Инал Плиев: «Мы можем лишь слегка прикоснуться к краям тайны творчества»

Инал Плиев: «Мы можем лишь слегка прикоснуться к краям тайны творчества»Инал Плиев – один из тех цхинвальцев, кто может легко и с достоверностью рассказывать новейшую историю Южной Осетии. Он свидетель и участник многих важных событий, которые еще не нашли отражения в воспоминаниях очевидцев. Каким-то образом получается, что он всегда в эпицентре – там, где требуется слово журналиста, политический анализ, репортаж из-под обстрела или строка поэта. Инал был руководителем пресс-центра осетинской части Смешанной контрольной комиссии и был на службе в тот момент, когда на Цхинвал упали первые снаряды в августе 2008 года. Он вместе с другими журналистами сразу после войны рассказывал миру на пресс-конференциях в Риме, Брюсселе и Берлине о том, что произошло в Южной Осетии. Инал любит поэзию и безупречно владеет осетинским языком. Он, конечно, пишет стихи, но никому их не показывает, потому что их сюжеты имеют свойство сбываться, как он признался. Но его переводы на осетинский язык произведений русских, болгарских и испанских авторов, а также песен о Великой Отечественной войне заслужили признание читателей и слушателей.

– Инал, Ваш уровень владения осетинским языком – один из лучших в Республике. Глубокий интерес к языку развивался не у многих, считалось, что осетинским здесь и так все владеют в достаточной степени. Почему Вы решили совершенствовать обычный уровень и подняться выше?

– Я родился в Цхинвале, в многонациональном и интернациональном городе, где было принято с уважением относиться ко всем народам, многие помнят наш старый Цхинвал. Конечно, это был Советский Союз, мы жили в условиях пропаганды интернационализма и равноправия всех народов. Но в какой-то период с удивлением обнаружили, что в школах осетинский язык и литературу мы проходим всего лишь два или три часа в неделю, что учебники у нас черно-белые, старые и потрепанные, в то время как по другим предметам – красочные с цветными иллюстрациями. Не хватало учебников по языку и литературе. Но у нас были прекрасные педагоги, они вытягивали из этих 45 минут максимум, чтобы привить ученикам интерес к языку. Это Бабуля Гаглоева, Ольга Бибилова, Юза Харебова... Они рассказывали нам не только то, что есть в школьных учебниках, но и различные эпизоды из аланской истории, трагические факты событий геноцида 1920 года, о судьбе студентов, которых арестовали в 1951 году за защиту осетинского языка. В тот период в преподавании родного языка в школах Южной Осетии царил хаос. Одни классы принудительно изучали грузинский язык, в других – все изучали осетинский. Наш класс был смешанным, и ученики могли выбрать один из двух языков. Представители неосетинской национальности выбирали грузинский язык, как более перспективный для карьеры. Но и из осетин тоже некоторые выбирали грузинский…

– Может, они думали: «Осетинский я уже и так знаю...»?

– Нам задавали большие фрагменты литературных произведений учить наизусть. А в грузинском секторе самое большое задание было – выучить три строфы стихотворения. Некоторых привлекло именно это, требования были легче. Грузинский язык звучал по телевидению, по радио, пресса доставлялась, и на этом фоне преподавания даже такого уровня было вполне достаточно, чтобы овладеть языком. Телевидения в Южной Осетии не было, осетинский язык звучал по радио 15 минут утром, в 12.00 бывал концерт, в шесть часов вечера - новости и снова концерт. В общем, суммарно не более 2 часов в день. Так что, педагоги старались, чтобы мы усвоили как можно больше.

Я хотел стать журналистом и по окончании школы в 1989 году поступил на осетино-русский факультет ЮОГПИ. В то время у нас не было журфака. Вскоре началась первая агрессия Грузии и первая блокада, когда 23 ноября грузинские националисты двинулись на Цхинвал проводить так называемый «мирный митинг». По радио передавали обвинения в адрес неблагодарных осетин, которые хотят отделиться от Грузии, при том, что составляют меньше одного процента населения Грузии, но для них созданы райские условия – осетинский театр, газета, радио, педагогический институт. Звучали призывы принять грузинские ценности, как родные, в том числе, и грузинский язык. Такое отношение к осетинскому языку только укрепляло нашу любовь к нему и желание сохранить его, отстоять его права. В условиях грузинской языковой экспансии среди осетин звучали предложения перейти на осетинский язык делопроизводства, но и им отвечали, что в осетинском нет многих терминов, например, технических и т.д. Неудивительно, ведь члены терминологической комиссии были расстреляны в 1937 году, а новая комиссия так и не была создана.

В 1951 году в течение 24 часов со всех вывесок в Южной Осетии были сняты таблички на осетинском языке, которому к тому времени уже был насильственно навязан грузинский алфавит. В таких условиях, тем не менее, у нас думали о развитии осетинского языка. В университете я учился у лучших преподавателей осетинского языка: Боболка Медоева, Гацыр Плиев, Зоя Битарты, Илья Хугаев, Николай Габараев, Елизавета Цховребова, Нина Гаглоева (Нига), Григорий Мамиев. Несмотря на условия – отсутствие электричества, отопления, газа, они под обстрелами приходили на работу, бывало, что и пуля залетала в аудиторию, но лектор даже не менял интонацию, настолько мы привыкли к обстрелам. Параллельно учебе я иногда сопровождал иностранных журналистов, как переводчик.

– Переводили на английский?

– Школьная база была хорошая. А непосредственно перед войной я учился на курсах Зелима Цховребова, который преподавал английский по оксфордской программе. Это мне очень помогло и в 1991 году, когда началась война. Переводчиков реально осталось только шесть человек: Мира Цховребова, Залина Гаглоева, Алексей Чибиров (в свободное от войны время) и другие. Меня официально прикрепили к Комитету по СМИ и информации при Верховном совете, который возглавлял Ахсар Джигкаев. Обычно я ходил с журналистами в больницу, где они снимали и записывали раненых. Помню, там был однажды четырехлетний мальчик, его отца избивали грузины и он подскочил к ним, кричал, чтобы они не трогали его. Его выкинули со второго этажа, он упал на кучу песка и выжил, но все его тело было одним сплошным синяком... Водил журналистов также в разгромленный театр, на котором тогда написали «музей грузинской культуры и цивилизации». Я несколько месяцев принимал участие в этом, пока не были налажены госструктуры, и уже на профессиональной основе серьезные люди не занялись данным направлением.

– Инал, как у Вас появилась идея переводить песни военных лет на осетинский?

– Однажды я услышал по радио «Майский вальс» в исполнении Евдокимова, песня запала мне в душу, и почему-то мне захотелось, чтобы кто-то ее перевел... Кто знал, что сделаю это я сам через 10 лет. Я переводил ее урывками, с большими перерывами и не думал, что что-то получится.

– Это был первый опыт перевода на осетинский?

– Были еще другие попытки, но менее успешные. Я перевел стихотворения американских авторов XIX века: «Эльдорадо» Эдгара По и «Стрелу и песню» Лонгфелло, которое, оказывается, перевели до меня шесть раз, в том числе, наш известный ученый и политик Юрий Дзиццойты. Его перевод был опубликован в журнале «Фидиуæг» недавно. Признаться, удивительно, что осетинские поэты и переводчики, независимо друг от друга, испытывают такое желание и пристрастие перевести именно это стихотворение.

Что же касается «Майского вальса», то когда перевод был закончен, я его особо никому не показывал. Друзья, увидев и оценив, попросили перевести еще несколько песен, но тогда я был невысокого мнения, как и сейчас, о своих переводческих способностях, оттого очень медленно все продвигалось. В итоге я перевел еще песни «Журавли», «Темная ночь» и другие. «Журавли» переводил, кажется, три года, настолько тяжело мне давался слог. Что касается «Прощания славянки», то поскольку в русском языке нет канонического текста на музыку композитора Агапкина, то и я решил на осетинском языке тоже создать отдельный вариант. Эдуард Дауров исполнил эти песни мастерски, и они стали любимыми песнями многих.

– Как Ваши тексты попали к нему?

– В 2010 году Южная Осетия присоединилась ко всероссийской акции «65-летию Победы – 65 добрых дел». Я тоже решил сделать одно доброе дело и передал свои переводы в штаб этой акции, который возглавляла Жанна Зассеева. Она показала эти тексты известному осетинскому певцу, народному артисту РСО-А и РЮО Эдуарду Даурову, тексты ему понравились, средства для оплаты работы студии звукозаписи выделил президент Эдуард Кокойты, после чего была сделана запись. Премьера песен же состоялась в Цхинвале, на Театральной площади, при большом скоплении народа и участии российских солдат и офицеров. После десятки людей подходили ко мне и благодарили, это было очень трогательно, как близко к сердцу они приняли осетинское звучание прекрасных песен о Великой Отечественной войне, которую мы пережили вместе с народами СССР.

– Я слышала исполнение «Прощания славянки» на татарском языке. Тоже очень пронзительно. Значит, ее переводят на языки народов СССР…

– Агапкин великий композитор. Его творчество не просто нравится людям, независимо от национальности, оно проникает глубоко в душу. Невозможно совершить перевод этих песен без знания кон текста, не проникнув его духом. Хотя точность перевода имеет большое значение.

Буквально на днях мне позвонил мой друг, российский журналист Никита Сумеркин, который был неоднократно в Южной Осетии. Он упрекнул, что в переводах военных песен я обошел самую первую, самую трагическую страницу войны – нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Это он вдохновил меня на перевод «Священной войны». Как я уже говорил, перевожу я очень медленно, могу переводить одно стихотворение месяцами, годами. Творчество – это такая сфера, о которой мы не все еще до конца знаем, о том, как происходит этот процесс, написаны тысячи книг, но ученые до сих пор не знают, как происходит сотворение литературных произведений, в том числе, их перевод с одного языка на другой. Наверное, пусть не будет стыдно в этом признаться, существуют какие-то силы, которые иногда помогают, иногда мешают, но «Священную войну», это сложнейшее произведение, я перевел за одну ночь. Боюсь об этом говорить, чтобы не вызвать какого-то непонимания, но умолчать об этом тоже не могу, потому что это означало бы приписывать себе те заслуги, которых у меня нет.

– Вдохновение?

– Вдохновение помогает на начальном этапе, но довести до конца, выполнить всю работу – для этого должно быть какое-то другое объяснение. Благодаря этому переводу, я сам узнал одно новое осетинское слово, это «ярость» – «рыхæн», ведь мы в обычной жизни не употребляем этого слова.

– Кроме песен военных лет, получивших широкую известность, у Вас есть переводы произведений Николая Гумилева. У него разные периоды творчества, тонкие, изящные стихи. Как возможно по-осетински отразить вот эту роскошь, утонченность акмеизма? Представляется, что наш язык должен содержать больше военной лексики, он такой суровый, что для очень красивого слога в нем, кажется, не хватает…

– Дзырдтæ? Это стереотип, уверяю, что хватит. Я не знал, что творчество Гумилева меня так увлечет. Это такая богатая личность, что можно долго размышлять над вехами его жизненного пути. Чем лично меня привлекли его удивительные стихи, я не могу сказать. Это тайнатворчества, мы можем лишь слегка прикоснуться к краям этой тайны. «Жираф», «Ты помнишь дворец великанов», «Память» – там такие глубокие мысли, что каждый раз обнаруживаешь что-то новое. А ведь я перевел всего десять стихотворений. Его расстреляла советская власть, он был царским офицером, хотя был гуманистом. Есть международный сайт любителей творчества Гумилева, там опубликованы его стихи, переведенные на десятки языков мира. И есть 11 переводов на осетинский, 10 из которых – мои. Я узнал, что у Нафи Джусойты, есть переводы Гумилева, я хочу раздобыть их и отправить на этот сайт. Кроме того, я перевел произведения еще нескольких поэтов Серебряного века.

В прошлом году, когда почти во всем мире ввели локдаун, мой друг, доцент Русенского университета Живодар Душков, известный болгарский ученый, вышел на улицу и увидел свой город пустым и грустным, он написал стихотворение, пронизанное грустью, но и надеждой, что человек победит вирус. Мне так понравилось это стихотворение, что я перевел его на осетинский. Тогда я пока не знал, что его перевели еще на 80 языков мира, но осенью прошлого года вышел первый том его книги, с переводами, где находится и мой перевод на осетинский язык.

– Инал, почему Вы выбрали болгарский? Откуда он взялся в Вашей жизни?

– Во-первых, осетины приняли активное участие в освобождении Болгарии в ходе русско-турецкой войны (1877-1878), в рядах русской армии и в рядах, созданного Россией Терско-горского иррегулярного полка, был и Осетинский добровольческий дивизион. Там, в том числе, участвовали деды и прадеды жителей Южной Осетии. Кроме того, во время грузино-осетинского конфликта в миссии ОБСЕ работали болгарские дипломаты, которые, в отличие от других, занимали, если не проосетинскую позицию, то позицию, направленную на сохранениемира. И в начале 2000-х годов они по мере своих возможностей препятствовали Саакашвили в развязывании войны.

Да, известно, что Болгария, как натовская страна, поставляла оружие в Грузию, но там были и силы, которые выступали за объективное отношение к событиям в Южной Осетии. За миролюбивую и объективную политику несколько болгарских дипломатов были награждены тогдашним президентом Э. Кокойты высокими правительственными наградами. Общественные организации «Болгарский антифашистский союз» и «Болгарский национальный совет мира» выступали с заявлениями в нашу поддержку, различные болгарские СМИ звонили мне и брали интервью. Болгария и болгарский народ стали мне симпатичны, из уважения и любви к ним я начал учить болгарский язык, чтобы теснее общаться с ними. После войны августа 2008-го я посетил Болгарию пять раз с 2009 по 2012 годы. Они всегда были рады меня видеть, это было так искренне и так по-человечески, что невозможно было не полюбить Болгарию еще больше. Они приглашали наших ученых на научные конференции, наше сотрудничество осуществлялось без всякой политики, строго в рамках научных и культурных контактов. Болгария, как и другие западные страны, не была против чисто культурных связей, но на каком-то этапе стало больше препятствий нашему сотрудничеству со стороны официальных структур и в 2018 году нам уже не дали визу.

В общем, я перевел на осетинский язык произведения болгарских авторов – стихотворение Ивана Вазова в честь встреч болгарских войск в Софии в 1885 году, и еще стихотворение современного классика Атанаса Далчева «К Родине», современных авторов – Пламена Павлова и других. В рамках осетино-болгарской дружбы мы выпустили книгу болгарских сказок на осетинском и болгарском языках. Валерий Гобозов, известный поэт и переводчик, сделал в свое время профессиональный перевод. Я помогал, если он не мог понять отдельные обороты. Это первая в истории книга на болгарском языке, выпущенная на осетинской земле. В Болгарии ее хорошо приняли, мы повезли 100 экземпляров издания туда на презентацию, но МИД Болгарии категорически запретил своему консульству выдавать нам визы на въезд.

– Чем занимаетесь сейчас, какие у Вас творческие планы?

– Мне обещают скоро выпустить мою книгу переводов, надеюсь, что будет возможность раздать часть тиража в сельских библиотеках и школах, чтобы у школьников возникал интерес к русской литературе, к Серебряному веку, к русской поэзии. Знакомство с переводами должно вызвать интерес и к осетинскому языку, к его красоте и богатству.

– Как привести талантливых молодых людей в осетинскую поэзию и литературу? Есть ли наставники у молодых талантов? Есть литературный конкурс «Булæмæргъ», но я имею в виду системный процесс. Каковы перспективы молодых талантов, которые должны завтра сменить корифеев осетинского слога?

– У нас, именно в сельской местности, много талантливой молодежи со склонностью к художественному слову, но с ними надо работать. Писатели и поэты не возникают из ниоткуда, всегда нужен критик, человек, который объяснял бы им сильные и слабые места их творчества, технику стихосложения, создания образов, передачи понятий на осетинский язык. На самом деле осетинский язык достаточно богат, чтобы выразить все, что угодно. Когда я переводил «Темную ночь», мои друзья меня спрашивали, как ты переведешь, скажем, строчку: «И тяжелая темная степь пролегла между нами»? Я перевел так: «Æмæ саудалынг хæсты быдыр дардыл айтынг ис не хсæн»…

– Спасибо большое, Инал. Желаем творческих успехов.

Инга Кочиева

На фото: Руководство Общества югоосетинско-болгарской дружбы у въезда в село Осетеново (Болгария). 2010 год

Инал Плиев: «Мы можем лишь слегка прикоснуться к краям тайны творчества»

 

 


 

 

 

 


 

Василий Лебедев-Кумач

Ахсджиаг хæст (Священная война)

Фæдис, фæдис, хъæддых бæстæ,

Мæлæтдзаг хæстмæ сыст,

Фашистты тар, æлгъыст тыхтæ

Ныгуылæнæй бырсынц.

 

Уадз, уаз æмæ уæздан рыхæн,

Гуылфгæнгæ, ’хсида ‘рмæст, –

Цæуы рæстаг хæст, растæнæдæр,

Иттæг ахсджиаг хæст.

 

Раст, полюстау, ныхмæ æвæрд,

Æнусон знæгтæ стæм:

Кæд уыдон тауынц сау мæлæт, –

Мах рухс цардыл хæцæм.

 

Зынг зæрдæтæ нымæггæнæг

Ам баййафдзæн ныхкъуырд,

Тыхæйисæг, тыхмигæнæг,

Дæ кæрон ам æрцыд.

 

Нæй знаджы саусис сынтытæн

Нæ уæлдæфы тæхæн.

Нæ рæсугъд, райдзæст быдыртæ

Йæ къæхты бын кæнæн.

 

Æмбыд, фашистон дæлимон

Нæнæмыгæй мæлдзæн,

Æлгъаг лæгсырд æнахъинон

Фæавддæлзæхх уыдзæн!

 

Цæуы нæхъæддых, стыр бæстæ

Мæлæтдзаг хæстмæ ныр,

Фашистты тар, æлгъыст тыхтæ

Ныккæндзыстæм бызгъуыр.

 

Уадз, уазæмæ уæздан рыхæн

Уылæнау, ’хсида ‘рмæст, –

Цæуы рæстаг хæст, растæндæр,

Иттæг ахсджиаг хæст!

 

Уырыссагæй раивта Плиты Инал


Опубликованно: 27-03-2021, 17:03
Документ: Интервью > https://respublikarso.org/interview/3580-inal-pliev-my-mozhem-lish-slegka-prikosnutsya-k-krayam-tayny-tvorchestva.html

Copyright © respublikarso.org
При копировании материалов, гиперссылка обязательна.

Вернуться назад