Юго-Осетинский Научно-исследовательский институт им. З.Н. Ванеева в следующем году отметит свой 100-летний юбилей. За этот неполный век храм науки юга Осетии заработал безусловный авторитет среди коллег по всему бывшему Советскому Союзу и заслужил любовь и уважение жителей Республики. Были сделаны выдающиеся открытия в сфере истории, археологии, этнографии, развивались языкознание, литературоведение, велись экономические исследования. Многие из оставшихся выдающихся ученых той эпохи с ностальгией вспоминают одержимость историей родного края, энтузиазм и преданность любимой науке, атмосферу командного стремления к высоким открытиям и дух соревнования, царивший в Институте. Сегодня за стенами НИИ футбольное поле и, когда молодые люди группами весело идут в ту сторону, они, как правило, идут на тренировку, а не послушать выступление известного ученого на конференции, как это бывало раньше. Знаменитому когда-то Научному институту Южной Осетии сегодня требуется апгрейд, но ровно настолько же жителям Республики и, особенно, ее руководителям, требуется понимание того, что на истории страны зиждется ее национальная идея. Разговор с директором ЮОНИИ им. З. Ванеева Робертом Хазбиевичем Гаглойты мы сознательно вели в контексте материальной базы высокой науки, ее хлеба насущного.

– Роберт Хазбиевич, 1 февраля в Южной Осетии отмечается День национальной науки. Вам не раз приходилось давать интервью в связи с этой датой, как руководителю единственного в стране Научно-исследовательского института. Наука не избалована вниманием в Южной Осетии, но в этом году, наконец, приступили к ремонту здания Института, и это хотелось бы считать добрым знаком, позволяющим надеяться на начало позитивных перемен в отношении развития науки в Южной Осетии.

– Сказать по правде, ремонт кровли и фасада НИИ я не связываю с развитием науки. Я с давних пор обращался к руководству решить вопрос с этим ремонтом, начиная с августа 2008 года, когда, к сожалению, сожгли и мой собственный дом. Но в Инвестпрограмму вопрос не был внесен за все это время. Здание сильно пострадало во время войны, танковый снаряд попал между первым и вторым этажами, в полуметре от архива, который, я думаю, собирались уничтожить специально. Незадолго до войны здесь работа ли грузинские рабочие, которые иногда даже поднимались в библиотеку попросить что-нибудь почитать во время перерыва, так что они знали, куда целиться. В Абхазии, в 1992 году грузинскими войсками, к слову, были уничтожены Научный институт истории и языка им. Д. Гулиа и Госархив. Вот так и появляются потом вольные интерпретации истории. Кстати, тот самый танк потом был подбит нашими ребятами перед Совпрофом.

Что же касается ремонта, то должен поблагодарить Президента А. Бибилова – ставшего учредителем НИИ после того, как институт был выделен из ведомства Министерства образования в самостоятельное учреждение, а также бывшего Председателя Правительства Э. Пухаева, который непосредственно занимался решением этого вопроса. Ремонт кровли был профинансирован из бюджета, а фасад – из президентского фонда. Приходится отметить с сожалением, что в ремонте кровли много недоделок, и замена подрядчика тоже попортила нам нервы, но по фасаду работа идет без проблем, хотя строители не укладываются в сроки в связи с ограничениями из-за пандемии. Также нуждается в ремонте часть помещений на третьем этаже – кабинеты и фойе, и мы будем просить помочь с этим вопросом.

– Беглого взгляда достаточно, чтобы оценить, как сильно требуется осовременить Институт. Безусловно, необходимо специально оборудованное помещение для архива НИИ, которое обеспечит сохранность материалов, это дорогой проект, но нельзя считать, что с ним можно повременить. Нужна оргтехника, постоянное пополнение библиотечного фонда…

– Да, советский, так сказать, антураж не хочет покидать кабинеты. Жаловаться сейчас не самое подходящее время – в кои-то веки мы получили хотя бы такую поддержку, чтобы привести в приличное состояние внешний вид здания. Но все же, по сравнению с советской эпохой, наука сейчас далеко не в приоритете. К примеру, в те годы специально для сотрудников НИИ был построен жилой дом в центре города, так называемый «Дом ученых». Там жил цвет нашей науки – Захар Ванеев, чье имя носит наш институт, Зинаида Гаглоева, Баграт Техов – корифеи. Представляете, какое общество? Сейчас же у некоторых наших сотрудников есть жилищные проблемы, кто-то женился, кто-то вынужден жить с родителями в тесноте, но какова перспектива, что они получат квартиры в ближайшее время, пока у них не пропал интерес к работе и творческий потенциал?

– Стыдно спросить, а какая зарплата у сотрудников НИИ? Говорят, в советское время директор НИИ получал столько же, сколько Первый секретарь Обкома партии, это правда?

– Зарплата без надбавок за ученые степени составляет не более 14 тысяч рублей. Некоторые наши сотрудники работают одновременно в Университете, это разрешено. Там они получают надбавки за ученые звания профессора, доцента и т.д., а в НИИ уже не получают, нам сняли эти надбавки. Я считаю это несправедливым отношением к труду ученого и хотел бы получить юридическое обоснование этого решения.

Кроме того, ЮОНИИ и ЮОГУ сотрудничают с Российским фондом фундаментальных исследований (РФФИ), которым осуществляется финансирование совместных российско-югоосетинских проектов в виде грантов. Грант составляет один млн. рублей на один цикл для всех участников от Республики, в прошлом году Президент добавил к нашему гранту еще один миллион из своего фонда. Потому, что участников может быть от десяти до пятнадцати, и у каждого должен быть напарник, т.е. исполнитель. Комиссия при Министерстве образования определяет получателей гранта на конкурсной основе. Сумма получается небольшая, к тому же с нее здесь удерживают НДС, хотя грант считается материальным стимулированием. Но такая деятельность ценна именно как возможность плодотворного сотрудничества с российскими учеными, поскольку проекты двусторонние, работает по два человека с каждой стороны.

– То, что сейчас ЮОНИИ состоит при Президенте, это благотворно отразилось на положении Института?

– Да, но мы все равно в контакте с Министерством образования и науки, помогаем в разработке программ. Сотрудничаем также с Дворцом детского творчества, помогаем им в организации занятий в рамках «Малой академии». Ничего не имею против, но мне все же кажется, что вопросами науки должно заниматься научное учреждение, а не отдел науки в Министерстве образования.

– А каковы полномочия отдела науки

– В основном они занимаются вопросами сотрудничества с РФФИ. Мы составили, скажем, программу развития осетинского языка, и это как раз понятно – нужны учебные программы для школ. Но когда мы разработали программу развития науки в РЮО, нам пришлось и ее представить в отдел науки Минобра. Я сам пять лет был министром, но – общего и профессионального образования. К нам тогда относились и училища, а сейчас Медучилище в ведомстве Минздрава, Сельхозтехникум тоже, пока не стал Колледжем, подчинялся Минсельхозу, а Музучилище и Художественное находятся в епархии Минкульта. Не считаю, что это было мудрое решение. Техникумы стали ведомственными, но учебными программами их все равно снабжает министерство образования.

– Научный институт, занимающийся исследованиями, принято представлять как комплекс зданий, или пусть даже одно здание, желательно – с парком, хранилищем, лабораториями, информационным центром и конференц-залом, даже небольшой гостиницей для коллег, которые приезжают работать над совместными исследованиями. И сотрудниками, которые заняты только наукой, а не мыслями о хлебе насущном. Почему все не так? Поговорим о престиже ЮОНИИ, которому в следующем году исполняется 100 лет со дня основания.

– Мы рассылаем различным учреждениям на наши научные конференции огромное количество пригласительных, но с каждым годом гостей все меньше, даже тех, кто в силу своей деятельности, казалось бы, должен быть заинтересован принять участие. Но с нами, по-прежнему, тесно сотрудничают российские исследователи. В эти дни у нас находятся ученые-экономисты – доктора наук, профессора из Екатеринбурга и Тамбова, как раз по линии РФФИ с проектом исследования: «Факторы и механизмы саморазвития молодого государства в условиях изоляции на примере РЮО». Еще двое крупных российских ученых из Института Востоковедения приезжали совсем недавно. Состоялись их встречи с руководством ЮОНИИ и ЮОГУ.

Сейчас в НИИ работает всего 64 человека, включая персонал, из них только 39 являются научными сотрудниками, из которых 19 – кандидаты наук, один доктор на данный момент (за последние годы скончалось четверо докторов наук), и это вопиющее положение. Ну и три моих сотрудника сейчас готовятся выйти на защиту кандидатских.

– Где они будут защищаться? Есть ли возможность проведения защиты внутри РЮО?

– Для этого должен быть Ученый совет по защитам докторских и кандидатских диссертаций. Но у нас не хватает докторов наук.

– А как в Абхазии решается этот вопрос?

– В Абхазии еще в 1997 году указом Президента В. Ардзинба была образована Академия наук, при которой есть Ученый совет по защитам. В нем состоят и приглашенные доктора наук из российских научных центров, есть уже академики АНА, их около 12 человек. Мы изучаем их опыт, очень тесно сотрудничаем. Зураб Джапуа, Президент Академии наук, нартовед, с готовностью оказал нам методическую помощь. Мы ставили перед руководством РЮО вопрос о приглашении докторов наук из российских НИИ для формирования Ученого совета по защитам и будем дальше работать в этом направлении. Но многие вопросы упираются в финансирование.

По поручению Президента я разработал Положение Фонда поддержки ученых. Разработал также Положение о Центре археологических и этнологических исследований при Президенте и представил его в Правительство. Такие центры есть почти во всех кавказских республиках, и в Абхазии, в том числе. Центр необходим, чтобы была возможность сосредоточить в его рамках работу именно в этой сфере. Можно пригласить северо-осетинских специалистов, наших больших друзей, работать в этом цент-ре. У нас, к примеру, нет специалиста по эпохе бронзы, нужны ученые по средневековью и эпохе камня, я сам – античник.

– Но и Вы связаны административной работой...

– Да, это отнимает очень много времени и сил. Ученый должен заниматься наукой, а не хозяйством или политикой. Так вот, пытаемся прорвать эту стагнацию, но продвижение идет со скрипом, проблем все еще больше, чем успехов. К примеру, всем известно, что в недрах Южной Осетии богатое разнообразие полезных ископаемых. Естественно, нам необходима геолого-разведочная партия, для этого надо воссоздать заново отдел природных ресурсов, который был в Институте до 1940-х годов, но потом вместо него открыли отдел экономики. До 1940-х годов у нас была и аспирантура при НИИ, кстати. Я много раз поднимал вопрос и о строительстве Транскавказской железнодорожной магистрали, в том числе на трех Всеосетинских съездах. У нас в Институте хранятся разработки конца XIX века Болеслава Статковского, который тогда являлся начальником Кавказского округа путей сообщения. Проект магистрали из Дарг-коха через Алагир, Зарамаг и Магский перевал до Цхинвала все еще представляет большую ценность, к нему стоит вернуться. НИИ может изучить экономические перспективы введения в эксплуатацию железной дороги, а также в ходе строительства контролировать сохранность археологических памятников, консультировать по этим вопросам.

– А на каком этапе находится издание учебника по Истории Южной Осетии?

– Министерством образования было дано поручение подготовить главы учебника. Я готовил древнюю эпоху – до скифов и аланов, затем шли главы под авторством Ю.С. Гаглойты, М.К. Джиоева, К.П. Пухаты и И.Ю. Гаглоевой – то есть это история от древности до 2008 года. Материалы по современному периоду нуждались в доработке и изучении, это задержало ход работы. Но в основном, мы справились довольно быстро. На сегодняшний день нуждается в доработке глава, охватывающая период от VI-VIIIвеков до н.э. до I-VII веков н.э.

– А в чем проблема?

– Проблема в адаптации научного текста к уровню восприятия его школьниками, это учебник для 9-11 классов. Конечно, к учебнику есть свои требования, но этот вопрос решаем. Пока же можно использовать учебник истории Осетии М. Блиева и Р. Бзарова, на который, правда, жалуются, что он написан академическим языком. Но, позвольте, педагог должен потрудиться, помочь учащимся разобраться, ведь, в конце концов, опускать взрослых уже старшеклассников до детского уровня и писать учебники, как для малышей, тоже не выход. Нельзя тормозить их развитие и понижать планку роста. Это очень хороший труд, но нашим учащимся нужен учебник Истории Южной Осетии, т.е. дополненный современным периодом – важнейшим для нашего независимого государства. Поскольку выпуск учебника затягивается, я даже предложил издать готовые уже главы отдельными книгами в виде брошюр. Это будут учебные пособия, а на следующем этапе, когда недостающая часть по скифам и ранним аланам будет готова, их можно будет объединить в учебник. Мы передали готовые части уже полностью отредактированными на верстку, но там они застряли на полтора года.

– Очень важна в науке преемственность, крупные ученые готовят себе преемников и последователей, так создаются школы.

– У нас ушли крупные ученые Николай Ясонович Габараев, Нафи Григорьевич Джусойты, Баграт Виссарионович Техов, Зинаида Давидовна Гаглоева. Все же научный институт – это как наш симд, коллективный танец. К сожалению, никто из наших корифеев не оставил преемника, хотя они помогли в становлении многим научным деятелям, но не как наставники. Нафи был столпом осетинской литературы, но кого назвать его преемником? Поэтому я не могу сказать, что у нас есть школа Нафи. Многие пишут диссертации по его творчеству, но это другое. Я сам учился в Тбилиси, защитился там, академик Апакидзе, мой руководитель, был известнейшим ученым в СССР, я представитель его школы. Я пытался подготовить преемников – но Д. Медоев ушел в политику, В. Гаглоев перешел в другую сферу. Было трудное время, забота о семье заставляла делать выбор в пользу материальных преимуществ.

– А Ирбег Маргиев?

– Ирбег прекрасный сотрудник, в раскопках со мной принимал участие, но он в отделе этнографии, опубликовал более пяти книг, это его стезя... Да и таких преданных науке молодых людей единицы. В советское время, действительно, наши зарплаты были сопоставимы с зарплатами руководства области. Сейчас многие молодые ребята интересуются историей и археологией, хотели бы посвятить свою жизнь этой сфере, но стоит им узнать о цене своей мечты, как через некоторое время они оказываются в других ведомствах, чаще всего – в военных, со званиями.

– Наверное, нужно начинать отбор со школ, отслеживать победителей олимпиад, привлекать их.

– Да, начинаем с «Малой академии», там очень хорошие дети, умницы и умники, которые поступают в российские вузы по квотам, но мы не берем на себя ответственность гарантировать им работу здесь. Т.е. мы, конечно, можем им предоставить место младшего научного сотрудника на 10 тыс. рублей. Но вряд ли это их заинтересует. Надо вдвое-втрое увеличить эту сумму, чтобы у нас было основание требовать с них потом хорошую работу. Я надеюсь, что у нас появятся вакансии для тех нескольких ребят, которые стремятся работать в сфере науки. Надо признать и то, что одним только повышением зарплат этот вопрос не решить. Интерес к науке нужно возрождать комплексными мерами, государство само должно поднять авторитет науки в целом и исторической науки, в частности. Поскольку история сейчас, как вы видите, особенно на Кавказе, становится предметом политической конъюнктуры. И весь тот багаж знаний и ценнейшие открытия в области археологии и этнографии, которые оставили нам наши предшественники, могут остаться без применения и не получить продолжения. История консолидирует нацию, на нее опирается национальная идея.

Если посмотреть работы наших сотрудников до 1989 года – Зелима Цховребова, Дианы Бекоевой и других, которые хранятся у нас в архиве, они и сейчас представляют ценность и готовы к публикации, чего не всегда можно сказать о некоторых последующих работах. У нас был сумасшедший интерес и азарт к работе, нас никто не держал тут после рабочего дня, но мы не расходились иногда до полуночи, были командой, в которой были и здоровая конкуренция, и взаимопомощь, энтузиазм.

– В некоторых европейских исследовательских университетах сейчас практикуется гарантированная оплата в течение трех месяцев, после чего сотрудник должен отчитаться о ходе своего проекта. Если он не убедит, что работа идет, его прекращают финансировать, и он может уволиться, а может остаться, но работать бесплатно. Так у них резко повысилась производительность.

– Мы тоже заключаем договоры с сотрудниками и через полгода требуем отчета, но если работа не завершена, мы не увольняем и не снимаем зарплату – это же Цхинвал! Чаще всего, мы продлеваем срок сдачи работы. Впрочем, аттестация тоже хороший способ стимулировать работоспособность сотрудников. Намереваемся в этом году провести внеочередную аттестацию, освободить Институт от малопроизводительных сотрудников, которые в течение пяти лет не представили ни одной страницы для публикации.

– Какими крупными исследованиями занимается НИИ в настоящее время?

– В программе – подготовка четвертого тома «Толкового словаря осетинского языка», третий том давно готов, но его никак не могут издать. Четырехтомник «Топонимия Южной Осетии» (авторы Ю. Дзиццойты и З. Цховребова) находится в работе, уже готова большая часть третьего тома. Много работы с выпуском тематических словарей. У нас создана комиссия по словарям, есть проект и по ономастике. Я работаю над русско-осетинским археологическим словарем. Три книги сейчас готовы к выпуску, например, «Известия ЮОНИИ» – 43-й ежегодный сборник. Языковед З. Битарти подготовила трехтомник «Фарн Васо», в нем воспоминания о В.Абаеве, его собственные материалы, иллюстрации. Получится очень хорошая книга. Есть проблемы с финансированием, но надеемся решить этот вопрос с помощью Президента.

– Спасибо за беседу, Роберт Хазбиевич. С наступающим Днем науки, желаем Вам и Институту прорывных успехов в развитии отечественной науки.

Инга Кочиева