В пятницу во Владикавказе состоялось открытие персональной выставки одного из самых одаренных художников Осетии Алана Касоева. Сын Лаврентия Касоева работает, в отличие от отца, в графике, и рисует небольшие работы на темы Нартского эпоса, повседневной жизни осетинских сел и просто о вещах, понятных жителям Осетии. Выставка будет проходить в художественной галерее ТGallery в центре города и продлится месяц, до 7 мая.

– Как получилось организовать выставку, и почему именно во Владикавказе решили выставляться?

– У меня есть ряд работ, которые я бы хотел в первую очередь представить именно в Цхинвале. То есть и в других городах их можно показывать, но зритель цхинвальский поймет всю их суть, они связаны именно с нашим городом. Поэтому их первый показ я хотел бы организовать именно в Южной Осетии. Пока, к сожалению, не сложилось с площадками, хотя я всегда готов, в любой момент.

Вообще, при организации выставки любого художника есть два варианта развития событий: либо сам художник предлагает галерее программу, подходящую под формат пространства, либо же галерея предлагает художнику. Вот мне TGAllery и предложили, они сами на меня вышли. Я отобрал сорок картин, часть их по Нартскому эпосу, часть – графические пейзажи, села, башни. Мне, правда, иногда говорят – мол, что бы я ни рисовал, постоянно башни получаются J. Может, так и есть – возможно, это в нас заложено, осетинские села, горные пейзажи, гордые мæсгуытæ. Хотя есть у меня и более «фантастические» картины, они тоже будут представлены. Могу также сказать, что это будет выставка-продажа, работы можно приобрести, правда, не все – есть картины, которые я ни-когда продавать не буду, слишком много они для меня значат.

– А как Вы решаете, над чем будет следующая работа, какой смысл будете в нее вкладывать?

– На самом деле, все очень просто – чаще всего мне нравится какой-то элемент законченной работы, какие-то штрихи, методы, и я решаю вновь их попробовать. Беру лист и думаю, что бы нарисовать, остальное само по себе приходит. Хотя, наверняка, есть какие-то вещи, которые проявляются сами собой – идеи, мысли, детали, фрагменты из эпоса. И есть вещи, которые прямо хочется рисовать. Например, давно мечтаю нарисовать Царциаты сæфт, гибель Царциатов. Мне кажется, есть какая-то связь с сегодняшним днем – перед своей гибелью Царциаты возгордились, обозленные стали, общество их разобщилось. Стали против Бога роптать, как и нарты, и в итоге их поглотила огненная лава. Кстати, я общался как-тос геологом, вулканологом Николаем Короновским, он мне показывал карту вулканов на Кавказе. И вот один из последних действовавших на Кавказе вулканов был как раз недалеко от сел Ерман и Едыс, где и было Царциатское городище...

Одним словом, тема большая, интересная. И я давно мечтаю нарисовать именно эту сцену, много читаю про них. Хотя, надо сказать, легенды о Царциатах очень мало изучены, а ведь это потрясающий эпос, причем, кроме осетин, его ни у кого нет.

– Как Вы вообще пришли к рисованию? Сказывалось то, что отец художник, конечно?

– Отец у себя в мастерской всегда, возможно специально, держал какие-то мои игрушки. И когда я был совсем маленький, то часто туда приходил поиграть со своими машинками, и параллельно с отцовскими всякими инструментами и интересными «вещичками». Но не скажу, что я очень любил рисовать. Потом случилась беда – меня сбила машина, еле спасли мне жизнь. Были тяжелые травмы головы, и я довольно долго лежал в отдельной палате, практически неподвижно. Когда со мной бывал отец, он приносил карандаши... Помню там на стене висела одна репродукция, очень скучная – и я ее дорисовал J... После, уже во время войны, я вообще очень много рисовал. Казалось бы – война, о каком рисовании вообще речь – но мне психологически это очень помогало. У отца был виниловый проигрыватель на батарейках, я раздобыл у военных щелочной аккумулятор от рации, заряжал у соседа. Было несколько пластинок – Pink Floyd, индийский скрипач Субраманиам, еще какие-то... Наушники были профессиональные, с радиокомитета достались. И 12-вольтовая лампа от автомобиля. Ночь, дрова в печке трещат, вот эта лампочка, эти пластинки, и я всю ночь сидел и рисовал. А когда не бывало света, вместо лампы светила печка. Я ложился на пол, из печной двери маленький треугольник света мне на бумагу падал, и этого хватало – в графике ведь с цветами работать не надо. Днем тоже не отсыпался, какой сон в таком возрасте? Тем более, спать некогда было – постоянные поиски бумаги были.

Потом уже, в середине 90-х, попытался с подачи отца поступить в училище в Москве. И ведь одобрили. Но не смогли принять – у меня не было паспорта. Только форма №9. Так и пришлось возвращаться без поступления, и желание рисовать при этом как отрезало. Тем более я тогда уже работал на телевидении и решил на этом сосредоточиться. Был большой перерыв. Как сейчас помню – 31 декабря 2017, нашел случайно какие-то ручки для графики, давно купленные и с подачи младшей дочери сел за бумагу. В итоге за следующий год больше 50 картин написал, сегодня их количество перевалило за триста.

– Рады, что вернулись к художеству?

– Конечно. Еще раз повторю – за самим процессом рисования у меня происходит успокоение, перезагрузка. Да и пауза эта, наверно, была нужна. Так что время спустя я вернулся туда, где должен был быть. Не знаю, как получается – сам себя оценить не могу. Но я получаю удовольствие от работы, вот и сейчас, во время беседы, тоже рисую. И отцу моему очень нравилось, что я вновь рисовать начал. И это меня, конечно, сильно подталкивало – он ведь мой главный оценщик был, кто еще?

Вообще, я очень многим обязан родителям. Девяностые, период моей юности, страшное время было – ничего ведь нельзя было достать, почти никаких возможностей для детей. Но я считаю, что мне очень повезло, и вот в каком смысле – мы за всю жизнь с отцом ни разу не поругались. И не скажу, что он меня когда-то прямо «воспитывал» – читал мораль, говорил, что можно и нельзя. Нет, никогда такого не бывало. Просто он вел себя всегда определенным образом, и его модель поведения для меня была большим примером. Конечно, на сто процентов я ее не перенял, не думаю, что это вообще возможно, но мне передалось многое от него.

– Конечно, в Вашей жизни искусство играет огромную роль, в семье художника и не могло быть иначе...

– Искусство в принципе очень важно. Оно спасает. И во время войны меня спасало, и после – уберегло от всяких неприятностей, которых у нашей молодежи тогда много было. Я вообще считаю, что предназначение каждого человека – творить. И творчество, искусство – оно во всем. Как замешать тесто, как вести машину, как подметать улицу... Я как-то снимал небольшой проект в Цхинвале, про дворников. И ведь у каждого свой стиль работы, свои методы, схемы. Снять это все сверху, раскрасить – и получится картина. Чем не искусство? И оно есть в нашей жизни всегда.

А стоит его отнять, сразу начнется хаос. В кризисной ситуации, во время войны, например, если у человека нет искусства в жизни в любом виде, он очень быстро превращается в животное. Поэтому единственное спасение в любой сложной ситуации – это искусство. Так было во все времена, начиная с наскальной живописи – так люди передавали свои эмоции, страхи, тем способом, которым могли.Ведь мы единственные в мире животных, кто может творить. Отнять у нас это – и ничем мы от них не отличаемся.

Несколько лет назад в разговоре кто-то сказал, что искусство должно приносить социуму пользу. Иначе оно будет бессмысленно. Лет десять прошло, если не больше, но эти слова остались со мной, я с ними согласен и стараюсь эту мысль проецировать на бумагу, на кино, которое делаю. А польза, в моем представлении – это положительные эмоции, это изначальная цель – передать положительные эмоции. Когда они вокруг человека есть, человек воспринимает положительный посыл, и сам становится другим. Смысл в моей работе зритель может увидеть любой, и совсем не обязательно тот, который я в нее вкладывал. Но эмоции не поменять.

Это решение – передавать положительные эмоции – я принял, когда вновь начал рисовать. В детстве, во время и после войны, часто рисовал монстров, страшилки всякие... А сейчас считаю иначе: даже самую страшную трагичную тему можно нарисовать так, чтобы был какой-то проблеск жизни, вера в будущее.

– Как вообще, на Ваш взгляд, обстоит сегодня ситуация с изобразительным искусством в Осетии?

– К счастью, с изобразительным искусством в Осетии все на очень высоком уровне, потенциал творческих людей у нас огромный. Новые веяния есть, конечно, но они есть везде – пустое что-то, безликое. И, к счастью, оно у нас не задерживается.

Вообще, думаю, в определенном виде цензура должна оставаться. Кино, поэзия, изобразительное искусство, музыка – это больше про воспитание больших масс. Если хочешь здоровое поколение и общество в будущем, сегодня нужно все эти виды искусства фильтровать, ставить в нужном ключе. Поэтому, на мой взгляд, большая беда в том, что мы с обществом информационно вообще никак не работаем, особенно в сфере искусства. Культуру надо насаждать. Чтобы перед глазами был всегда образец – человеку ведь нужен пример, нужна картинка. Это как воспитание детей: когда они видят, как убирают, как чисто и красиво вокруг, они и сами будут стараться поддерживать чистоту и мусор до урны доносить. Вот и с искусством так: когда оно есть вокруг, ему хочется подражать.

А про чистоту и мусор я не просто сказал: красивое пространство, чистое пространство, яркий город не появляется сам собой. За ним всегда культура повседневной жизни, культура бытия. Чтобы она была – должно быть ожесточенное, массирование обучение искусству. В первую очередь детей. Тогда и будет у нас бытие красивое.

Александра Цховребова