В сложных условиях меняющегося современного мира, когда фактор Китая приобретает все более значимое влияние на международные процессы – от военных до экономических, в Южной Осетии начинают появляться люди, заинтересованные перспективами, которые дает знание китайского языка. По-хорошему, интерес довольно сильно припозднился, но лучше поздно, чем никогда. Добровольно обречь себя на тяжкий труд изучения языка, фантастическая сложность которого обросла стереотипами, может не каждый – и действительно, в Южной Осетии таких людей единицы. Но они есть, и помогает им пробираться через дебри иероглифов специалист китайского языка, выпускница Высшей школы экономики Александра Алборова. Она уверяет, что сложность китайского сильно преувеличена, надо просто знать, для чего он тебе нужен, и тогда нет ничего невозможного. Об этом, о Китае и особенностях менталитета жителей Поднебесной – в интервью Александры газете «Республика».

– В Южной Осетии нет особого разнообразия знатоков иностранных языков. С английским знакомимся еще в школе, потом учим его всю жизнь. Есть немецкий, французский, испанский и итальянский, если иметь в виду людей, свободно владеющих языком, знающих историю и культуру того народа, чей национальный язык они освоили. Интерес к китайскому никого уже не должен удивлять, но все же этот язык остается для всех некитайцев запредельно сложным. Почему Вы решили изучать этот язык? И к чему это привело?

– Школу я закончила в Якутии, где наша семья тогда жила. Мы были вторым выпуском в России, сдававшим ЕГЭ, и так боялись, что было все равно, куда поступать, главное – сдать экзамен. Подавать документы можно было в пять ВУЗов, максимум на три факультета в каждый. «Вышку» (ВШЭ) я рассматривала как недосягаемую мечту и всерьез о ней не думала, но все же выбрала ее, потому что там открывалось новое Отделение востоковедения и африканистики, пока только с тремя языками – японским, арабским и китайским. Я выбрала китайский, уже тогда все говорили, что Китай – перспективное направление, поэтому в учебной части схватились за голову – в группу набралось 160 человек, в то время как на арабский – 20, а на японский – 50. Половина китаистов отсеялась уже после первого курса. Отделение было новое, там не знали, куда его впихнуть в структуре университета, и первые три курса мы были при факультете философии, поэтому в программе было много философии в целом вдобавок к философии Востока. А на последнем курсе нас ввели в факультет мировой экономики и политики, и там я выбрала международные отношения.

После первого курса мы ездили в Китай на языковую стажировку, потому что вообще восточный язык, особенно китайский, без стажировки, по фильмам и аудиоурокам не выучишь, в жизни они все равно говорят по-другому. Вторая стажировка у нас была после третьего курса, на год, то есть бакалавриат у нас длился пять лет. Многие вернулись через полгода, не выдержали, потому что слишком другая страна.. Изучали язык и культуру. Часть моих однокурсников училась в Пекине, но я обе стажировки провела в Шанхайском университете, он мне больше нравится. В конце мы сдали международный экзамен HSKна пятый уровень владения языком, то есть на уровне носителя. Шестой уровень это уже академический и литературный, его сдают, когда собираются заниматься научной деятельностью. В магистратуру я пошла уже по направлению «Менеджмент в СМИ». Сейчас работаю руководителем медиаотдела ИА Sputnik Южная Осетия и даю частные уроки китайского языка.

– Александра, как нормальному человеку понять, что такое «китайская грамота», учитывая, что и сами китайцы, говорящие на разных диалектах, не очень друг друга понимают?

– Вообще не понимают. В Китае живет 56 национальностей, и хотя мы их всех называем китайцами, они не очень, так сказать, друг с другом дружат. Хотя широко известны только конфликты на национальной почве, связанные с Тибетом и уйгурами. Но, скажем, в Шанхае тоже свой диалект. Первое время я была в полном отчаянии, потому что не понимала, что они говорят. В октябре, когда у них отмечается день образования Компартии Китая, самый большой государственный праздник, мы поехали в Пекин, и это была большая ошибка – никуда нельзя ехать в праздники в Китае, потому что приезжает очень много людей из деревень в столицу. Разрыв между деревенскими и горожанами просто невероятный. Мы были первые иностранцы, которых они видели в жизни, просили нас сфотографироваться с их детьми. Но главное – в Пекине мы просто выдохнули после Шанхая, оказалось, что мы на самом деле знаем китайский, просто не понимаем шанхайского диалекта. В Пекине говорят на «путунхуа», на нем говорит самая многочисленная из 56 национальностей – ханьцы, язык основан на северном диалекте, том, на котором говорят в Пекине, это, собственно, и есть те, которых мы называем китайцами. Когда мы смотрим американский фильм, и там говорят по-китайски, меня просят перевести, что они сказали. А в этих фильмах в основном снимаются гонконгцы, и говорят они на кантонском, совсем другом диалекте! Единственное, что объединяет китайские диалекты, это общая письменность, которую создали при Цинь Ши Хуанди, тем самым этот правитель объединил разрозненный Китай.

– То есть путунхуа это искусственно созданный язык?

– Да, его искусственно создали на основе единой письменности, когда в страну стало приезжать много европейцев. У южан произношение отличается, например, если на путунхуа «чай» звучит как «чха», то на южном диалекте это «цха», это, как у кударцев и чысанцев, вместо «дж» звучит «дз», вместо«ш» - «ц». Понять друг друга они могут, но легче понимать с письменностью. Поэтому все, что идет по телевизору, идет с субтитрами, даже фильмы в кинотеатре, в том числе китайские.

– Китайская письменность универсальная для всех китайцев?

– Да, и вторая особенность языка в том, что он очень скудный фонетически. Там четыре тона, то есть очень мало звуков. У них один звук может обозначать много разных слов. Принято считать, что китайцы шумные, громко говорят, но это вынужденно, потому что если говоришь тихо, невозможно правильно передать интонацию. Естественно, когда идет новостная передача и диктор говорит быстро, на слух очень трудно успеть воспринять. Или если ты пропустил начало, то с середины не поймешь. Контекст имеет очень большое значение, тоном выделяется в основном последнее слово, интонационно подчеркивая конец фразы.

– Нужен многолетний опыт, чтобы понимать на слух, без субтитров.

– Известно, что у китайцев мозги работают по-другому. Китайские школьники часто выигрывают в математических конкурсах, потому что они живут на иероглифах. Мир сейчас переходит на мышление, основанное на иконках, а у них изначально такое мышление. Мы читаем слово по слогам, хоть и быстро. Они видят картинку, как слово.

– Что такое иероглиф – целое слово или он может быть частью слова?

– Иероглиф это целое слово, если оно исконно китайское, а для заимствованных, типа «коммунизм», создали дополнительные иероглифы, обозначающие суффикс. Древние китайские тексты в основном состоят из предложений по четыре иероглифа, работа по расшифровке этих текстов до сих пор актуальна. Ни один из них не глагол, не существительное, не прилагательное, смыслы могу быть совершенно неожиданные. Например: китайские чэньюи (идиомы) тоже состоят из четырех иероглифов. Моя любимая идиома: «Три человека превращаются в тигра», как Вы думаете, что это значит?

– Что-то вроде один человек – воин, два – уже армия?

– Нет. Чтобы понять китайские фразеологизмы, надо знать их историю. В данном случае это было в эпоху «сражающихся царств» – Чжаньго. Правитель одного государства должен был отправить своего посла в другое государство по неким дипломатическим вопросам. Посол боялся придворных интриг и доносов, поэтому перед отъездом спросил правителя: «Если тебе скажут, что видели разгуливающего на рынке тигра, ты поверишь?». Он ответил: «Нет». А если двое тебе скажут? Правитель ответил: «Задумаюсь». А если трое? Он сказал: «Поверю». Так три человека стали тигром.

– Человеческой жизни не хватит на то, чтобы изучить 50 тысяч китайских иероглифов, поэтому пользуются тремя с половиной. А как быть иностранцам, которые хотят при этой жизни начать говорить по-китайски?

– Для них есть транскрипция на латинице, это пиньинь. Слова пишутся с черточками наверху, которые обозначают тоны. Для образованного человека достаточно трех с половиной тысяч иероглифов. Я не соглашусь с тем, что китайский самый сложный язык в мире, сложность в том, что там надо очень много запоминать, но грамматически это очень легкий язык. Из-за того, что каждый иероглиф может быть и существительным, и глаголом, и прилагательным, очень важно, в каком месте предложения он стоит. Там очень строгий порядок слов. А все остальное надо просто запоминать. Поэтому я считаю, что русский сложнее. Проблема иностранцев в том, что они напряженно стараются говорить правильно и очень переживают за свои тоны, не понимая, что в любом случае для китайца они говорят плохо.

– В общем, если ты не шпион, то среднего разговорного тебе вполне достаточно.

– Все равно вычислятJ. Китайцы спокойно относятся к неграмотной речи иностранцев, не смеются над этим. В иероглифе очень важен порядок черт, его нельзя перерисовывать, как хочешь, там важно направление: иероглиф всегда пишется сверху вниз слева направо. Китайская каллиграфия известна как искусство. В общем, главное средство выучить язык – зубрежка. Музыкальный слух тоже идет в плюс, но это уже для речи.

– Вы вели в Школе № 6 факультатив по китайскому языку, были успехи у школьников?

– Элеонора Христофоровна Бедоева, тогдашний директор школы, с энтузиазмом подошла к открытию факультатива. Она договорилась с одним из руководителей Общества российско-китайской дружбы Сергеем Санакоевым, они должны были финансировать работу клуба китайского языка и факультатива. Не все получилось, но мы все же работали. Учились по моим материалам, которые я распечатывала и раздавала детям. К моему удивлению, интерес к китайскому здесь, оказывается, есть. У меня было два класса – 7-й и 9-й. Я не очень приветствую, чтобы занимались прямо с детьми, потому что – ну зачем? Они потом забудут все это. Китайский именно очень быстро забывающийся язык, если им не пользоваться. В 9-м классе у меня занималась ученица, Вероника Качмазова, потом она ко мне ходила на репетиторство, и сейчас поступила в МГИМО с китайским языком. Взрослая ученица у меня тоже была, взрослым сложней, кроме того, она сама была с филологическим образованием и хотела понимать каждую заковырку. А в китайском много будешь думать – не заговоришь никогда.

– В ЮОГУ как-то была группа иранского языка, приезжали преподаватели из Тегерана, потом, к сожалению, ее закрыли. У Вас нет желания работать со студентами, если откроют группу китайского языка?

– Я бы не отказалась от такой возможности, студенты легче всего справляются, мы китайский выучили за два курса. Корейский и японский легче, потому что там есть алфавит, в китайском ты не знаешь иероглиф – всё. Китаистов стало много на самом деле, но сейчас и политическая ситуация изменилась, поэтому новый спрос идет.

– Расскажите немного о Китае, о стране и людях.

– Страна меняется очень быстро, это было заметно за два года между нашими стажировками. Сейчас очень модное направление Корея, в том числе и для китайцев, молодежь подражает корейским актерам, у всех «Самсунги», их больше чем «Айфонов». Запад, конечно, тоже влияет, но это в больших городах, в деревнях далеки от любой моды. Китайцы очень любят поесть, и, кстати, это большой миф, что китайцы едят всякую гадость. Когда мы ехали в первый раз, многие взяли кучу лекарств от отравлений, но ничего из страхов не подтвердилось. Я очень люблю китайскую кухню, на 90 процентов это та же курица, говядина, свинина под разными соусами. У китайцев не популярны молоко и молочные продукты, в основном у них соевое молоко. В Шанхае все блюда острые, чем южнее по стране, тем острее кухня, может, так сложилось из соображений дезинфекции – все-таки юг, жара. Даже на завтрак были острые булочки, набитые зеленью со специями. А хотелось овсяной каши с маслом. Потом мы сняли квартиру и готовили сами или брали сэндвичи в европейских кафешках. Еда была дешевой, но сейчас все очень подорожало. Курс юаня был 5,5 рублей, сейчас уже больше 12. Проблема была с хлебом, его простоне было, риси лапша заменяют его практически полностью. Еще у китайцев, как у многих азиатов, отсутствует фермент, который расщепляет алкоголь, так что пьют они очень мало.

– Чему осетины могут поучиться у китайцев? Предприимчивости, умению создавать легенды о своей стране, популяризировать Китай во всем мире?

– У них, конечно, есть основание для создания легенд. Когда ты живешь тысячелетия с осознанием, что живешь в Поднебесной, а вокруг все варвары, то конечно, это генетически передается еще на десять поколений вперед. Очень хорошо передает философию Китая фильм «Герой» о междоусобной войне, фильм заканчивается каллиграфически выведенной фразой «Под небом» – то есть, мы все под одним небом. Философия заключается в том, что важней всего общество, а не индивид, как, например, в европейских странах. Когда в 1980 годах началась политика «одна семья – один ребенок», это сильно подкосило моральный дух народа, не говоря уже о том, что у них не было продуманной пенсионной политики. Раньше был расчет на то, что семья большая, кто-то из детей пробьется в жизни, да и прокормит родителей и других членов семьи в старости. Этим, мне кажется, они похожи на наше общество, у нас нормально жить большой семьей, заботиться о родителях. Экономически они не рассчитали этот закон, у них сейчас большие проблемы с пенсионным обеспечением, потому что идет старение населения, а платить нечем. Но это еще и на всю философию повлияло, потому что, когда в большой семье есть бабушки, дедушки, тети, дяди и один ребенок, это создает перекосы. Их называют поколением «принцев и принцесс», настолько они избалованы. В итоге эту политику отменили, но она успела заложить мины замедленного действия. Во-первых, изначально эта политика распространялась только на ханьцев, что порождало их протест в отношении свободных от закона нацменьшинств. Закон не означал, что придут и отнимут второго ребенка, просто ты сам будешь его обеспечивать, без социальных пособий. Поэтому богатые китайцы могли иметь сколько угодно детей.

– Китайцам известно об аланском следе в истории Китая?

– В китайских источниках есть информация об этом, но рядовые китайцы не очень углубляются в такие нюансы. Об аланском следе много написано. Однажды Нафи Джусойты сказал мне, что надо поискать в китайских источниках легенду о цыкурайы фӕрдыг, по его сведениям, эта легенда там тоже упоминается. У меня сохранилась его запись. Самое раннее упоминание об аланах, насколько мне известно, именно в китайских источниках. Там находилось аланское войско, вместе с семьями, поэтому след остался на многие годы.

– И напоследок, как сказать по-китайски «Подписывайтесь на газету «Республика»?

– 订阅 «共和国» 报纸!

– Спасибо!

Инга Кочиева