Быть руководителем нелегко, особенно трудно человеку творческому, который и мыслит по-другому – метафорически, эмоционально. Мысли поэта как строки, полные недосказанности, их приходится преобразовывать в слова обычные, однозначные для понимания. Нелли Гогичевой было сложно признаться даже самой себе, что она поэт – она считает, что должен кто-то другой дать оценку ее творчеству. В наше время, когда речь идет о сохранении языка целого народа, а не об оценке строк, связанных рифмой и размером, не стоит беспечно ждать, что им когда-нибудь, «как драгоценным винам, настанет свой черед». Их время сейчас, когда древо осетинского языка вот-вот потеряет, по крайней мере, одну свою ветвь – на наших глазах выходят из употребления числительные на осетинском языке. Универсального рецепта спасения национального языка не существует, но журнал «Фидиуæг» – один из тех прочных камней, что создают этот бастион. Так считает Нелли Гогичева, главный редактор журнала «Фидиуæг», поэт, лауреат литературных премий имени Нафи Джусойты и «Булæмæргъ».

– Нелли Семеновна, Вы главный редактор единственного литературного журнала Южной Осетии, причем возглавили его в год 95-летия издания, это очень обязывало. Как Вас принял Союз писателей?

– Я не работала над своим участием, сомневалась до последнего, а в день выборов даже старалась никому не звонить, чтобы люди не подумали, что я на них давлю. Признаться, Союз писателей принял без восторга даже мое участие в выборах главного редактора, не говоря уже об избрании. Ну, я отнесла это на счет традиционного консерватизма писательских союзов и сомнений, связанных с гендерным фактором. Сейчас это не мешает нам в отношениях. «Фидиуæг» печатный орган Союза писателей, членом которого я являюсь.

– Журнал финансируется из госбюджета, а Союз писателей только руководит журналом, получается?

– Не могу сказать, что они руководят, мы бы хотели, чтобы они активней участвовали в нашей жизни, хотя бы в материальной ее стороне, помогали бы с подпиской, с публикациями.Но у самого Союза писателей накопилось много нерешенных проблем. Может, постепенно ситуация изменится к лучшему, посмотрим.

– Большинства из тех писателей, которых мы называем корифеями осетинской литературы, уже нет, но литература не прекратила свое развитие, приходят новые имена…

– Каждая эпоха рождает своих писателей, появлению тех корифеев, о которых Вы говорите, тоже способствовала эпоха, каждый из них окончил литературный институт, прошел большую жизненную школу, и к тому же они ощущали сильную поддержку со стороны государства. Писателей обеспечивали жильем, санаторным отдыхом, способствовали развитию их профессионализма, ведь это был государственный интерес. Сейчас все рóвно наоборот – происходит игнорирование творческого человека, к примеру, многие из нас не издаются годами по банальной причине – недостаточно финансовых средств. Не знаю, кто определяет – корифей вот этот писатель или нет, но я могу сейчас назвать имена людей, которые лично для меня являются настоящими писателями: Хуыджеты Азӕ, пишет и на русском, и на осетинском, и образы, и язык, и стиль у нее на хорошем уровне; Хъӕцмӕзты Азӕ, человек с богатым жизненным опытом, она издала уже шесть сборников стихов; Туаты Ленӕ, уникальный поэт, живет в селении Прис, и ее поэзия отражает всю природу, даже особенный нрав жителей этой местности, как только рождаются ее стихи, они тут же становятся песнями; Кокойты Эльзӕ, однозначно прекрасная поэтесса... В драматургии у нас дела намного хуже, но тоже есть над чем работать: Тедеты Индира, прозаик из города Квайса, мастер слова, только сейчас начала писать, в этом году приняли к публикации ее книгу, так что читатели смогут оценить ее творения; имя Остаты Алана уже хорошо известно, он сильный драматург... У нас всего двадцать членов Союза писателей.

– Как развивалась Ваша карьера, если можно говорить о жизненном пути поэта, как о карьере?

– Я двадцать лет была в поисках работы в двух частях Осетии, не могла найти простейшей работы. Между делом прошла годичный курс переводчиков и уже как специалист дистанционно занималась переводческой работой в Северной Осетии, правда, тоже с перерывами, участвовала в переводе Библии на осетинский язык, в том числе, в переводе Псалтыри. После окончания факультета журналистики в СОГУ я некоторое время работала редактором отдела поэзии в журнале «Мах дуг», но в тот период почему-то работа отдела была на мертвой точке, я не смогла ее расшевелить и поэтому уволилась. Работала в газете «Аланты ныхас», затем – в «Хурзӕрин», преподавала осетинский язык в ЮОГУ. Сейчас я только в журнале «Фидиуæг».

– Осетинская поэзия – очень сложная стезя, именно тот случай, когда поэт больше, чем поэт. Как Вам удалось пробиться среди стольких громких имен, через этот внушительный строй памятников?

– Я не могу сказать, что я «пробилась», эту вершину взять невозможно после таких выдающихся поэтов. Кстати, я публикую свои стихи, написанные на русском, на сайте «Стихи.ру», где у меня не самое большое количество читателей, около пяти тысяч, но хорошие отзывы от русских читателей, которым незачем было бы мне льстить. О моих достижениях в осетинской поэзии пусть скажут осетины, если поэт сам вынужден говорить о своем творчестве, или актер – об уровне своего мастерства, это беда. Мне бы хотелось, чтобы кто-то прочитал и сказал, как я пишу, должна ли я писать, состоялась ли как поэт. Если читатель и знаком с моим творчеством, то только благодаря Интернету.

– Но у Вас вышло несколько сборников стихов.

– Мой первый сборник «Ирон зӕрдӕ» должен был выйти в 1990-м году, но вышел спустя 3-4 года. Стихи охватили тот период, когда шел жесткий слом советского мира, на нас обрушились свобода, «перестройка», инфляция. Книга лежала в редакции несколько лет, за которые жизнь поменялась полностью, так что, когда сборник, наконец, вышел в 1994 году, в нем не было ни одного актуального стихотворения, впечатления и эмоции конца 1980-х были уже никому не интересны.

– Все же они отражали эпоху и представляли ценность.

– Я никогда не стремлюсь отразить эпоху, политические перемены и т.д., это не мое. В основном я пишу о любви – к Родине, о человеческой любви, отношениях людей, о ценности человека, обо всем, что можно любить или ненавидеть.

– Неужели Вы никогда не хотели отразить те эмоции, которые испытывали во время известных событий в Цхинвале в 1987 году? Я имею в виду тот эпизод, который описал в своей книге Алан Резоевич Чочиев. Как Вы оказались вовлеченной в эти события? Такие дела случались исключительно редко в СССР или же не случались вовсе. Кто консолидировал народ на митинги после вспышки брюшного тифа? Или это была сознательная борьба против первого секретаря Обкома Феликса Санакоева?

– Ничего не происходило целенаправленно. Дело в том, что в тот момент я готовилась поступить в ВУЗ, у меня было два варианта: на журфак или на режиссерский факультет. В общем, на что-то такое, через что можно оказывать влияние на общество, на мир. Я прочитала всего Станиславского – «Моя жизнь в искусстве» и все остальное. Но с режиссурой не сложилось, и тогда я начала готовиться на журфак, много читала Чехова, и еще, единожды зациклившись на декабристах, читала все, что находила об их жизни и борьбе. Так, сама не подозревая, я наполнялась этой революционной энергией. Когда я выходила из читального зала и смотрела вокруг, я думала: «Вот же она, самая настоящая революционная ситуация!». Тут начались события, связанные с тифом, люди были возмущены до предела, и я решила, что настал «час Х» и надо что-то делать. Прежде всего, писать листовки и распространять их.

– А кто был рядом? Студенты?

– Никого не было, только моя младшая сестра, и то потому, что боялась за меня и подписывалась на все мои авантюры. Вместе мы разбросали листовки, в которых назначили время митинга на площади. Не было никакой «тайной организации», которая стояла за нами, были только молодой максимализм и романтическое отношение к революции. И Чехов с декабристами! На самом деле, о том, что там за кадром происходили еще какие-то дела, я узнала гораздо позже, один хорошо информированный человек раскрыл мне некоторые тайны. Да, была организация, предшествовавшая «Адӕмон Ныхас», но я о ней ничего не знала и была абсолютно независима от них. Я попала в струю, думая, что это романтично и справедливо… Это долгая история, я написала об этих событиях небольшой рассказ, он был опубликован в журнале «Фидиуæг». Недовольство людей было вызвано не только тифом, тогда впервые стали говорить в обществе о том, насколько Южная Осетия, как автономная область, подавляется Грузинской республикой, о том, что ничего не делается для нашего развития, а говорить открыто о проблемах никто не позволял, за это могли наказать – даже за самую чистую правду.

– Итак, идем по книге Алана Чочиева: «19-летняя девушка, вспорхнула на бордюр фонтана на площади и произнесла речь». О чем? Прочитали стихи?

– Было не до стихов. Я не говорила о политике и национальных вопросах, только очень эмоционально перечисляла социальные проблемы, о том, что в области дефицит всего, с нами никто не считается, у нас нет прав, и показатель всего нашего бесправного положения – брюшной тиф, который еще и скрывают от народа! Люди были воодушевлены, некоторые парни кричали: «Вот на такой девушке я бы женился!». Все в таком духе, как было у декабристов, я чувствовала себя на баррикадах.

События развивались более масштабно и остро, чем я ожидала. Народ пытался прорваться в здание Областного комитета партии, и последствия могли быть совсем другие. До сих пор не понимаю, как я смогла остановить такую толпу? Представители власти призывали людей остановиться, но тщетно. Какой-то человек из КГБ подскочил ко мне, вручил мне мегафон и очень зло потребовал, чтобы я немедленно остановила толпу. То, что я прокричала в мегафон, произвело молниеносный эффект, площадь была полна возмущенных людей, готовых все крушить, но они остановились. Я сказала: «Вспомните Владикавказ 1981 года! Это закончилось трагедией, мы не должны повторить такое здесь!». Не знаю, как я это сообразила, но никакого штурма не случилось. Феликс Санакоев потом вышел к народу. Кстати, с Феликсом Сергеевичем мы сейчас, можно сказать, дружим, он говорит, что не держит на меня зла.

– Как дальше развивалась Ваша жизнь, уже с революционным опытом?

– Я уехала во Владикавказ, поступила на факультет филологии и журналистики СОГУ в 1991 году. К тому времени уже началась война в Южной Осетии, и в моей жизни все резко и болезненно стало меняться, как и в жизни нашей Республики. Любовь, цветы и всякие нежные чувства в моей поэзии стали уступать место боли и слезам: я писала о горькой участи беженцев, о том, как реагировали равнодушные люди на нашу общую беду, о том, как больно терять близких. В одном стихотворении я сравнила себя с Амраном, прикованным к скале, а человека, который не понимает наших страданий – с тем самым вороном, клюющим его печень. У нас в СОГУ был вечер поэзии, посвященный Хазби Дзаболаты, там собрались все писатели Северной Осетии. Мне дали возможность прочитать свои стихи:

«Куыд нӕ кæуон, цы нӕм уыди зынаргъдӕр,

Уый абон у уӕнгтӕ хъил ӕмӕ сидзӕр,

Йӕ цъыф армӕй йӕм бацагайтта чидӕр,

Мӕлӕтӕн, цардӕн нал зонӕм сӕ аргъ дӕр…»

Когда закончился вечер, писатели окружили меня, расспрашивали о том, кто я, как обстановка на юге и звали заходить в гости в Союз писателей.

– Ваши сборники стихов вышли только спустя много лет – «Ӕхсидав» (2013) и «Сӕрибар» (2015). Вы говорили, что хотели написать оптимистичные жизнеутверждающие, стихи, но получилось все равно грустно.

– Я почему-то многим давала легкие обещания, что следующий сборник будет веселым и жизнерадостным. Но как писать весело, если переживания твои невеселые? В третьем моем сборнике действительно много размышлений о свободе, много мыслей о наших предках. В один момент на долю секунды мне показалось, как будто я увидела наших предков. Не могу передать свои чувства, но это было очень теплое, радостное ощущение. Я почувствовала, что они все видят, наблюдают и сочувствуют нам. Когда в Цхинвал приезжали турецкие осетины, они пришли к нам в гости, и во время общения с ними я почувствовала примерно то же самое. За долгие годы в Турции они сохранили то, что вынесли с Родины, потому что имэто дорого, они боятся потерять не только язык, но и внутреннее национальное богатство, данное нам Богом. Я почувствовала их внутреннее богатство, тот мир, который и есть наше национальное, как я его чувствую, оно очень возвышенно, даже свято, я бы сказала. И оно уже очень много потеряло в силе.

– Часто слышим утверждение, что осетинский язык не может исчезнуть, как бы сильно не вытеснялся он русским языком или многолетней политикой ассимиляции со стороны Грузии, что осетинский язык невозможно истребить. Наверное, это издержки нашего патриотизма?

– Это ложная надежда. Первый признак того, что язык погибает – пропадают числительные, мы перестаем ими пользоваться. Номер телефона, год рождения, любые даты – все по-русски. Все остальное как-то можно напрячься и вспомнить или чем-то заменить, но числительные выпали полностью из нашего лексикона, это факт.

– Учителя осетинского и, конечно, поэты, писатели – последний бастион сохранения родного языка. Родина должна ценить вас больше, но уже хорошо, что есть литературные премии. Вы лауреат премии Нафи Джусойты и «Булӕмӕргъ», какие сборники были представлены на конкурс?

– Обе премии я получила за свои новые стихи. Книга, которая, к сожалению, не принята к изданию в этом году, «Мӕ уды арт», содержит мои избранные стихи, и среди них много новых произведений.

– Когда поэтесса, которая мыслит стихотворными образами и складывает их в размеры, вдруг выдвигает свою кандидатуру на выборы Президента, это вызывает двоякие чувства, что это было в Вашем случае – продолжение истории с декабристами?

– Это было повторением того же самого состояния. В любом случае, я не жаждала власти, как Вы понимаете, она мне не нужна. Но эта безнадежность, которую наблюдаешь вокруг, она подсказывает, что нужна более понятная сила для ее преодоления, сила законов и справедливости. Некоторые начинали оспаривать необходимость для кандидатов писать диктант на осетинском, а для меня вообще странно, что они не читают произведения наших писателей, да и, честно говоря, других писателей, наверное, тоже. Если кандидат в Президенты не наделен хоть каким-то талантом, ну хоть резьбой по дереву, и у него нет воображения, он ничего толком не сможет сделать. Мыслительный аппарат должен быть гибким, охватывать разные плоскости – и экономику, и искусство, и сельское хозяйство, и военное дело, тогда у него будет контакт с людьми, и результат придет обязательно.

– Когда Вы только выбирали себе специальность в молодости, Вы сказали, что хотели учиться той сфере, которая поможет достучаться до людей, влиять на их мысли. Как Вы считаете, Вы сейчас влияете на мысли и чувства людей, возглавляя литературный журнал? Это ведь очень хорошая трибуна?

– Если признавать, что вода точит камень, то да. На людей можно влиять только добром, они чувствуют любую фальшь в отношении к себе и, что удивительно, они тебе всегда воздают. Я это почувствовала совсем недавно, в трудный момент, связанный со здоровьем – отдачу и возврат добра, о котором я даже не помнила. Если намерения твои неясны или скрыты, люди легко чувствуют фальшь. У меня есть стихотворение «Фæлтау мæ Иры макуы уон æхсин», в котором я даю себе клятву, что если когда-нибудь буду сидеть с «избранными» и пировать одна, без народа, то пусть мне это не будет впрок. Эта клятва меня теперь преследует, я перестала ходить на грандиозные банкеты.

– Вы говорите, что хотели бы вернуть журналу «Фидиуæг» общественно-политическую функцию, которая у него была на момент создания. В каком виде можно осуществить эту идею?

– Почему, например, мы не можем публиковать статьи о наших национальных лидерах, об их жизни и роли в истории Южной Осетии? Почему нельзя приводить на страницах журнала мнение наших авторитетных писателей по самым важным для народа вопросам, таким как национальная идеология? Формат чисто литературного журнала нам не позволяет это делать, надо пробовать вернуть статус общественно-политического печатного органа Союза писателей. Журнал «Фидиуæг» это находка, это лучший рецепт спасения родного языка, сохранения наследия. Когда мы встречаемся с народом, выезжая в районы, люди принимают нас сначала недоверчиво, затем, слушая нас, стихи, песни, отрывки из классики, ответы на свои вопросы, они начинают улыбаться и уже принимают нас как родных. Не зря называют осетинский язык «кодом, который содержится в наших ДНК». «Фидиуæг» не простой журнал, хоть внешне он и не производит такое впечатления, но, когда читаешь его, углубляешься в произведения, это заставляет быть на одной волне, думать об Осетии и, самое главное, думать на осетинском. Это прекрасное средство для распространения родного языка.

– Как больше привлекать молодых авторов? Раньше писатели точно знали, когда кто-то получал гонорар, и тратили его все вместе…

– Материальная поддержка имеет немаловажное значение. Гонорар у нас небольшой, об увеличении финансирования нам даже мечтать не стоит. Собираемся придумать какой-то выход из ситуации. Молодых авторов много, и они такие интересные, увлеченные! Есть молодой автор Игорь Пухаев, можно сказать, самородок, очень красиво пишет, быстро развивается. Таких талантливых ребят у нас сейчас трое, девушек тоже немало. При этом принимаем произведения и на русском, можем здесь своими силами их переводить.

– «Фидиуæг» сотрудничает с журналами «Дарьял» и «Мах дуг»?

– С «Дарьялом» пока только планируем, но с «Мах дуг» сотрудничаем тесно, наши авторы там публикуются, но совместных проектов пока нет, тоже упирается в финансовый вопрос.

– Дайте совет нашим читателям, что читать, чтобы любить нашу литературу?

– К сожалению, большинство людей не любят стихи, видят в них только рифму, а если не видят рифму, то считают, что автор дилетант. Это очень плохо, потому что в одном стихотворении может быть заложено столько информации, чувств, наставничества, что в целом романе такого не найдешь. Пусть и прозу читают, но чтение хороших стихов очищает душу, не побоюсь сказать, что исцеляют, вселяют надежду, просветляют человека. Надо читать именно хорошую литературу, молодых прозаиков, классику. Журнал – доступный и концентрированный формат.

– Что обязательно должен прочитать уважающий себя осетин, хотя бы за всю свою жизнь?

– Конечно, надо читать драматургию, Давида Туаева, например. Вот сейчас у меня на столе потерянная рукопись пьесы Мухтара Шавлохова. Ее обнаружила в своей личной библиотеке Асиат Наниева, написанную на грузинской графике, и переписала по-осетински. Пьеса называется «Нарт Батрадз». Пусть читают обязательно классиков поэзии – Исидора Козаева и других. Таймураза Хаджеты, кстати, читают очень активно, даже говорить не надо. Он пишет такие глубокие стихи, что иногда трудно расшифровать строчки, но народ понимает их и читает с удовольствием. Молодежь увлеченно читает Алихана Токаты. Это, несмотря на то, что у этих двух авторов самые «зашифрованные» стихи. Люди легко отличают низкопробную литературу от шедевров.

Инга Кочиева