Василий Джуссоев: «В первые годы грузинской агрессии воевать или прятаться – каждый принимал решение сам»
Многие исследователи отмечали, как мало осталось
материалов о героических подвигах защитников Южной Осетии в 1920-х годах,
больше сохранилось трагических историй о преступлениях против мирных жителей, о
зверствах геноцида. История с утратой источников может повториться и сейчас,
если не будут собраны документальные свидетельства о героях последних войн,
начиная с 1989 года. В судьбе каждого защитника отражены те или иные эпизоды
войны, вместе они дополнят друг друга. Но почему по сегодняшний день не создана
хроника Отечественной войны Южной Осетии 1989-2008 годов? Из боязни показаться
необъективным, незаслуженно кого-то выпятить, несправедливо кого-то забыть. Такая
национальная черта: каждый осетин – воплощенный мӕсыг (башня), никто не назовет
себя героем, первым из первых, но и не позволит кому-то назвать себя лидером. У
осетин нет лидеров, как оказалось – об этом говорится в нашем сегодняшнем
интервью. Мужчина взрослеет и идет на войну. А если он за всю жизнь так и не
пережил ни одной войны, о чем же он будет рассказывать внукам? Это менталитет.
Предлагаемое интервью сделано без повода, не привязано ни к какой круглой дате, оно просто еще одно напоминание о том, что главная книга – о героях страны, которая чаще воюет, чем строит, еще не написана. Не потому что нет историков, талантливых писателей или исторического материала, а из этических соображений – а вдруг кого-то упустишь, обделишь вниманием заслуженного человека? Вдруг повторяющиеся истории о подвигах какого-нибудь легендарного героя на самом деле мыльный пузырь? Или кто-то пишет сильно приукрашенные мемуары? Или титул «герой» у нас привычно ассоциируется только с Александром Матросовым? Со всей ответственностью, опираясь на мнение большого количества респондентов газеты «Республика», принимавших активное участие в боевых действиях на протяжении двух десятилетий, обращаемся к тем, кто полномочен принять решение о проведении полноценной исследовательской работы коллективом авторов, основанной на исторических документах, фото- и видеоматериалах, воспоминаниях участников войн, на анализе имеющейся литературы для создания истории Отечественной войны Южной Осетии. Значительную часть работы уже провели журналисты. Сегодня еще один рассказ в эту коллекцию добавил участник событий 23-го ноября 1989 года Василий Джуссоев, в настоящее время – заместитель главы администрации города Цхинвал.
– Прежде чем говорить о том, что произошло 23 ноября 1989 года, вы должны представлять ситуацию, которая сложилась в Южной Осетии за период стремительного расцвета национализма в Грузии. После жестокого разгона массовых митингов 9-го апреля того же года в Тбилиси центральное республиканское руководство практически стало номинальным, также и областная партийная верхушка едва удерживала власть в Южной Осетии. Обком партии оставался в подчинении ЦК КП Грузии, но первых лиц фактически не было – в течение месяца ушли в отставку и главный партийный руководитель, и председатель Облисполкома. Правоохранительные органы автономной области также привыкли оглядываться на центральное грузинское руководство, сохраняя субординацию. Наибольшим авторитетом у народа пользовался «Адӕмон Ныхас», но, когда уже стало известно о намерении грузинских «неформалов» провести митинг в Цхинвале, лидеры общественного движения не были в состоянии трезво оценить ситуацию, да и полномочий принимать решения у них не было. И власть, и «Адӕмон Ныхас» всячески избегали прямого столкновения с экстремистами, что могло привести к кровопролитию, и только призывали сохранять спокойствие. Со своей стороны, и в Грузии центральная власть находилась в сильной зависимости от националистических лидеров типа Гамсахурдиа, Чантурия, Натадзе и других. Они требовали, чтобы официальные руководители обеспечили беспрепятственное проведение митинга в Цхинвале. В ноябре 1989 года представители МВД Грузии провели открытую встречу с «Адӕмон Ныхас» в Цхинвале и уверяли, что никакого марша не будет. Реально же о митинге договаривались, в основном, на уровне других сил – люди Джабы Иоселиани выходили на своих знакомых в Цхинвале, на «деловых людей», а те уже договаривались с партийной верхушкой. У «деловых» было сильнейшее влияние на де-факто власти Южной Осетии в условиях, когда «Адӕмон Ныхас» парализовал их работу и фактически лишил полномочий. Доверия к этим партийным функционерам, а также к их номенклатуре в правоохранительных органах, ни у кого не было, и тогда простые городские парни взяли ответственность на себя.
– То есть, вы знали, что у грузин была договоренность с некими кругами в Южной Осетии о том, чтобы разрешить им пройти в город?
– Не только мы, это было многим известно, без подробностей, правда. Например, никто не знал, что они двинутся в Южную Осетию в таком количестве, это стало известно накануне, когда появились призывы: «Сегодня вся Грузия двинется в Самачабло!». Обо всем этом должны были думать власти и народные лидеры. У нас с друзьями было что-то вроде штаба в кафе гостиницы «Ирыстон», мы все время там находились, читали грузинскую прессу, анализировали ситуацию. Ребята в нашей группе были умные, образованные, все окончили ВУЗы в Москве, я один из них окончил ЮОГПИ и работал заместителем директора по учебно-воспитательной работе ПТУ в с. Тихреу. Мы все понимали, что нельзя пускать в город многочисленную толпу грузин, у которых, несомненно, будет оружие, и в городе начнутся провокации. В «Адӕмон Ныхас» не верили, что дело идет к войне. Они призывали не поддаваться на провокации (сакраментальное «Ма фæрæдиут!»), а когда мы говорили им о неизбежности войны, на нас смотрели, как на сумасшедших, крутили пальцем у виска. В общем, власти согласились пустить грузин, даже не зная, в каком количестве они прибудут. Что интересно: люди даже среднего возраста не выходили на улицу, не вмешивались, наверное, полагаясь на то, что это все пройдет само собой, мол, приедут и уедут. Но городские парни не собирались допускать такой провокации. У нас, слава Богу, были отличные ребята в городе, сильные и принципиальные, в каждом районе такие были. Молодежь, никого не спрашивая, взяла все в свои руки. Идея была одна – не пускать грузинских экстремистов в город.
23 ноября мы с друзьями были в нашем «штабе», когда нам сообщили, что на площади «Богири» собрались грузины из близлежащих сел с цветами и плакатами. Мы с Тимуром Цховребовым пошли посмотреть, что там происходит. На «Богири» действительно была большая толпа местных грузин с флагами кизилового цвета, которые вызывали острое неприятие у осетин. Стало ясно, что местная группа поддержки собиралась устроить теплый прием своим соплеменникам на улицах города, и значит, они вот-вот явятся. Мы стали говорить с ними, пытались выяснить, каков дальнейший сценарий, просили их убрать флаги, чтобы не вызвать столкновений с осетинами. В этот момент к нам прибежал какой-то мальчик и сказал, что грузины уже движутся к городу. Мы договорились, что Тимур идетчерез Театральную площадь, забирает ребят, а я иду прямо по Московской, встречаемся наверху, на въезде в город, и перекрываем дорогу. Не пропустить их в город, к Старому мосту – такой рубеж мы установили для себя. Всех, кого я встречал по пути, звал с собой на ТЭК, говорил, что мы идем перекрыть дорогу, просил помочь ребятам. В здании бывшего Дворца бракосочетаний находился штаб самообороны, они знали ситуацию, и я надеялся, что они что-нибудь предпримут.
– Из рассказов других участников события известно, что вас было совсем мало к моменту, когда колонна подошла.
– На самом деле, то, что нас было так мало, имеет большое значение, и я расскажу, почему. Часто спрашивают, сколько ребят все-таки было в течение первого часа, так вот, вы же знаете эту дорогу, обычная трасса с разделительной белой полосой по центру, мы встали поперек дороги в одну шеренгу и не дотягивались до обочины. Сколько нас было: Владимир Дзуццати (Коко), Виталий Габараев (Кирюх), Ростик и Солтан Козаевы, Тимур Цховребов, Георгий Чельдиев (Гельди), я и еще два парня, которые пришли тоже в самом начале и стояли с нами, но я их не знал, поэтому точно не могу сказать, кто они. Мы долго были одни, около часа. Там, внизу, возле военкомата стояли какие-то парни, мы стали их звать, кричали им, чтобы они поднялись к нам, чтобы мы могли хотя бы дорогу перекрыть, но они сразу куда-то исчезли. Вскоре, раньше других, к нам поднялись Валера Тасоев (Саксаф) и Алан Тасоев (Коммунист), еще два-три парня и уже с их помощью мы закрыли своей цепью дорогу по ширине.
Как раз в это время со стороны ТЭКа подъехали две «Волги», из белой машины вышел министр внутренних дел генерал Шота Горгодзе, из черной – полковник, возможно, замминистра, высокий человек в шинели и папахе. Они стали грубо требовать освободить дорогу, ссылаясь на договоренность с руководством Южной Осетии. Мы были на взводе, генерал размахивал руками, и я не удержался, замахнулся на него, но меня резко отдернули назад наши ребята. Однако я все равно успел слегка задеть его лицо рукой, получилось, что ударил… Ничего не добившись, они пошли к своим машинам и махнули рукой милиционерам, которые стояли возле автобусов. Те подошли к нам группой около десяти человек, упитанные, с большими животами. В отличие от генерала и полковника, которые говорили с нами по-русски, эти стали говорить по-грузински с Коко. Он сразу подозвал меня, сказал послушать, потому что язык я знаю хорошо, даже говорю без акцента. Они сказали: «Лучше пропустите нас, иначе мы катком по вам пройдемся, видите, как нас много». Я ответил: «Нас мало, но давайте, попробуйте». Тогда тот, с кем я говорил, стал уверять, что нам не стоит их бояться, мол, у них даже оружия нет. Я ответил, что и у нас нет оружия, даже похлопал по карманам пальто, а он показал на Згудерский холм и говорит: «А вот там же у вас пулеметы?!». И тут я понял! Они не могли поверить, что раз нас так мало, то нигде в засаде не сидят наши пулеметчики. Они боялись, в этом было все дело! Думали, что мы хотим их заманить и обстрелять. И тогда я сказал друзьям: «Все, ребята, не стоит больше беспокоиться, эти напуганы до смерти, ничего не будет». Как-то даже весело стало.
В общем, милиционеры ничего не добились, и к нам стали подходить толпой их неформалы, они тоже говорили по-грузински, причем, очень грубо, так, что я одного выругал. Не знаю, кто это был, но у него были охранники, один из которых подскочил ко мне, и мы сцепились, начали тягаться. И вот в этот момент уже прибежала одна группа ребят из города. Они, как говорится, с разгона не разобрались в ситуации, потому что не видели, что тут происходило до них, думали, что начался мордобой, и надо вмешаться. Но мы-то уже знали, что грузины трусят и надо просто стоять тут насмерть, пока они не уберутся. Увидев, что я с кем-то сцепился, ребята схватили меня за руки-ноги и утащили, чтобы я не вызвал всеобщую схватку. К тому времени к нашей линии сопротивления уже стали прибегать городские ребята большими группами, знакомые и незнакомые, подходили жители города, все больше и больше. Грузины со своей стороны тоже быстро стали стекаться к месту сопротивления большими группами. Надо было держать оборону, и тогда мы сцепили руки в локтях и встали в четкий ряд поперек дороги, при этом даже оттеснили грузин подальше, нажав на них уже крепким строем. Потом уже пришли военные, они пытались втиснуться между нашей линией и грузинским первым рядом, было тесно, они потребовали, чтобы стороны раздвинулись. Мы остались стоять на месте, пришлось грузинам отодвигаться, чтобы военные выстроились там со своими щитами... После мы могли уже свободно подняться до ТЭКа, посмотреть, что там за люди, где их «соколы», «мхедриони» и не знаю, кто еще. Мы разговаривали с грузинами спокойно, можно сказать, общались, они спрашивали: «Почему вы нас не пропускаете, мы же просто мирно хотим поговорить» и т.д.
– Когда с нашей стороны собрался уже весь город, там были и чиновники разного уровня…
– В первый день противостояния к нам поднялся представитель руководства нашего КГБ, он уговаривал нас пропустить грузин. Это делалось как будто во избежание кровопролития, но на самом деле имелось в виду, что вообще не стоит вступать в конфликт с грузинами, мол, все вопросы можно уладить мирно. Как этот человек собирался мирно уладить отношения с вооруженными «неформалами» и толпой не менее 40 тысяч человек? Мы его прогнали, потому что знали о намерении некоторых руководителей принять грузин и даже стол для них накрыть. На второй день к нам поднялись с той же идеей, это были уже другие люди. Они сказали, что грузины просят пропустить хоть кого-то, хоть 25 человек, чтобы они могли своему народу ответить, что какая-то часть митингующих все же прошла в Цхинвал. «Они не уйдут, если мы хоть кого-то не пропустим, это же позор для них!». Мы категорически не согласились, потом все же решили пропустить пять человек, но поставили условие – здесь все будет так, как мы сказали: вся колонна в итоге должна повернуться и уйти. Теперь надо было продержаться до конца, и то, что город не расходился, придавало ребятам уверенности, что переговорщики ничего не добьются. И парни держались. Грузины начали свои театрализованные действа, как водится, пели «Динамо, Динамо!», эта песня была у них как гимн, они пели ее везде и всюду. Мы стали кидать им деньги, просили повторить, аплодировали. В общем, всячески тянули время и глядели в оба, что называется.
– Что известно о переговорах, кто в них принимал участие, и где они проходили?
– Мне об этом не многое известно. Мы стояли там уже сутки, устали, было холодно, поэтому Темо предложил нам ненадолго сходить к Коко домой, это было недалеко, выпить чаю, согреться и вернуться обратно. Когда мы возвращались оттуда, встретили знакомых ребят возле парка, стояли с ними и разговаривали. И тут увидели, что парламентеры, те пять человек, идут со стороны города по Старому мосту. Значит, где-то в городе они вели свои переговоры, но кто был с нашей стороны, я не знаю. С ними был министр внутренних дел Горгодзе, тот самый генерал, которого я вроде бы ударил. Он узнал меня, подошел к нам, молча пожал руки и пошел обратно. С уважением это сделал – может, за то, что мы так твердо стояли на своем, ну и за то, что мы хоть кого-то пропустили.
– Василий Сергеевич, хочу повторить мысль, которую часто излагают журналисты нашей газеты: история о Подвиге 23-го ноября начинает принимать конкретные черты и проясняться по мере того, как участники события рассказывают о тех днях. Но война состояла не только из одного этого эпизода, за полтора года боевых действий наши защитники совершили не-мало героических поступков.
– Многие не запомнили в деталях то, что там происходило, но у меня все отложилось в памяти, наверное, потому что я с ними разговаривал. То, что вы сказали, это важно, надо, наконец, написать военную часть истории создания Республики Южная Осетия, не только политическую. Это большая работа. Я не могу выделить какой-то один эпизод войны, потому что, конечно, не во всех важных боях лично участвовал. Наша группа была отдельной, сама по себе – «ребята с площади» – даже командира официального у нас не было. Наша база была в доме Ростика в селе Тбет, оружие мы доставали у военных, уже незачем это скрывать, мы с Солтаном Козаевым таскали на себе с полигона вертолетного полка очень серьезное оружие, а не просто автоматы. Мы не были экипированы, как некоторые другие, у нас не было такой формы и броников, но у нас было самое крутое оружие на тот момент.
Немалую роль в боевых действиях сыграли ребята, которые, к сожалению, остались в памяти, в основном, как криминальные элементы. Я не собираюсь оправдывать противозаконные поступки, преступления, просто, как и многие, понимаю, что им, по сути, некого было слушаться, они видели грязные дела разных руководителей и не уважали их. Не было мудрых старших, никаких авторитетов, правоохранительных органов не было – они сами боялись выйти на улицу, не то, что бороться с преступностью во время войны. В 1989 году их позиция – не обострять, не стрелять, ма фӕрӕдиут, при том, что грузины сами делали все это, задерживали наших, пытали, убивали, – эта позиция скомпрометировала правоохранительные органы, не всех, конечно. Так эти ребята оказались сами по себе, энергичные, безбашенные и вооруженные. Осуждая их противозаконные действия, нельзя не признать их заслуг в ходе войны против общего врага, это было бы несправедливо. Самая же большая беда в том, что многие из защитников стали враждовать между собой, за послевоенные годы мы потеряли многих парней, которые, не жалея сил воевали за Родину. Многих уже нет, но они внесли свой неоценимый вклад в защиту Республики. Еще много героических, «дерзких» парней погибло в самом начале войны, их надо помнить, с ними у нас было бы больше успехов. Надо сказать и о том, что многие из тех, кто остался в живых, ветераны трех войн, в основном, не устроены в жизни, у них нет льгот и гарантий. Этот вопрос ставили однажды в Парламенте при Знауре Гассиеве, мы собрались в зале Совпрофа, но разговор ни к чему не привел, там оказались и такие люди, которых здесь вообще не было. Вот эти аспекты, думаю, надо учесть, если говорить об истории войны, надо послушать всех, нас уже не так много. Но я не могу кого-то выделять, сочтут необъективным, односторонним подходом.
– Если рассказывать о войне в целом, то надо отметить, что парни, которые остановили врага 23-го ноября, принимали в ней самое активное участие. Вся сила была в руках полевых командиров, авторитетных бойцов знали и уважали все, хотя и политическоеруководство постепенно крепло, создавались государственные структуры.
– Тут дело в ответственности, которую взяли на себя молодые парни, защищая Родину. Они не состояли ни в каких структурах, их никто не обязывал вступать в отряды самообороны, это было также естественно, как защищать свою семью в минуту опасности. Воевать или прятаться – каждый принимал решение сам. Расскажу один случай, который прояснит эту мысль. Однажды, еще до 23-го ноября, мы взяли в заложники в Цхинвале начальника пресс-службы МВД ГССР Гогоришвили, отвезли его в пустое помещение и допрашивали, «почему грузины так себя ведут». Он оказался историком по образованию и проявил необыкновенную сообразительность. «Благодаря аланам мы сохранились как нация, нас отовсюду изгоняли, аланы же приняли, научили нас воевать, я как историк, знаю это», – говорил он, называя политиков и активистов, которые писали, что «осетины – гости на грузинской земле», недалекими людьми. Мы, конечно, отпустили его, но протянул он на своей должности недолго – Гамсахурдиа уволил его, придя к власти. И вот через какое-то время Ростик Козаев принес нам прибалтийскую газету, которую он выписывал оттуда и получал в Цхинвале. Тот самый Гогоришвили, наш бывший заложник, написал, как осетины взяли его в плен и беседовали с ним. Больше всего его удивило, как ответил осетинский парень на его слова о том, что во всем виноваты лидеры, которые стравили два народа: «У нас нет лидеров», – сказал осетин. Гогоришвили рассказал в своей статье, что накануне 23-го ноября грузинские верхи пытались договориться с осетинскими властями, которые заверяли их, что они там все контролируют, и препятствовать проведению митинга никто не будет. «Но я вспоминаю слова того парня, он оказался прав – у осетин нет лидеров, – отметил автор, – у них есть что-то другое, что я могу назвать ответственностью». Мы называем это честью и достоинством.
Инга Кочиева
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.