря на мое сопротивление, говорил, что это просто подарок за его спасение.

А сколько было таких случаев в моей жизни! Даже письма писали. К примеру, здесь никто не делал операции на щитовидной железе, а ко мне приезжали на операцию отовсюду, даже из Ростова. У женщины был зоб, она в тяжелейшем состоянии приехала из Тбилиси, где ее отказались оперировать, так же как и в Баку. Здесь такая предыстория: в Тбилиси я часто на совещаниях выступал с критикой применявшихся там методов операций, в том числе против тогдашнего ведущего хирурга. Сказал, например, что они слишком низко делают разрез при оперировании зоба, а в том месте очень плохо заживает. Предложил им делать разрез на горле и накладывать подкожные швы. Конечно, их это раздражало. И когда эта пациентка приехала к ним после того, как ей отказали в Баку, они сказали, что ничего не могут сделать, и чтобы она ехала в Цхинвал к Дзагоеву. Думаю, они рассчитывали, что она умрет здесь во время операции. Но я сразу уложил ее в кардиологию, потом в неврологию, два месяца готовил ее к операции. Прооперировал удачно. Спустя время получил от нее письмо с благодарностью, где она признавалась, что начала жить по-человечески только сейчас.

Когда меня назначили заведующим отделением хирургии, я посылал наших хирургов на три-пять месяцев в каждый район, там они работали в селах, чтобы больным не приходилось ездить в Цхинвал и тратить свои силы и время. Я и сам выезжал в села, помню, однажды сделал операцию на зоб в Квайса, после чего в Тбилиси с ума от этого сходили – где-то в горах сделать такую сложную операцию, при которой если потерять один нерв, человек может остаться без голоса или с искривленным лицом...

Многих наших врачей я отправлял на учебу в Москву, поскольку у меня сложились очень хорошие отношения с А. Вишневским, когда я учился в аспирантуре у него в Институте хирургии. Он даже придумал, как оставить меня у себя в институте, при том, что там было очень много претендентов с высокой протекцией. Но я вернулся в Цхинвал.

Кстати, все наши ответственные работники советского периода тоже предпочитали оперироваться в нашей больнице, и вот почему. Однажды заболел Феликс Санакоев, который возглавлял областной комитет Компартии, т.е. был главой Южной Осетии. Ему неправильно поставили диагноз и лечили по этим назначениям. Время спустя позвали меня, потому что ему становилось хуже. Я приехал к Феликсу Сергеевичу домой, осмотрел: обыкновенный гнойный аппендицит. Сказал ему, что нужна срочная операция, и сейчас позвоню главному хирургу Грузии, чтобы отвезти его туда. Но он категорически отказался: «Никаких разговоров, ты сам меня прооперируешь!». Я запротестовал, сказал, что он член ЦК, и я не имею права его оперировать. Но даже хорошо, что он уперся, потому что уже нельзя было терять время. Прооперировали его успешно. После этого обкомовские чиновники оперировались только у нас.

– Николай Георгиевич, сейчас много проблем в медицине Южной Осетии…

– Важно не только хорошо лечить, но и правильно организовать систему здравоохранения. Медицинские учреждения не закрываться должны, а открываться новые, чтобы создавать максимальные условия для лечения.

– Вам не кажется, что иногда и с обществом надо обращаться как с критическим больным: остановить кровотечение, наложить повязку и вылечить его хирургическим или терапевтическим путем?

– Очень важно установить первичный диагноз, это требование основное в медицине. Ну и применительно к обществу, возможно, подходит. Бывали случаи, когда брали пациента на операцию язвы, вскрыли брюшную полость, а язвы нет. Или когда камни в мочевом пузыре – приступ есть, а камня там нет, его нельзя оперировать, надо лечить. Это конечно, грубая ошибка.

– Человеческая жизнь бесценна, но особенно это понимаешь, когда пытаешься спасти жизнь защитника Отечества, раненного в бою. Спасти всех, к сожалению, было невозможно, при этом многих отправляли в Северную Осетию.

– Почему приходилось отправлять? К нам поступало столько раненых, что они лежали даже на балконах, а потом, когда больницу стали непрерывно обстреливать, мы работали в подвалах. Были труднейшие дни. Отвозили раненых на взлетную площадку в Дубовую рощу или в Тбет, но бывало, что и на лужайку перед больницей экстренно садился вертолет. В годы войны в 1991-1992 годах к нам ежедневно поступало по 20-50 больных, и это были не обычные больные, а раненые. Работали при полном отсутствии условий, делали операции, каких сейчас никто не делает. Грузия тогда прекратила водоснабжение, отключила подачу электроэнергии, у нас был страшный дефицит медикаментов, а мы при керосиновых лампах делали операции на сердце, на головном мозге. Сейчас таких больных стараются побыстрей отправить за пределы Республики... Когда грузины поняли, что мы работаем в подвале, они блокировали больницу постоянными обстрелами и не пропускали туда никого. И мы все перешли в роддом, где был огромный подвал. Приходили туда ночью и готовились к эвакуации из больницы, очистили пространство, сколько смогли, и начали укладывать больных. В одной комнате я развернул шесть операционных столов. Если бывало совсем уже много раненых, и места не хватало физически, мы укладывали легкораненых в соседних с больницей домах, и люди очень помогали нам.

– Когда оперировали раненых, Вам попадались пули, запрещенные международными конвенциями, со смещенным центром, разрывные или сплющивающиеся т.н. «дум-дум»?

– Очень много таких пуль попадалось в телах раненых, особенно в тот период, когда грузинские подразделения штурмовали город в 1992 году. И в 2008 году так же. Такие пули производят сильнейшие разрушения в теле, у сплющенной от удара пули увеличивается площадь, и она создает большую полость в пораженном месте. Но разве возможно было говорить о конвенциях с бандитами, которые обстреливали больницу и машины «Скорой помощи»?

– В последние годы стало популярно отправлять больных, даже не самых сложных, как принято говорить – «за пределы Республики». Как Вы считаете, мы можем хотя бы некоторые случаи брать на себя и лечить больных успешно здесь, а параллельно повышать квалификацию врачей и развивать свою медицину?

– Я же о том и говорю, мы работали успешно в несравнимо более тяжелых условиях, когда у раненого нет шанса дождаться вертолета, и все зависит от тебя и твоей решимости спасти его. Никаких запасных вариантов нет и вот – ты либо врач, либо просто халат носишь. В начале войны из 460 работников больницы оставалось 26. Да и после войны было не меньше проблем в условиях полной разрухи в стране. Не было элементарных вещей, даже спирта для операций. Зарплату мы не получали. Я был министром здравоохранения, мне часто приходилось выезжать в российские города, где находились фармацевтические заводы, чтобы закупать большие партии медикаментов на всю Республику. Но законы в фармацевтической промышленности строгие, мы не были частью России и нам отказывались продавать или выдавать лекарства. Приходилось включать личные связи, очень помогали, к примеру, еще советские контакты Фатимы Петровны Пухаевой в Москве. Кроме того, многие вопросы решались на уровне личных контактов Валерия Хубулова, и не только в медицинской сфере.

В моих книгах описываются операции, произведенные в невероятных условиях, в том числе, на сердце. Всего в то время работы мы сделали 14 операций на сердце, из них мы потеряли двоих. Я помню все эти случаи, они убедили меня в том, что все зависит от Бога и только потом – от хирурга. Один из пациентов был из села Цъунар (Хетагурово), молодой парень, к сожалению, немой. Ранение было в области сердца. Я вскрыл грудь и увидел, что сердце не повреждено, оно было лишь немного задето, я наложил три шва и сказал, что парня можно положить в обычную палату. Но раз операция на сердце, его все же поместили в оборудованную палату, но он скончался через два дня.

Другой случай был давно. Поссорились два брата, кажется, из-за участка, один ударил второго ножом и практически перерезал сердце, такая там была дыра. И представьте, мы спасли его. Но разве мы могли сотворить такое чудо? Я уверен, что его Бог спас! Просто нашими руками.

– Оперативность и смелость хирурга – тоже не последнее дело. Известны легенды из Вашей практики.

– Приходилось импровизировать в безвыходных ситуациях. Привезли раненого с пулевым ранением в горле, воздух не проходил в легкие, он посинел, почернел. От сокращений сердца кровь толчками выходила из раны. Я почувствовал, что повреждены дыхательные пути. Что делать?.. Мы пили чай перед этим, я глянул на стол, схватил чайник, отломил носик, почистил его спиртом и затем всунул глубоко в рану туда носик чайника. Раненый задышал моментально. Уже потом прооперировали, спасли человека.

– Случалось, что во время войны привозили раненых грузинской национальности, жителей города или сел. Как вели себя врачи и персонал?

– Я запретил всякое проявление агрессии к ним, хотя каждый день в ходе войны погибали наши молодые ребята, и медики знали об этом лучше других… Я часто брал на себя работу с этими пациентами, специально, чтобы это подействовало на тех грузин среди медперсонала, которые все же оставались у нас в больнице и работали. У нас были медсестры и санитарки грузинской национальности. Жена нашего известного хирурга К. Карселадзе заведовала лабораторией. Карселадзе скончался в Тбилиси после тяжелой болезни, и мы с Фатимой Пухаевой и сотрудниками нашей больницы поехали на похороны в это тяжелое время, причем, попросили дать нам слово и очень тепло попрощались с этим уважаемым человеком, который помог многим людям в Южной Осетии. Грузины с уважением это восприняли.

Меня все знали в Южной Осетии, и это не раз меня спасало. Однажды я поехал через Авнев к себе в село. Меня увидели грузинские боевики, выскочили, схватили за руки и потащили куда-то. Но один местный житель выбежал к ним и начал упрашивать отпустить меня, оказывается, я всех его родных оперировал и вылечил. Но это не всегда срабатывало. Наоборот, грузин бесило то, что мы спасаем наших бойцов, получавших ранения в боях с ними. Такой случай был в Тамарашени, через который нам пришлось ехать в Дзау оперировать нетранспортабельного раненого. Нас схватили и продержали несколько дней. А потом наши ребята тоже захватили заложников и обменяли нас. На войне, как на войне.

– Врачам приходилось иметь дело еще и с теми, кто сопровождал привезенного раненого, они обычно трясли автоматами, требовали срочно сделать операцию, спасти их друга, кричали на медиков. Как Вы справлялись в таких ситуациях?

– Не просто трясли автоматами, а иногда даже открывали стрельбу в палатах. Однажды три брата привезли свою мать, получившую ранение. Я осмотрел ее: она потеряла много крови, давление упало. Мы начали принимать меры, чтобы поднять давление. В это время сыновья стали кричать, что мы медлим, требовать срочной операции. Они не слушали, что у пациентки остановка сердца, и мы проводим реанимационные действия, ворвались в операционную, открыли стрельбу и даже ударили прикладом санитарку. В общем, своими действиями мешали нам спасти раненую. Пришлось срочно вызывать авторитетного полевого командира, который часто помогал нам в таких случаях, он приехал и быстро привел их в чувство. В итоге, мы спасли женщину вопреки действиям ее сыновей.

Огромные подвиги каждый день совершали работники «Скорой помощи» – и врачи, и медперсонал, и водители. На «Скорой» работал тогда врач, который приехал из Северной Осетии на помощь коллегам. Однажды во время обстрела, когда снайперы вели прицельный огонь по улицам, они выехали за раненым, который лежал на берегу городского озера. К нему пытались подползти ребята, но снайперы стреляли на поражение. Тогда этот врач-северянин сказал, что вытащит его пусть даже ценой своей жизни. Он пробежал этот участок, даже перекатился там, схватил раненого и выволок его оттуда, рискуя жизнью. Не знаю, был ли он отмечен какой-нибудь наградой после войны. А ведь таких героических поступков было много, не обо всем рассказано, к сожалению.

– К началу августовской войны 2008 года наши медики уже прошли суровую школу экстремальной медицины прежних лет. Вы предчувствовали повторение такого же сценария?

– Конечно, мы все понимали реалии. Грузинские войска уже сконцентрировались близ границ, и мы готовились, чувствуя, к чему идет. Но, честно говоря, такой жестокой войны никто не ожидал. И опять невольно думаешь о том, что без вмешательства Бога спасение народа Южной Осетии тогда не обошлось. Это он давал силы нашим медикам в нечеловеческих условиях, в подвале больницы, сотрясавшейся под ударами «Градов», спасать людей, когда сами они от усталости держались на ногах только силой воли и мужества. Это был настоящий героизм, особенно, когда думаешь о том, что каким-то чудом мы за эти кровавые августовские дни не потеряли ни одного раненого, если только его удавалось доставить в больницу живым. Я горжусь, что принимал участие в этом фантастическом «дежурстве» в августе 2008 года вместе со своими героическими коллегами, а также медиками-добровольцами, примчавшимися к нам на помощь из Москвы, Владикавказа и других городов. Этот подвиг должен стать поворотным пунктом возрождения славной медицины Южной Осетии.

– Война помешала Вам защитить докторскую диссертацию, но что еще могла ученая степень добавить к Вашему опыту, полученному за эти годы?

– В самом конце 1990-го года я как раз работал над докторской диссертацией, сидел в Тбилиси, в гостинице и готовился к защите, когда началась война. Я выехал домой немедленно, добрался сюда с большим трудом, оставив свою диссертацию в Тбилиси. Думаю, кто-нибудь ее успешно «защитил» J.

– Дочь пошла по Вашим стопам, стала врачом, но сын выбрал профессию строителя. Вы не пытались создать династию врачей в семье?

– Я хотел, чтобы и сын стал врачом, но он так и не полюбил эту профессию. Меня вечно не бывало дома и домашним это, конечно, не нравилось. Многие годы днем и ночью я бывал в больнице, иногда моя супруга Донара приезжала ко мне туда, мы встречались в больнице. Она все это стойко переносила. Мы с ней вместе уже очень давно, около 60 лет. Дети мои довольно успешные в жизни, и внуки уже взрослые...

У меня была отличная пасека в нашем доме в селении Малда, яблоневый сад, урожай мы часто раздавали по детским садам, так много было фруктов. Друзья очень любили наш дом. Очень хотелось бы пожить там, восстановить сад и пасеку. Но пока здоровье не позволяет этим заниматься, поэтому сижу в городе и пишу книги, больше мне ничем не дают заниматься. У меня сейчас две рукописи в работе.

– Николай Георгиевич, пожелаете что-нибудь молодой смене, Вашим преемникам?

– Хочу сказать молодежи: недопустимо выбирать профессию врача из-за престижа. Я считаю, что, если у тебя нет призвания к медицине, ты не должен этим заниматься, потому что замучаешь и больного, и себя. Быть медиком – это ответственность, особенно, если перед тобой тяжелобольной. Здесь нужны крепкие нервы, уверенность и сила воли. Это очень важные качества. Но, если ты правильно угадал с профессией, то будь готов к тому, что медицина сильно затягивает, привязывает тебя к работе, к этому ненормированному графику и сумасшедшему образу жизни. Легкой жизни не будет, но зато будет удовлетворение от служения людям и спасенных жизней.

 

Инга Кочиева

 

На фото: Один из редких кадров на котором Николай Георгиевич запечатлен за работой. Фото из архива газеты «Республика»

Николай Дзагоев: «Подвиг медиков во время войны должен стать поворотным пунктом возрождения славной медицины Южной Осетии»


Опубликованно: 15-06-2021, 15:04
Документ: Интервью > https://respublikarso.org/interview/3707-nikolay-dzagoev-podvig-medikov-vo-vremya-voyny-dolzhen-stat-povorotnym-punktom-vozrozhdeniya-slavnoy-mediciny-yuzhnoy-osetii.html

Copyright © respublikarso.org
При копировании материалов, гиперссылка обязательна.

Вернуться назад