Мы встретились второй раз по одному и тому же поводу за эти тридцать лет. Он говорит, что устал рассказывать и уже чувствует себя ветераном Великой Отечественной, последним свидетелем какого-то великого Чуда или актером театра, чья роль – выходить на сцену каждый год 23 ноября. Он такой человек, его друзья скромные люди, они просто совершили Подвиг, остановили врага, несмотря на колоссальную разницу в соотношении сил, и это был естественный для них поступок. Их было совсем немного – не хватало на всю ширину дороги, когда они встали в один ряд, до того, как пришел второй ряд, третий, а затем и весь город. Страна, во многом обязана им своим сегодняшним благополучием и должна четко знать их имена, чтобы было, о ком говорить в День мужества и народного единства.

– Чем больше времени нас отделяет от того дня, тем популярней мы становимся. Как ветераны Великой Отечественной. Долгие годы никто не вспоминал об этих событиях, потом сразу шквал внимания. Никто не оценивал тогда произошедшее с точки зрения будущей государственности, да и кто мог об этом думать в 1989 году в Советском Союзе? И что нового можно рассказать о событиях, которые продолжались неполные два дня?

– Многое. Например, Вы знали, к чему все идет, или, что можете пострадать за сопротивление правоохранительным органам?

– Хорошие вопросы. Я вас понимаю, но на самом деле, всех стало сильнейшим образом волновать, кто там был среди первых, вам нужен список, не знаю, для чего – наградить нас орденами «Уацамонгæ» за дела 33-летней давности? Кто был среди первых, можно и нужно установить, ведь многие воспринимают болезненно, когда их не называют, это можно понять. На самом деле, большое значение имели именно первые, те, кто остановил грузинскую колонну. Все происходило очень быстро, первое столкновение сторон произошло около 4 часов дня, а где-то к 5 часам уже подтянулся весь город. Если ты была в Цхинвале в этот день, то, наверняка, была там.

– Мы с друзьями подошли к пяти, и через толпу уже ничего не было видно. Еще и быстро темнело.

– Ну вот, видишь? За этот час произошло все то, о чем, собственно, принято говорить, как о подвиге 23 ноября. Этот промежуток времени записан на видеокассету, которую через кого-то однажды привезли в Цхинвал из Тбилиси, я ее смотрел, было очень интересно. Кассету надо попытаться найти, если она не уничтожена, все-таки много воды утекло. Эти кадры расставят все точки, и тогда отпадут все вопросы и обиды.

– Может, и не стоит принципиально указывать, кто пришел первым, кто вторым? Много лет наша газета ставит вопрос необходимости поставить памятник на этом месте ребятам, которые остановили многотысячное грузинское шествие.

– Очень многие приписывают себе участие в этих событиях, так что та видеозапись положила бы конец всем разговорам. Надо восстановить правду по крупицам, чтобы потом не было претензий. Стоило было переписать эту кассету, но как-то тогда было совсем не до этого, надо было готовиться к войне, искать и приобретать оружие. Никто из нас не думал, что был совершен какой-то подвиг или что-то в этом роде, все было в порядке вещей.

– Что Вам было известно – что у грузин есть оружие, или что едет слишком много людей? Почему Вы решили не пропускать их в город?

– Перед этими событиями представители Тбилиси были в Цхинвале, встретились с руководством и общественностью, рассказали о своих планах, и там решили, что, ладно, пусть приезжают, поговорят и уедут, не стоит обострять. Но если бы мы их пропустили, в городе создался бы хаос, мы это понимали. Они бы рассыпались по городу, и невозможно было бы контролировать их действия, так что мы сохранили преимущество за собой. Местные грузины из Тамарашени, Ачабети и других сел поддержали бы их внутри Цхинвала, подстрекали бы к столкновениям, как раз они и представляли опасность, так как лучше ориентировались и были более жестокими, чем тбилисцы и другие приезжие. Наша знакомая, Аня, работала на почте, многие помнят ее, так вот ей позвонили близкие люди из Тбилиси и предупредили, что грузины сели в «Икарусы» и поехали в Цхинвал. Они не думали, что кто-то едет воевать, такой мысли никто не допускал, но боялись, что могут быть столкновения, в драках могут убить кого-нибудь и т.д. и просили быть осторожными. Аня сразу перезвонила моей маме (Козаева Ирина Антоновна – известный общественный деятель РЮО – прим.ред.) и сообщила ей эту новость, мама отправила кого-то передать мне, что грузины выехали на большом количестве автобусов, а сколько выехало частных машин, посчитать невозможно. Их было слишком много, больше, чем все население города.

Нас было шесть или семь человек, мы стояли на площади, напротив почты, это было наше обычное место, так что найти меня было нетрудно. Было неспокойно, мы ждали какой-нибудь информации. Один очень активный цхинвалец, его называли «Пушкин», разъезжал по улицам на трехколесном мотоцикле, через рупор объявлял, что грузины собираются вторгнуться в город и призывал людей выйти на улицу. У него потом тоже были проблемы, потому что местные грузины оперативно обо всем сообщали правоохранительным органам. Солдаты Внутренних войск пришли на Театральную площадь и встали в линию со щитами, это было где-то в 11:00-11:30. Скоро по городу разнесся слух, что никто уже не приедет, так что, мол, спокойно расходитесь по домам. Слух запустили их люди в городе, это мы сразу поняли, поэтому я сказал ребятам, что лучше сходим к въезду в город, посмотрим, подождем, раз они выехали. Мы пошли, стояли там какое-то время, никого не было. Гельди (Георгий Гельдиев) в какой-то момент решил сбегать за пирожками к Старому мосту в магазин, но тут мы увидели, что в нашу сторону едут две «Волги», белая и черная, так что он сразу вернулся. Из одной машины вышел высокий человек с генеральскими погонами. Говорят, это был министр МВД Ш. Горгадзе, его хорошо видно на фотографиях того дня. За ним остановилась и вторая машина, из нее вышел более молодой человек в белом плаще. Генерал подошел к нам и спокойно попросил пропустить их в город, чтобы поговорить с нашим руководством. Вася Джуссоев решительно стал возражать, а я сказал: «Да что они сделают, два человека? Пусть заедут, поговорят и вернутся». Решили впустить. Генерал пошел к своей машине, потом обернулся к тому второму и сказал: «Все, что сейчас произойдет здесь, будет на твоей совести». Он был советский генерал, и все-таки с его точки зрения все происходящее было неправильно. Второй был, видимо, каким-то политическим лидером из «неформалов», так их называли тогда, впоследствии это он отвечал за молодежь, за тех, которые кричали и, в общем, вели себя по расписанному сценарию. По виду генерала я понял, что он вынужден был сопровождать это шествие, как главный правоохранитель, потому что не смог воспрепятствовать, они его уговорили, что ехать в Цхинвал это нормально, что все будет хорошо. Но увидев нас, семь безоружных человек на дороге, уже понял, что хорошо не будет. И вот в тот момент, когда генерал проехал в город, мы увидели, что там вдалеке показалась колонна. Мы стояли внизу, на повороте к зданию суда. Толпа медленно двигалась…

На спуске перед зданием суда стояла небольшая группа людей – кажется, судебные работники, милиционеры, еще кто-то, мы стали их звать: «Идите сюда, встаньте рядом!», но никто из них не посмел. Вдвоем с Кирюхом (Виталий Габараев) мы рывком помчались к воротам стадиона – мы по утрам бегали, и знали, что в эти дни там готовились к ремонту, привезли небольшие железные трубы, их должны были устанавливать под новыми пластиковыми сиденьями на трибунах. Они были тяжелые, мы взяли по две штуки и прибежали обратно на въезд. За это время толпа дошла до Згудерского поворота, недалеко от ТЭКа. Виталий Габараев, Ростик и Солтан Козаевы, Георгий Гельдиев, Василий Джуссоев и я. Еще двоих или троих не могу вспомнить, но нас было не больше восьми человек. Мы не могли перекрыть дорогу даже в этом узком проходе.

Потом к нам подбежали двое ребят с нового моста, которые увидели колонну раньше нас, со стадиона, и сказали, что у них есть две машины с кирпичами на мосту возле штаба Алихана Пухаева, который располагался в здании Дома бракосочетаний. Спросили, что делать, может, подогнать машины? Я сказал, давай, подгоняйте. Они быстро подогнали два груженых самосвала и поставили за нами, на спуске, на повороте к городу. Правда, мы хотели, чтобы водители к нам присоединились для количества, но они убежали в сторону парка. Грузины шли медленно, вальяжно, от ТЭКа до нашего поворота они шли минут двадцать, переговаривались друг с другом, как ни в чем не бывало. В этот момент я увидел четверых участников шествия с большими видеокамерами, они то подходили к нам поближе, снимали наши лица, потом своих, то отходили к бордюру и снимали шествие. В общем, подробное кино. Мы быстро стали договариваться, кто что может сделать.

Грузины дошли до нас, мы столкнулись лицом к лицу, и они остановились! Хотя, казалось бы, еще один шаг, и они припечатали бы нас к машинам. Мы стояли. Я тихо одному из парней по-осетински сказал сбегать вниз, позвать еще ребят. Говорю, если они поймут, что нас всего семь-восемь человек, они придавят нас к машинам и пройдут. Мы не могли растянуться на всю ширину дороги, так они могли растолкать нас, поэтому сцепили руки, согнув в локтях и стояли. Потом, раз уж они остановились, мы руки, конечно, разняли, нашей тонкой линией мы бы их все равно не удержали, поэтому руки нужны были свободными, мы присматривались к противникам, каждый брал на себя кого-то из них. Я «своего» грузина запомнил на всю жизнь. Столкнувшись со мной, он воскликнул: «О! Вы кто такие?». Я опустил голову, думал, вдруг резко ударит в лицо, мало ли, как все могло пойти, и сделал упор покрепче. Он был хорошо одет – в кашемировом пальто, костюме и был примерно нашего возраста. Я молчал. «Вы кто такие, что не пропускаете нас? – опять спросил он. – Это наш город, и мы должны в него войти». Я ответил по-русски: «Нет». Толпа подходила и уплотнялась, а вдоль нее к нам опять подошли двое с камерами, снимали нас, потом своих. Думаю, эти кадры не очень приятны для них, даже позорны. Я спросил Ростика: «Сможешь в нужный момент бросить в толпу пару кирпичей, чтобы создать суматоху, если они на нас навалятся?». Он кивнул. Ростик приехал из Прибалтики, где только что выиграл чемпионат по шахматам в Школе Михаила Таля, был шикарно одет, в белой рубашке и, кажется, галстуке. Вот так бывает в жизни, брутальность еще ничего не значит. Ну, как-то так. Еще минут 15 мы были одни, но, как только ребятам стало известно, что происходит, к нам наверх стали прибегать на помощь с нашей стороны по одному, по два – с нового моста, со Старого, со штаба, из города, Бала Бестауты, Темо Цховребов, другие. Наш ряд заполнился, сразу построили второй ряд, стало веселей, но, если четно, не было возможности запоминать всех, тем более второй ряд.

– А солдаты в какой момент появились?

– Русские пришли с площади со своими щитами и сначала встали за нами, не очень понимая, кто из нас кто. После этого уже прибежали другие ребята, стал подходить народ, весь город.

– На второй день какую-то часть пропустили для переговоров, так?

– Вечером первого дня, уже практически была ночь, когда сделали коридор с нашей стороны, пропустили первого секретаря ЦК КП Гумбаридзе, потом еще каких-то людей. Наступила холодная ночь, люди принесли покрышки и жгли костры до утра. Все остальное хорошо известно, политические оценки тоже даны, единственное, что осталось сделать, это установить, кто действительно был среди нас 23 ноября 1989 года на въезде в Цхинвал. Надо постараться найти ту запись. Ребятам уже не хочется даже говорить на эту тему, некоторые отказываются признавать, что были там, потому что слишком многие «записались» в этот состав, пусть, мол, они и рассказывают. В тот момент, когда мне показали эту видеозапись, и без того всем все было известно, эта тема еще не стала средством для политического пиара, вообще не до этого было. Я посмотрел ее, конечно, все замечательно четко было видно, но просто не было в тот момент так актуально поименно назвать каждого. Нужно было думать об оружии, времени на что-то другое не было. Противостояние с Грузией перешло уже на уровень войны, а не митингов и шествий, мы готовились, все об этом знали.

– Вы можете сказать, кто из этих ребят награжден какой-нибудь государственной наградой, чем-то выделен…

– Нет, ни один. Удивительно, но они простые люди в жизни, никто из них не выделяется, не стремится куда-то наверх.Кирюх очень скромный парень, Ростик Козаев бывший шахматист, умный, интеллигентный. Да и другие довольно скромно живут. Знаешь, как бывает – кто в быту больше «выпендрежник», тот и бывает самым трусом, в случае чего. Скромные люди в условиях экстрима оказываются самыми сильными. Вроде бы от них не ожидали ничего выдающегося, но именно в таких ситуациях выделяются главные качества, которые они не могут реализовать в мирное время – мужество, храбрость. В мирное время как бы и нет спроса на такие качества, а в условиях войны проявляются их стойкость и сила. У меня было много знакомых среди местных грузин, которые до войны еще оставались в городе, и когда уже после всего они встречали меня, хмуро и удивленно качали головой, мол, как вы посмели!

– Были и другие группы, которые готовились к войне, каким-то образом находили оружие?

– Группа Алихана Пухаева и Алика Цховребова (Джако) собиралась в тот период в Доме бракосочетаний, мы иногда приходили посмотреть, что они делают. Они тоже готовились, но точно могу сказать, что они стремились избежать прямого столкновения, пытались договориться избежать войны, кровопролития. А мы уже знали, что к этому все идет, избежать не удастся. Находили знакомых, через которых покупали оружие. Союз распадался, и военнослужащие не очень беспокоились по поводу даже бегства из подразделений в свои союзные республики, которые уже взяли курс на независимость. Первые единицы они нам продавали. У нас было мало денег, не намного хватило. Я попросил у матери, пообещав вернуть, она была в шоке, когда поняла, для чего мне деньги, очень испугалась. Мы с друзьями старались меньше общаться друг с другом открыто, боялись подставить друг друга, и демонстрировали бессмысленные посиделки.

– В Квайса изготавливали самодельное оружие, гранаты, например…

– Да, это известный факт. Но не сравнишь ВПК и самодельное оружие, разница огромная. Уже 23-го в составе грузинской колонны прибыли какие-то группировки военного типа – «Белый сокол», «Мхедриони» и т.д. Так что мы усвоили очень четко – нам нужно мощное оружие, чтобы отвечать на любые вызовы. Вот и все.

– Сейчас мы, по сути, снова в такой ситуации…

– Сейчас мы в ситуации еще хуже в геополитическом смысле. Полагаемся полностью на русского солдата, расслабились, как инвалиды, это даже как-то неприлично. Нам нужна боеспособная армия, оружие – немного, но мощное. Надо помнить уроки 2008 года. После всего, через что мы прошли, нам надо быть в постоянной готовности к войне, это не истерика и не шутка. Мы в таком положении. Еще хуже, когда сидишь и ждешь гуманитарной помощи! Мы такого слова даже не знали, когда во время войны в 1991-1992 годах стали получать помощь из Германии и даже Ирана – помнишь большой электрогенератор, который дали больнице, как стратегическому объекту? Их прислали из Ирана не меньше десяти штук, но до нас дошел только один. Нельзя жить в постоянном ожидании помощи, это несерьезно. Часто стал смотреть грузинские каналы в последнее время из-за украинских событий, они говорят: вот нам такое оружие нужно, какое украинцам дают западные страны, «Хаймарсы» нам нужны, БПЛА. Что-то просят постоянно.

– Они теперь сами будут производить беспилотники вместе с поляками.

– Мы тоже можем их производить здесь, вон в ДТС (Детской технической станции), прекрасно будут летать и что? Беспилотники разные, главное техническая начинка. Но согласен, надо с чего-то начинать. Мы должны сделать вывод из всей нашей истории и поднять военный потенциал хотя бы немного на более высокий уровень. Нам много не надо, необходимо соответствовать своему сопернику, и тогда они тысячу раз подумают, наступать на нас или нет.

– Я помню, что на одной из сессий Верховного совета в 90-х годах Вы настаивали, что надо провести государственную границу, натянуть колючую проволоку, купить ее, сколько бы она ни стоила. Это было мнение человека с безупречной военной интуицией. Но к Вам не прислушались, мол, сразу будут диверсии, кто ее охранять будет и т.д.

– Сейчас граница есть и охраняется, хоть и бывают диверсии. Много нарушителей, а стрелять по ним нельзя, они устраивают акции, ломают пограничные знаки и т.д. Но все же это граница, она обозначена на карте, и грузины ее признают, хоть и называют разграничительной линией. Я бы, конечно, хотел, чтобы построили более крепкую границу, но хотя бы такая есть.

– Владимир, Вам надо написать мемуары, о тех временах, о друзьях, кто погиб, кто живет скромной жизнью. Эти воспоминания бесценны.

– Мне есть, что рассказать, причем не голословно, слава Богу, многие из тех людей живы и могут все подтвердить. Теперь сложно все вспомнить. Это в Риме записывали каждое слово и движение Цезаря, нам в голову не приходило вести дневники в те времена, когда выгодней было оставаться незаметным. Но пока мы живы, можем оставить потомкам эту историю. Такую прекрасную страницу нашей истории, как 23 ноября 1989 года!

Я рассказал тебе ее дважды – 30 лет назад и сейчас. Так что, не звони мне 23 ноября следующего года, чтобы снова услышать одно и то же, пока не установите, наконец, всех участников и не закроете белые пятна этой истории. Найдите запись. Как мы можем решать более сложные проблемы, если не можем решить вот эту?

– Спасибо Вам огромное за откровенный рассказ. С наступающим Днем мужества и народного единства!

– Удачи!

Инга Кочиева