Самая известная телеведущая, всегда элегантная, с обаятельной улыбкой, за внешней хрупкостью которой скрывается матерый профессионализм, сформированный за три десятка лет работы на Государственном телевидении – одна из немногих, сохранивших верность родной телекомпании за все эти годы. Кажется, что ее на жизненном пути сопровождали только медные трубы славы, а огонь и вода, через которые она прошла вместе со всеми, это не про нее. Ирина Габараева, Заслуженный журналист РЮО, вспоминает о трудных временах на заре становления ГТРК «Ир», как счастливых и интересных днях жизни, они были новаторами во всем и со своей задачей справлялись отлично, несмотря ни на что. Надо честно признать заслугу телевидения и ее дикторов, которые помогли удержать осетинский язык от растворения и сегодня продолжают делать все для его сохранения. В нашем весеннем восьмимартовском интервью Ирина делится нюансами телевизионных будней и душевно поздравляет женщин с Праздником 8 марта.

– Ирина Алихановна, Вы одной из первых пришли на Независимое телевидение более 30 лет назад, когда телевизионщикам часто приходилось самим делать всю работу от оператора до музыкального редактора и т.д. Можно было выбрать одно из этих амплуа. Почему Вы предпочли стать диктором?

– Телевидения в Южной Осетии до этого не было и для нас, начинающих журналистов, это был иной мир, в котором мы были первопроходцами без опыта и навыков. При тогдашних возможностях работать только в одной сфере было бы роскошью. Мы были и операторами, и корреспондентами, готовили и авторские программы. Работали жадно, с энтузиазмом. Вместе с Аллой Пухаевой мы тогда ходили по городу с нашей огромной видеокамерой, снимали, проводили опросы на улицах, писали тексты к материалам и монтировали их с Таней Шевцовой. Мне нравилось все, потому что сама атмосфера была волшебной, интересной. На телевидение я видела себя изначально именно диктором, но, наверное, нельзя было сразу посадить меня в студии, поэтому и я, и девочки, осваивали все телевизионные специальности. Мзия Кокоева тоже работала диктором, но параллельно все делали репортажи и авторские передачи – то, что у нас называлось «Сӕрмагонд ӕрмӕджытӕ». Обстоятельства сложились так, что я по сей день работаю диктором.

– А кто проводил пробы, как все это происходило?

– Ситуация была комичная, я никого не знала, кроме Серго Плиты и Мзии Кокоевой, побаивалась, думала, что там работает элита нашей Республики, а я дилетант. На самом деле я не ошиблась, на тот период телевизионщиков называли элитой. Девочки со студии наблюдали через окошко монтажного отдела, как я поправляю прическу перед пробами, и не могли понять, кто я и зачем пришла. Тимур Цхуырбаты послушал, как я читаю, и не отказал мне, если даже я была не на уровне. Дружелюбный коллектив ко мне хорошо отнесся, это самые родные люди по сей день в моей жизни.

– Текст читали на осетинском?

– Да, для национального телевидения это было нужно в первую очередь, но я начала вести рекламный блок, где мы работали и на русском, и на осетинском языке. Ограничений не было.

– Интересно было? Вы были очень молоды тогда.

– Мне было немногим больше двадцати, дочке было два годика, когда я пришла работать в 1993 году. Я уже 30 лет на телевидении! Конечно, было интересно. Для нас было счастьем радовать зрителей, привносить что-то позитивное в серые будни народа, искали новые направления. Особой цензуры не было, мы старались отразить все важные события, которые происходили в Республике. Коллектив был молодой, креативный, мы работали весело, несмотря на скромные возможности.

– Охват был большой, весь город мог смотреть телевидение?

– Весь город смотрел, люди замирали вечером перед экранами телевизоров, вслушивались в каждое слово, информационная работа имела огромное значение. Потом было сформировано Государственное телевидение, где я продолжила работу.

– Позитива тогда было маловато, больше трагического, так что в эфир часто шли сюжеты в память о погибших, о жертвах послевоенных столкновений среди вчерашних защитников и т.д…

– Но мы все-таки находили позитив, переводили мультфильмы с русского на осетинский, чтобы радовать маленьких телезрителей, наших выпусков ждали с удовольствием, и это дорогого стоило. Если сравнить тот период с сегодняшним, я могу сказать, что мы с каждым днем теряем нашего зрителя. Тогда нас смотрели все, несмотря на то, что условия работы далеко не соответствовали нынешним, нами гордились.

– 1990-е годы в информационной сфере характеризовались революционными переменами, закончился тот классический советский период ТВ, когда дикторы каждый вечер сообщали населению огромной страны позицию Кремля по всем вопросам, и больше никто никакой позиции не знал. А тут прорвало, образовалось много разных каналов, и диктор стал статичной фигурой, появились ведущие телеэфира, которые преподносили информацию так, как считали нужным. Вы сожалеете об этом?

– Дикторы в основном были во времена Советского Союза, но и в постсоветском пространстве еще оставались. У нас дикторы перевелись в начале 2011 года, когда на телевидении произошел прорыв в развитии, директором был уже Дмитрий Бирагов, мы стали выходить в прямом эфире в день три раз, тогда и появились, скажем так, ведущие. Чем отличается диктор от ведущего? В советские времена диктору не предоставлялось право самому работать с материалом, писать подводки, выдавать то, что он считает нужным и т.д., он был просто «говорящей головой». За него писали текст, и он читал его. Ведущий же стал работать с материалом, у него свое видение, своя подача информации, хотя редактор, конечно, предварительно смотрит материал и может вносить небольшие коррективы.

– Ведущие информационных выпусков, даже на Первом канале, от текста не отступают, они могут лишь эмоционально воздействовать на телезрителей, выделяя разные аспекты.

– У ведущего авторской программы есть свободная площадка, когда он готовит свою программу, но ведущий информационного блока – это другое, там самодеятельностью заниматься нельзя. Я, как ведущая информационки, исхожу только из материала, который подготовил корреспондент и посмотрел редактор, потом уже делаю себе подводку и выдаю в таком виде телезрителям. У меня свой стиль подачи информации, но менять в тексте я ничего не могу.

– Быть рупором официальной информации очень важно, но Вы человек творческий, Вам никогда не хотелось делать собственные передачи?

– Я когда-то вела две авторские программы. Меня интересовала психология, и если бы у меня была возможность, я бы в свое время выучилась на психолога. Я делала цикл передач на темы, связанные с молодыми семьями, отношениями в семье, отзывы на тот момент были хорошие, не знаю, как бы сегодняшний зритель отнесся. Потом я расширила круг вопросов, стала вести передачу «Этоинтересно», там аудитория была шире, вопросы самого разного характера поступали на номер телефона, который я оставляла, и я отвечала на них в ходе передачи. Они касались социальной сферы, медицины, психологии и т.д. Мне было интересно искать ответы на них. В 2011 году Бирагов предложил мне работать ведущей новостей в прямом эфире.

– Не было страшно в прямом эфире?

– Конечно, было. Даже сегодня можно чего угодно ожидать в ходе эфира, никто не застрахован от форс-мажорных обстоятельств, в любой момент может вырубиться свет, полететь камера или я сама могу что-то испортить – я аллергик и у меня всегда панический страх чихнуть в прямом эфире J. Бирагов меня успокоил: «Ничего страшного, представляешь, сколько народу тебе скажет «Будь здорова?». Газетный стиль отличается от телевизионного, поэтому я избегаю сложных оборотов, нас учили составлять текст из максимально коротких предложений, телезритель не должен напрягаться и следить за смыслом, а то потеряет интерес или не поймет, о чем говорят, мы должны излагать материал в 3-4 предложениях.

– Вас обучали специально? Может, были курсы актерского мастерства?

– Мы однажды попросили Донару Кумаритову позаниматься с нами, царствие ей Небесное, она была настоящим диктором. Мне она сказала, что в моей речи все хорошо, меня нечему учить. Это сказала профессионал своего дела, чем я очень горжусь! С 2011 года у нас появились возможности, на телевидение приглашали специалистов, проводили мастер-классы или же отправляли сотрудников на курсы. Я попросила Бирагова направить и меня на повышение квалификации, но он решил, что не стоит: «Чему тебя могут научить? Ты занимаешься одна той работой, которую на российских телеканалах делает команда». Готовить текст к выпуску это действительно командная работа, 5-6 человек работают, чтобы сделать небольшую подводку к тексту. У меня всегда было стремление к профессиональному росту, но сейчас актуальней обучать молодых.

– Работа на национальном телевидении требовала отличного знания осетинского языка. Многие не смогли перестроиться, как Вы справились?

– Осетинский язык это наша боль, мне грустно, что у нас стало нормой проводить круглые столы о спасении осетинского языка и обсуждать вопрос по-русски. Осетинский язык очень красивый, я была бы счастлива владеть родным языком в совершенстве, но, к сожалению, иногда мне встречаются слова, значения которых я не понимаю, потому что мы не используем очень многое из лексики в нашей повседневной жизни. Даже мое поколение сталкивается с такой проблемой, а с нынешним поколением вообще сложно. У нас было строгое требование, чтобы больше программ выходило на родном языке, мое уважение Тимуру Цхуырбаты, у него была правильная позиция. Мы работали со словарем, у нас была и переводчица, Залина Галаванова. Когда мы не справлялись сами, мы быстро писали текст на русском, Залина переводила, так мы стали привыкать к оборотам речи, фразам, словам, вместе учились богатому литературному осетинскому языку. И по сей день учимся, потому что нет предела совершенству. А уж к диктору еще более высокие требования, он должен говорить безупречно. Что мне запомнилось: я вела свои авторские передачи на русском языке, а потом, когда уже стала ведущей, думала на русском и переводила свои мысли на осетинский. И мой редактор, Джамбулат Лохов, меня постоянно ругал: «Ира, ты пишешь по-русски!». Я спорила с ним все время и только много времени спустя поняла, как он был прав, я переводила с русского, а он, как профессионал, отлично это чувствовал. В осетинской речи нет никаких оборотов, осетинская речь проста и потому оригинальна и красива.

– Как Вы разговариваете дома или с друзьями – на таком же литературно-возвышенном языке? Не раздражают ошибки, которые допускают сплошь и рядом Ваши собеседники? И то, что они говорят на двух языках одновременно?

– У меня таких требований к людям нет, я понимаю, что в совершенстве владеть языком невозможно. Люди больше общаются на русском, постепенно это становится привычным и никого не удивляет. Мои близкие друзья все высокообразованные, владеют и русским, и осетинским языком на достаточно высоком уровне. Я эти требования предъявляю в первую очередь себе, потому что грамотность и произношение диктора должны быть эталоном. Было бы неплохо, если бы в детских садах, в школах и, прежде всего, в семье пропагандировали осетинский язык, рассказывали бы детям сказки на родном языке, стишки бы учили с ними… Недавно знакомая спросила меня, что такое «сӕрвӕт». Оказывается, ребенок учил урок и не понимал этого слова. Если дети не бывают в деревне и не слышат эту речь, то слова, связанные с землей, сельхозработой, им, не знакомы, они не знают сельскую терминологию. Но слово «пастбище» ребенок знал. Это неверный путь – объяснять слово, просто переведя его на русский. Обучение должно охватить все пласты – от бытовых названий до более сложной терминологии культуры, истории и т.д. Если родители не помогают в этом деле, рассчитывая только на школу, то бесполезно надеяться. Дети говорят на осетинском с русским акцентом, зубрят уроки и пересказывают, часто не понимая смысла. Наш родной красивый осетинский язык умирает, как ни больно это признавать.

Телевидение способствует сохранениюосетинского языка, у нас больше программ на осетинском языке, чем на русском, но, я считаю, что этого не достаточно. У нас очень много претензий к детям и молодежи, что они не утруждают себя, не говорят на родном языке. Но язык должен функционировать, чтобы жить, и для начала хотя бы часть вопросов на заседаниях Правительства, сессиях Парламента должна рассматриваться на осетинском языке.

– Что Вы думаете об официальной подаче информации и «сермяжной правде»? Бывает, что общаясь с людьми, Вы обнаруживаете, что информация о событиях иногда отличается от той, что телевидение сообщило всей стране.

– Информация с экрана предполагает наличие официального источника. Сейчас появилось множество альтернативных источников в интернете, поэтому манипулировать информацией нет смысла. Было, конечно, время, когда люди верили буквально каждому слову с экрана телевизора, хотя перепроверить новости по своим каналам не составляло никакого труда. Вспомнила смешной розыгрыш, который мы устроили однажды в 90-е годы. В канун 1 апреля сообщили, что в Цхинвал приехал некий Алан, осетин из США, который хочет жениться на осетинке и попросил познакомить его с достойной девушкой. Дальше мы просим девушек, которые хотят выйти замуж за американского осетина, собраться на площади, и пусть они будут в белых рубашках, чтобы Алан мог понять, среди кого ему предстоит сделать выбор. Сами мы посмеялись и забыли, а на второй день, 1 апреля, нам рассказали, что по площади, независимо друг от друга, дефилируют необыкновенно красивые девушки в белых рубашках. Конечно, лестно было подумать, насколько безоговорочно телезрители доверяют экранному слову, но получилось жестоко по отношению к нашим цхинвальским девушкам, которые просто устали от невыносимо трудной жизни в тот период.

– У Вас случаются ошибки в прямом эфире?

– Мы все живые люди, всякое бывает, могу оговориться, могу закашлять в эфире. Недавно плохо себя чувствовала целый день, давление было пониженное, а студия информационных программ – замкнутое помещение, довольно душное. У меня, наверное, началось кислородное голодание, я начала задыхаться и уходить в обморок, а сюжет заканчивался, и я вот-вот уже должна была появиться в кадре. Я стала махать руками оператору и режиссеру, чтобы остановили эфир. Они прибежали и буквально вылили на меня кувшин воды, слава Богу, что на мне был плотный твидовый пиджак, на котором не видно было следов воды. Я собралась и за оставшиеся секунды зачитала свой текст с невозмутимым видом.

– Что помогает самому известному диктору страны быть в такой прекрасной форме? Где берутся силы поддерживать все то, из чего «состоит» женщина: стиль, одежда, макияж, прическа? И прямая спина.

– Я бы не сказала, что я чем-то существенно отличаюсь от всех женщин Южной Осетии. Как поется в известной песне: «Я не одеваюсь в бутиках модных…», сама себе и визажист, и стилист в одном флаконе. Сама подбираю одежду перед эфиром. Иногда с макияжем помогает дочь, она начинающий визажист и очень старается, но не всегда бывает время зайти к ней. Конечно, на современном телевидении должны быть свои визажисты, стилисты, но у нас пока нет этих возможностей, хоть мы в какой-то степени вышли на новый уровень. Подходящую для студии одежду в классическом стиле тоже, во-первых, надо где-то находить, во-вторых, на что-то покупать. Стараемся соответствовать стандартам. Когда я вела авторскую программу, то сама заключила договор с магазином, мне предоставляли одежду, а я в свою очередь, делала им рекламу, писала в титрах, что одежда ведущей предоставлена таким-то магазином. Но для информационных выпусков такой вариант не предусматривается, хотя нам давно обещали решить вопрос.

– Вы сами смотрите телевидение Южной Осетии?

– Я смотрю новости обязательно. На YouTube нас постоянно смотрят осетины, проживающие за рубежом, местные тоже, но, конечно, хотелось бы больше. Наверное, я сравниваю с теми временами, когда у нас появилось национальное телевидение, и по вечерам соседи ходили друг к другу смотреть новости Южной Осетии. А когда отключался свет, то все знали, у кого есть генератор, и шли к ним, это было очень душевно. Сейчас интерес к ТВ падает не только в Южной Осетии. Это закономерно в эпоху интернета, но я не теряю надежды, что телевидение вновь станет таким же востребованным.

– Как Вы быстро восстанавливаете энергию, если сил нет, а надо идти в студию? Чем Вы себя мобилизуете?

– Всегда что-нибудь найдется, что мешает стопроцентной готовности к эфиру. Не выспалась или нет настроения – все это никого не интересует, тем более – зрителя, работа, да и вся жизнь диктора – это строгая дисциплина во всем, ошибки недопустимы. На такой случай я всегда держу при себе горький шоколад. Он помогает восстановиться, прибавляет бодрости и уже с полной ответственностью, мобилизованная и настроенная, я иду проводить эфир.

– Остается время на семью?

– Остается. У меня взрослые сын и дочь, у них свои дети, есть у меня и внуки. Естественно, я уже могу себе позволить расслабиться, душа матери спокойна за своих детей, у них самостоятельная жизнь. Но для мамы дети всегда маленькие, и, как бы я ни старалась не контролировать их, все равно всегда интересуюсь, все ли у них в порядке. Как и все мамы. Дочка окончила факультет журналистики, работает на телевидении звукорежиссером, есть у нее и свои идеи, но пока не реализовала их.

– Многих интересует Ваш нетипичный разрез глаз. У Вас были в родословной восточные предки, чьи гены отразились на Вашей внешности?

– Мне передались бабушкины глаза и скулы, так что в детстве меня дразнили «японкой», а я обижалась. Потом повзрослела и поняла, что ничего обидного в моей внешности нет. Кстати, когда я впервые пришла на телевидение, Тимур сразу задал мне вопрос: «Кто твои предки, не монголы случайно?» J.

– Однажды Вы принимали участие в показе мод на сцене нашего театра. Никогда не хотелось заняться модельным бизнесом?

– Спасибо за этот вопрос, я окунулась в ту атмосферу, у меня остались самые приятные воспоминания о том событии. Это была коллекция Фатимы Качмазовой. Я никогда не думала работать в этом направлении, да и менталитет наш не позволял становиться моделями. Это был первый показ мод в Южной Осетии. Фатима Качмазова, царствие ей Небесное, предложила мне быть моделью на ее показе, я, конечно, не согласилась, сказав, что мне уже за 30 и лучше пригласить юных девушек. Тогда Фатима рассказала мне о своей мечте создать собственный Дом моды, а для этого первая коллекция одежды имела большое значение. У Фатимы были далеко идущие планы, и у нее получилось бы, с ее богатой фантазией. В итоге я не смогла отказать ей. Ткани она привозила очень качественные, платья придумала и практически сама же сшила. Показ произвел фурор. Она подарила мне два вечерних платья, одно я отдала дочери, а второе оставила себе на память, оно висит у меня в шкафу и вполне еще может блеснуть J.

– Ирина Алихановна, спасибо за интервью. С наступающим праздником!

– Всем женщинам нашей Республики хочу пожелать крепкого здоровья, женского счастья, оно у всех свое, и, самое главное – мирного неба над головой. Чтобы матери, сестры и дочери дождались своих героев с войны, чтобы наши дети росли под мирным небом родной Осетии. Пусть женщины всегда стоят на каблуках, а рядом всегда будет надежное мужское плечо!

Инга Кочиева