Каждое утро для СМИ Южной Осетии начинается с дотошного (не дожидаясь официальных сводок) наведения справок в медицинских учреждениях страны и звонков в Минздрав для выяснения: количества проведенных за сутки тестов, из них – подтвержденных ковид-больных; госпитализированных в РММЦ и российском военном госпитале, из них – в реанимации; транспортированных за пределы РЮО, из них – на север и на юг. Но первый вопрос всегда – есть ли скончавшиеся… Эта ежедневная, рутинная для СМИ процедура вызывает дежавю у тех журналистов, кому приходилось работать в военное время. Суточная сводка в 90-х годах готовилась в информационном ведомстве молодой Республики. В 9.00 начинали звонить в МВД, больницу, на станцию «Скорой помощи», в штабы боевых отрядов. Когда телефоны молчали, приходилось бежать в больницу, перебегая при этом Московскую улицу (кто был здесь, тот понимает, что это значило), взяв у ребят на посту бронежилет, очень тяжелый и бессмысленный, потому что снайпер видит твой броник и знает куда стрелять. И первый вопрос в больнице, как и сейчас, есть ли погибшие за прошедшие сутки…

Дежавю испытывают и медики, работавшие здесь в августе 2008 года: раненые поступают непрерывным потоком, больница под круглосуточным обстрелом, операционная оборудована в подвале, в антисанитарии, но когда речь идет о минутах на спасение человека, это не важно. И ты забываешь, что ты медик, ты сейчас боец, воин жизни, и этот фронт проходит прямо здесь, через этот грязный подвал, полный стонущих окровавленных людей.

Сегодня уже не слышны разрывы снарядов и звуки автоматных очередей, но, тем не менее, идет незримая война, потому что и сам враг невидим. Идет снова битва за жизнь наших граждан, теперь против такой заразы как коронавирус. Келехсаева Наталья Аслановна, врач «Красной зоны» РММЦ, рассказала «Республике» о ежедневном подвиге медиков, о войне с коварным вирусом и о добре, которого должно быть больше, чтобы перебороть негатив, созданный нашим эгоизмом и враждебностью друг к другу.

– Это действительно чудо, удивительно, но это факт: в августе 2008 года наши героические врачи спасли практически всех(!) поступивших в больницу раненых. Сейчас в «Красной зоне» мысль о войне приходит всем нам постоянно, может быть еще и потому, что здесь действительно нужны военная дисциплина, порядок и оперативность. А еще потому, что враг силен и коварен, это тайный и очень опасный враг, который действует больше исподтишка. В первое время он может проявляться как обычная простуда, затем наступает якобы выздоровление и потом уже он наносит удар, от которого не всем удается оправиться. В 2008-м были взрывы, огонь, разрушения, в общем, мы видели врага, все органы чувств были задействованы и плюс страх перед «градом» и другим оружием. А теперь мы не видим само оружие, откуда оно, для какой конечной цели, пока не видно. Даже сейчас, спустя год после обнародования информации о первых больных в Китае, у нас мизерное представление об этом вирусе, о том, какие он еще несет опасности. Как он скажется на здоровье людей через год-два, мы даже представить пока не можем. Но усваиваем на ходу, приноравливаемся к слабым местам этой заразы, учимся выживать.

Нашу беседу прервали в самом начале, санитарка сообщила, что вылетел штуцер, соединяющий кислородный шланг. Вопрос решили сразу же, но доктор сказала, что перезвонит, когда сможет и перезвонила на следующий день, после дежурства.

– Итак, сказать, что медикам сейчас очень непросто, это ничего не сказать…

– Это, действительно, не труд, а титанические усилия, чтобы не просто охватить всех больных, а спасти их, вылечить и отправить домой. О невыносимых условиях знают все, скафандр вместо твоей собственной кожи, маска, пропускающая очень мало воздуха, обеззараживающее средство вместо духов, и постоянная жажда, потому что нельзя пить, чтобы не ходить в туалет и не снимать этот проклятый скафандр. Работа опасная для жизни, но у врачей, медсестер и санитарок она вызывает какой-то нетипичный энтузиазм. Никто не говорит о деньгах, о наградах, и о том, что они войдут в историю. Просто каждый выполняет свою работу и всё. Работают не на двести, а на тысячу процентов.

– Скрытые резервы организма медиков, наверное…

– Вот я и вчера дежурила, утром меня позвали на пятиминутку, я пошла, хотя немножко приболела. Но сегодня нет дежурного врача, и я снова вышла. Тут только один дежурный врач, приходится бегать с первого на третий этаж, потеть под защитным костюмом, ну и продуло после этого. Скрытые резервы срабатывают в экстремальных условиях.

– Есть у нас, чем бороться с этой угрозой? Очень тревожная статистика заболеваемости и смертности говорят о нехватке ресурсов, медикаментов, кислорода.

– Нехватка ресурсов ощущается, прежде всего, человеческих, потому что 50-60% медиков заболели именно в то время, когда они катастрофически нужны на передовой. Но как-то справляемся, есть такие, которые уже месяц не покидают рабочее место, если только по ночам выползают, т.е. борьба идет не на жизнь, а на смерть. Это действительно герои, начиная от санитарок, заканчивая врачами, хотя некоторые подключились не с самого начала. Все, что делается сейчас, это правильно, но поздновато. Мы все организовали, распределили фронт работы. Для меня с самого начала не имело значения, что касается именно меня, а что нет, я свои врачебные обязанности исполняла, но могла и передачи носить, и коробки с медикаментами и т.д. Если некому выполнять такую простую работу, мы делаем все сами, не ждем, когда придет санитарка или кто-то еще. Дело врача – лечить больного, но у людей было паническое состояние, хаос, когда заболеваемость резко подскочила, была страшная неорганизованность. Нас оккупировали больные и их родственники, нас вызывали через окна, стояли в очереди у выхода, ждали, когда кого-то выпишут, чтобы успеть в этот момент подойти к врачу, требовать назначений, проситься в стационар, госпитализироваться. Это был ужас. Помимо всего, приходилось еще и оказывать психологическую помощь, разговаривать со всеми по отдельности, успокаивать. У них бывали на руках заключения КТ с разной процентностью поражения легких, скажем, 18-20% без симптоматики, и надо было им объяснить и успокоить, что не обязательно с таким заключением ложиться в отделение, что если человек «на ходу», то может и амбулаторно пролечиться и т.д.

– Сейчас этот момент упорядочился?

– Сейчас да, больше возможностей появилось, волонтеры пришли, это очень большая подмога. Кислорода не было, из-за этого больше больных отправляли за пределы, сейчас и этот вопрос налаживается, к первому этажу инфекционного отделения подвели кислород. Медикаменты – по протоколу, методические рекомендации по всему миру одинаковые. От протоколов отступать нельзя, но приходится иногда корректировать – тем, у кого диабет, гипертония, назначать гормональные в тех дозах, в которых они прописаны, нельзя, у них сразу подскакивает сахар. Это все надо делать под контролем, в итоге, помимо того, что ты инфекционист, ты еще и реаниматолог и эндокринолог. Я, наверное, на этой работе постигла еще несколько специальностей.

– Вас успели за это короткое время обучить тонкостям вирусологии?

– Нас направили в «красную зону» во Владикавказ – двух пульмонологов, меня, как инфекциониста, и двух реаниматологов. В России для того, чтобы переквалифицироваться на ковид-вирусолога, надо пройти 36-часовой курс дистанционного обучения. Мы их прошли, т.е. уже считаемся вирусологами, хоть и не дипломированными. Нам все показали, рассказали, обучили. Сама я в прошлом году четыре месяца училась в Москве, переквалифицировалась на инфекциониста.

– Как организована работа? Вызывают «Скорую», она привозит…

– «Скорая» не привозит. С помощью российских коллег создано приемно-сортировочное отделение, оно расположено в старом роддоме. Туда подходят больные, их принимают участковые, терапевты, инфекционист и российские врачи из полевого госпиталя. Они распределяют больных на анализы, на компьютерную томографию или лечение амбулаторно или в госпиталь в зависимости от тяжести состояния.

– А если человек в очень тяжелом состоянии?

– Если очень тяжелый – надо вызывать «Скорую», и если в больнице есть место, то его, конечно, сразу госпитализируют. Тяжелые отправляются в реанимационное отделение, это в Детской больнице, а среднетяжелые – к нам в Инфекционное отделение. «Скорая» тоже сейчас наладила работу, реагирует быстро. Нас предупреждали во Владикавказе, что мы пройдем через все их ошибки, и вначале у нас будет хаос. Так и получилось. У них работа уже налажена, а у нас это только началось. Потом, постепенно все войдет в свое русло и станет легче. Сейчас у нас именно такой период.

– Вы работаете сутками? Сколько длится смена?

– Есть бригады медиков, которые заступают на дневную смену с 9 до 16.00, но, как правило, все остаются до ночи. Работаем кто по десять дней, кто две недели, а то и месяц, в зависимости от востребованности специалиста. Вот сейчас я отработала десять дней, но за эти дни у меня было шесть круглосуточных дежурств, дважды уходила ночевать. И еще. В «Красную зону» не берут старше 55 лет, хотя желающие из врачей есть, но они сами в группе риска.

– Всех повергла в шок смерть пациентов, оставшихся без кислорода. Была возможность их спасти, если бы вовремя прибежали, подключили кислород?

– Это недопустимо для реанимации. Но трудно сказать – смертельных случаев и по России очень много, не все они связаны с отсутствием кислорода. Разные бывают ситуации. Бывает, что процесс поражения легких идет настолько интенсивно, прогрессирующе, что уже ни кислород его не может остановить, ничего.

– Давайте перечислим врачей «Красной зоны», чтобы люди знали, к кому конкретно в нашей Республике относится фраза «Спасибо медикам».

– Назову тех, кто работает с самого начала и постараюсь не обделить кого-то вниманием. Пусть другие коллеги дополнят этот список, если я кого-то пропустила. Инфекционист Тамара Джиоева; инфекционист и терапевт Ирина Нарикаева; пульмонологи Ирма Цховребова, Ирина Кабулова, Майя Лохова, Инна Царитова, Зита Пухаева, Наталья Габараева; реаниматологи Жанна Харебова, Батрадз Алборов, на КТ работают Георгий Шавлохов и Мадина Цховребова, Алик Тибилов, техник по снабжению кислородом, настоящий герой... Потом подключились и другие. Сама также работаю с самого начала, я врач дерматовенерологического отделения, но дополнительная специальность у меня инфекционист. Медсестры и санитарки – отдельная тема, на их долю приходится огромный труд. Они всегда остаются на втором плане, а это несправедливо.

– Хочу задать специфический вопрос: мы любим признавать с какой-то почти гордостью, что мы люди «нецивилизованные», не соблюдаем карантин, не носим маски. Вас сильно раздражают те, которые попадают по глупости, ходят по свадьбам, не верят в ковид как таковой?

– У нас на это нет времени. К нам человек поступает, и мы не разбираемся, откуда он пришел, где подцепил болезнь. Нам это не интересно, это работа эпидемиологов. Наша задача – срочно выявить тяжесть заболевания и назначить лечение. Я с самого начала слышу эти утверждения, в том числе и среди медиков: «А, все переболеем!». Зачем должны переболеть все? Если бы так рассуждали во время чумы, все бы умерли и никого бы не осталось. Цивилизованный, разумный человек должен принимать какие-то меры. Если сейчас спросить тех, кто отрицал коронавирус, как опасность, они сожалеют, что не слушали предупреждений. Гриппом, конечно, все болели, но ничего подобного ковиду им не приходилось испытать раньше. У кого болезнь протекает в легкой форме, тем повезло, а у кого потяжелее, они очень страдают.

– Это легкомыслие или безответственность тоже создает трудности, врачи не ожидали такого потока, коек не хватало, люди в коридорах…

– Чаще вот эти же люди нам создавали неудобства. Паника, они поступают в больницу, мест нет, их размещают в коридорах, и они возмущаются, что для тяжелых места нашлись, а для среднетяжелых нет. «Что, нам теперь умереть из-за того, что нет мест? У нас вот такой процент поражения»! А что, я должна отключить тяжелобольного и уложить того, кто громче всех возмущается? Зачем бежать сразу в стационар, пройди пока нужный алгоритм, ведь никогда не было так, чтобы в стационар укладывали прямо с улицы.

– Можно ли сказать, что на данном этапе в больнице все уже организовано? Я знаю, что лифты не работают, например.

– Не все организовано. Но у нас в Инфекционном отделении относительно больше порядка, потому что там и больных меньше, и к тому же инфекционисты в общем обучены бороться с заразой, это их работа. В Детской больнице, к сожалению, медики других специальностей, они сталкиваются с такими проблемами, которые у нас уже отработаны, причем давно. Выработан порядок решения даже самых элементарных вопросов – как доставлять анализы, кто будет приносить ответы и т.д. Сейчас у них нарабатывается такой же опыт, но главной проблемой для всех нас пока остается нехватка человеческих ресурсов – опытных специалистов и медперсонала.

– Можно ли сказать, что у нас есть какой-то один главный спасатель, который все организовал и подготовил…

– Простые медики. Каждый на своем месте, своими силами помогает вытянуть ситуацию, справиться со своим участком работы и помочь тем, кто не успевает, потому что время работает на болезнь. Вот сегодня меня после смены позвали на пятиминутку, там было руководство, обсуждали, как перевести больных со второго этажа Инфекционки на первый, куда централизованно провели снабжение кислородом. А я уже перевела их прямо с утра. Т.е. как бы и не нужно ждать указаний, когда видишь, что уже можно сделать.

– Есть много людей, которые хотели бы стать волонтерами, но они признают, что ничего не умеют. Хотят помочь, но не знают, как. Чем вам можно помочь?

– Работы много. Передачи носить же могут или сидеть рядом с больными, следить за уровнем кислорода, приносить анализы, писать бланки, вовремя предупреждать… Я, например, все это делаю сама, обхожу, смотрю баллоны, если кислород на исходе, звоню тем, кто их меняет, они должны прийти и сделать все. У волонтеров очень много возможных функций. При этом некоторые записываются волонтерами на время, когда их родные в больнице, так им кажется надежнее, лично следить за состоянием больного и кислородом. Сейчас волонтерамхотят назначить руководителя-распределителя, чтобы не было хаоса и суеты. Видимо, это давно стоило сделать.

– Каков Ваш оптимистический прогноз, как специалиста, когда это все закончится?

– Сейчас пока очень сложный период, но привычные многим нашим согражданам настроения, когда недооцениваешь опасность, мы уже преодолели. Очень важен посыл – надо беречься! Надо буквально держать руку на пульсе наших близких, которые находятся в группе риска, не упустить ни секунды, когда болезнь еще можно остановить. Слоган «Все переболеем» считаю очень эгоистичным, потому что кто-то переболеет легко, а кто-то просто не перенесет. Да и потом, переболеть не означает, избавиться навсегда, иммунитет вырабатывается опять-таки неизвестно насколько, повторных случаев заражения по Россиимного. Влияние перенесенного заболевания на организм еще не изучено. Когда-то изобретут вакцину, которая спасет всех, но сейчас надо делать то, что в наших руках. Могу выразить осторожный оптимизм: конечно, у нас высокая степень заболеваемости, много смертей, но люди выздоравливают, все больше и больше, и это вселяет надежду.

– У Вас есть ощущение какой-то мистики, связанной с появлением этого заболевания? Может быть, наказали за что-то все человечество и нас, в частности? Откуда взялся этот коронавирус?

– Этот вопрос меня очень волнует. Я часто задумываюсь над тем, как изменилось человечество, люди стали очень злыми, слишком много стало негатива. Если даже происходит что-то хорошее, об этом не модно говорить, это никого не интересует, потому что это не сенсация. Люди вокруг научились почему-то смаковать плохое, и не удивительно, что и молодежь уже подсела на негатив.

Можно быть конченым материалистом и не верить в версию о наказании за зло. Но у меня возникали такие мысли, не послана ли эта болезнь искусственно Богом, Провидением, Природой, чтобы усмирить людей? Никто не даст ответа на этот вопрос. Но мне иногда кажется, что людей сознательно переключили на то, чтобы они просто занимались своим здоровьем и забыли о войнах и междоусобицах, спасая от смертельного недуга себя и своих близких. Чтобы сбить с человечества спесь, чтобы люди задумались и пришли в себя. Разве не удивительно, что вроде других заболеваний стало меньше? Другие болезни реально куда-то делись. Вообще, есть такое мнение, что человек сам развивает свою болезнь, он ходит по врачам, лечится, ищет новые лекарства и народные средства, культивирует свой какой-нибудь артрит, и его болезнь живет с ним, окруженная заботой и вниманием. Мысль об искусственном заражении вирусом всего человечества беспокоит, слава Богу, не меня одну.

– Т.е. идея о том, что негатив, продуцируемый человечеством, экранирует там в небесах и бьет обратно по нам, эта мысль, по крайней мере, имеет право на существование?

– Закон бумеранга, что посеешь, то пожнешь. Даже природные катаклизмы происходят, как правило, на пике каких-то тенденций. Одна чаша весов перевешивает, и тогда происходит нечто, что выравнивает ситуацию. Вот сейчас, наверное, происходит что-то такое, что изменит всю жизнь на планете.

– Личный вопрос: чего Вам хочется? И насколько изменится мир после?

– Я получаю удовольствие от своей работы и хочу, чтобы мои старания, мой маленький вклад оказались не напрасными. Я хочу, естественно, чтобы был мир во всем мире (смеется), чтобы люди стали добрее. Естественно, все сразу не поумнеют от страха перед пандемией, но чтобы они стали доброжелательней друг к другу, к окружающему миру, к природе, животным. Чтобы мы смогли победить эту заразу или хотя бы свести ее на какой-то минимальный уровень, когда мы будем знать этого врага, как другие инфекции, контролировать эту болезнь и не бояться.

– Пусть сбудутся Ваши мечты! Будьте здоровы!

– Берегите себя!

Инга Кочиева

Многие бывшие пациенты наблюдали за время нахождения в стационаре, что медики в начале вспышки заболевания были в затруднительном положении, с лекарствами были проблемы, не хватало кислорода. За последнее время работа налаживается, кислород из РСО-Алании подвозят ежедневно. Но все же, надо признать, что большую часть тяжелых и очень тяжелых больных отправляют «за пределы Республики», как сейчас принято говорить, чтобы не обозначать Грузию в этом списке. Там все с большей неохотой берут на себя наших больных граждан. Кого-то вылечить удается, а кого-то нет, их возвращают в закрытых контейнерах. Здравоохранение Республики почему-то не ожидало такого всплеска заболеваемости и потока больных. Хотя, как могло не ожидать, если страны с более развитой медициной ожидали вторую волну и готовились к осаде? Если абстрагироваться от коронавируса, в целом, хотелось бы верить, что у руководства есть какой-то план по медицине в РЮО, которая, увы, свелась к лечению относительно несложных заболеваний. План по созданию эффективной и надежной системы здравоохранения, по подготовке высококлассных специалистов за рубежом, приобретению передового медицинского оборудования, повышению квалификации персонала и статуса медработников, созданию четкой и безотказной системы спасения жизней и здоровья людей, повышению культуры населения по профилактике заболеваний и пропаганде здорового образа жизни. После чего, «Красный Крест», возможно, займется другими делами, а не перевозкой больных туда и обратно. Причем, обратно часто – скончавшихся пациентов. Если такого плана нет, то разовым, даже очень крупным финансированием, ситуацию изменить не удастся. Все проходит, и это, как говорится, пройдет. Закончится пандемия, уйдет вирус, вернутся привычные болезни, которых после «короны», возможно, станет больше, и машины «Красного Креста» снова потянутся на юг…