Из воспоминаний Георгия Бекоева (часть 6)

Наша газета продолжает публиковать воспоминания ярких представителей интеллигенции Южной Осетии середины прошлого века. Они бывают ценны тем, что передают без прикрас жизнь того времени, реалии прошлого, в них представлены исторические измышления. Ранее мы обращались к воспоминаниям общественного деятеля, инженера-строителя Умара Кочиева (Хъоцыты). Сегодня предлагаем вашему вниманию выборочную публикацию воспоминаний Георгия Бекоева, еще одного достойного сына осетинского народа, актера театра, представителя осетинской передовой интеллигенции, которая активно выступала за сохранение осетинского языка и не склонила головы перед репрессиями. В 1949 году была создана патриотическая подпольная организация «Рæстдзинад» («Справедливость»), члены которой высказались против националистической политики грузинских властей в сфере образования и культуры. Это был период, когда шло закрытие осетинских школ, письменность с латиницы переводилась на грузинскую графику, когда осетинское слово исчезло не только с вывесок магазинов и театральных афиш, но и со страниц газет. В 1951 году Г.Бекоев, как и его товарищи, был арестован Министерством государственной безопасности Грузинской ССР, обвинен в крайнем национализме и по 58 статье приговорен к 8 годам лишения свободы. В приговоре указывалось: «Выражал недовольство о проведении в Осетии мероприятий перехода осетинских школ в грузинские школы».

(Окончание. Начало в №№ 96-106)

Вернувшись из ссылки, я оказался в теплых объятиях родных и близких. В день моего возвращения к нам в гости пришли и из театра – Андрей Гелдиев и Варя Чабиева, и сказали, что сцена ждет меня. На следующий день в 11 часов утра я уже был в театре. Это была незабываемая встреча! Теплые объятия, трогательные слова приветствия... К тому времени появилась и Сона Джатиева. Увидев меня, она в первую минуту онемела, затем ее словно прорвало:

– Сынок, – она крепко прижала меня к груди, и я услышал ее судорожные всхлипывания... Сердцу стало больно... невыносимо больно. – Знай, что отныне ты – моё дитя, мой четвертый сын… Мы, Гоги, уже оплакали тебя в ночь после твоего ареста. Для тебя больше нет смерти...

Мне рассказали, что было тогда. После спектакля в селе Тбет актеры сели в автобус и водитель завел машину, собираясь тронуться в путь. И тут кто-то из женщин воскликнул:

– Ты куда?! Гоги еще не сел!

Никто не произнес ни звука. Все молчали.

– Андрей, ты младше нас, сходи, позови Гоги. Сколько можно его ждать, – сказала Нина Чабиева.

Андрей даже не сделал попытки встать со своего места. И снова тишина.

– Андрей, ты что, не слышишь? Нина же попросила тебя позвать Гоги, – укорила его Зарета.

Что оставалось делать Андрею, с трудом шевеля губами, он сказал, что Гоги нет – его арестовали, увезли... Спустя некоторое время запричитала Сона:

– До этого арестовали его брата, а теперь и его. Бедный Кудзи, остался один, без сыновей, без опоры...

Не сдержалась и Зарета:

– За что Гоги, а?! А за что взяли моего брата Александра или мужа Николая, или других порядочных людей, ни в чем не виновных? За что?.. В чем их вина?..

В этот миг раздался уверенный голос одного из актеров: – У нас, в Советском Союзе, без вины никого не сажают, поэтому прекратите говорить ерунду!..

Никто не ответил... Все знали его темную, гадкую душонку, поэтому все затихли

…В тот же день я встретился с Левой и Зауром. Они вернулись раньше меня. Не вернулся пока только Хазби Габуев, и мы ходили встречать его к поезду из Тбилиси, который прибывал вечером в 11 часов. Вместе с нами приходили к поезду и наши семьи. Но в тот день Хазби не приехал. Не появился он и на второй день. Прошла неделя-вторая, его все не было… Мы были очень встревожены. Неспроста все это, что-то случилось... Но что?..

Тяжело было смотреть на его убитых горем мать Нанион и сестру Замиру. После долгих усилий Гафеза от имени правительства была направлена телеграмма с запросом в лагерь, где сидел Хазби. Ответ получили быстро. В нем сообщалось, что свой первый срок Хазби Габуев отсидел, но в конце его срока в лагере что-то произошло, и он получил новый срок – 15 лет... Это было ужасно. Нет слов, чтобы передать состояние матери и сестры Хазби… Мы, как могли, поддерживали его маму и сестру, обнадеживали, уверяли их в том, чему сами, признаться, уже не верили. Мы старались поддерживать их и материально, и морально.

…Отдохнув немного, я вернулся на работу в театр, актером с зарплатой в 310 рублей. Мало что можно было купить на эту сумму в то время. Так трудно жил весь наш народ, но люди все же слепо верили в идею «светлого коммунистического будущего», которую вдалбливали в наши головы, и мы, не считаясь с нашей нищенской жизнью, героически преодолевая все трудности, шли «вперед – к победе коммунизма», в «рай».

В тот год Ладик, студент второго курса, был вынужден перевестись на заочное отделение, чтобы иметь возможность работать и помогать матери Козиан. Они жили только на ее зарплату. Какой оклад у медсестер сейчас, и какой был тогда – общеизвестно, только-только с голоду не умереть. Целый год проходил Ладик в поисках работы, но, увы! Рабочие места были, но для него не нашлось ничего. Раньше он хоть стипендию получал, а теперь на целый год лишился и этого, пришлось ему возвращаться на дневное отделение...

Но вот окончен институт, получен диплом о высшем образовании, но работы снова нет. Снова начались поиски, обивание порогов учреждений и организаций, но для него ничего не находилось. Объяснение – подопечный КГБ вернулся после отбытия срока, но свою «лапу» эта организация снимать с него не собиралась. И это говорило о деградации нашей нации. Что это за Осетия, в которой нет места настоящему осетину?..

Спустя два месяца после моего возвращения мы собрались у моего дяди Коста отметить праздник 54-летия Великого Октября. Хозяева постарались на славу – стол был полон яств, всего вдоволь, тосты следовали за тостами… На одной из стен комнаты, где мы пировали, большой портрет Ворошилова, напротив – Джугашвили с маленькой девочкой с цветами на руках. Мой дядя, убежденный старый коммунист, провозгласил тост за нашего любимого вождя и выпил полный рог араки до дна. Младшие, подражая старшему, тоже осушили свои бокалы до дна в честь «любимого вождя».

Я сидел, слушал, ничего не говоря.

– Выпей за нашего дорогого вождя, – предложил мне дядя.

Я не выдержал и со злостью сказал:

– Видишь девочку на руках у усатого? Так вот, эта девочка сейчас по его указу сидит в тюрьме, а ее отца он приказал расстрелять в 37-м году. Вот он какой, наш любимый вождь Иосиф Джугашвили.

Сидящие за столом онемели, услышав такое «кощунство» в адрес «отца народов». Все побледнели и со страхом смотрели на меня. Мертвая тишина опустилась на наше застолье.

Дядя покраснел и огляделся вокруг, нет ли чужих... Потом вскочил со своего места и дрожащим голосом сказал мне:

– Ты можешь так погубить мою семью. Лучше уходи, оставь нас!

Но я не ушел, стараясь доказать ему, что правота на моей стороне.

Спустя два года, когда лицо Джугашвили предстало перед всем миром в своем настоящем обличье, мой дядя часто вспоминал тот случай, когда, испугавшись, хотел выгнать меня из дома, и каждый раз каялся и просил прощения.

Осенью того года мы отмечали пятидесятилетний юбилей нашего театра. Инициатором мероприятия выступил Васо Цабаев. Вообще, Цабаевым был собран обширный материал по истории осетинского театра, он даже подготовил и выпустил к юбилею книгу.

На юбилейные торжества собралось много приглашенных. К показу гостям мы подготовили отрывок из пьесы Касболата Кусова «Сын народа», о том, как Коста встречается в горах с бедными чабанами. Роль Коста играл Степан Газзаев, чабана – я. На второй день газета должна была выйти со статьей о вечере и нашими фотоснимками. Но мое фото изъяли, не разрешили печатать. Об этом мне сказал главный режиссер нашего театра Гриша Кабисов. Все было понятно: КГБ не забывают обо мне, «разрешили» мне работать в театре, но внимательно следят за каждым моим шагом.

1 мая 1955 года, я хорошо это запомнил, я стоял на Театральной площади, смотрел демонстрацию, когда ко мне подошел Кадзах Чочиев и сказал:

– Лæппу, ты знаешь, что меня рано утром вызывали в МГБ...

Он не успел закончить, как я продолжил за него:

– И спрашивали обо мне...

– Да, меня спрашивали, как ты относишься к КГБ и т.д.

Кадзахмат выразил им свое возмущение, и в результате был изгнан. Все мое прекрасное настроение от юбилейных торжеств было испорчено...

Отец рассказал мне, что после нашего ареста его несколько раз снимали с работы, хотя он был простым билетером у входа в парк. Сколько раз через суд приходилось ему восстанавливать справедливость. Очень ему помог тогда начальник отдела культуры того времени, бывший актер Андрей Жажиев. Он прямо говорил, что сыновья Кудзи арестованы не за воровство или мошенничество, и это надо понимать. «Приходя в парк, он часто клал мне в карман деньги, мол, помоги своим мальчикам, хоть посылку отправь им, – рассказывал отец. – Или был еще Кудзи Бязров. Не было случая, чтобы, встретив меня, он не подошел и не спросил о вас, не сказал добрых, обнадеживающих слов. Или Сона Джатиева, изболевшаяся женщина, тревожилась за вас, как за родных сыновей…». О многих хороших людях рассказал мне отец, всех и не упомнишь…

…Сейчас много пишут о правлении Хрущева. Он сделал немало хорошего. Именно по приказу Хрущева были арестованы Берия и группа его пособников. Тем не менее, эта фигура не лучше остальных членов политбюро. Он был хитрым и коварным политиком. Захватив власть при поддержке Жукова, он немедленно избавился от всех своих противников, в том числе и самого Жукова...

…В начале 1956 года наш театр показал в Квайса спектакль по трагедии Гриса Плиева «Чермен». Вернулись мы в начале третьего ночи. Подъехав к зданию театра, увидели группу военных, окруживших памятник Джугашвили, и несколько тяжелых машин. Снимали с пьедестала памятник Сталину, вниз головой опускали его на лебедках. Сона Джатиева воскликнула: «Дожила, слава Богу, и до этого, теперь и умереть не страшно…».

В годовщину смерти Джугашвили, в на-чале 1956 года, народ Грузии заволновался. Люди требовали почтить память своего соплеменника Сосо похвальными здравицами, как это делалось раньше. Два дня по всей Грузии никто не работал, люди собирались на митинги, в своих шумных выступлениях превозносили это имя до небес. К тому времени город Сталинир был снова переименован в Цхинвал. Здесь у нас было относительно спокойно, только директор грузинской школы №1 Вахтанг Касрадзе, большой шовинист, привел к подножию бывшего памятника Сталину своих школьников и произнес перед ними сумбурную и истерическую речь, дети читали стихи о Сталине.

…Постепенно на моем здоровье стали сказываться годы, проведенные в ссылке в далеком, холодном Казахстане. Сильные боли в ноге и пояснице мешали передвигаться. Пришлось прибегать даже к помощи палки. Дважды меня укладывали на лечение в Москве, а каждые свои каникулы приходилось брать ванны в Цхалтубо...

…В марте 1964 года досрочно был освобожден Хазби Габуев. Это была заслуга Гафеза, который в течение 10 лет писал во все инстанции о его несправедливом задержании. Десять лет своего нового срока отсидел Хазби, а в целом он провел в неволе тринадцать лет. Вместе с братом мы зашли проведать и поздравить его с возвращением. Он был осунувшийся, бледный и худой – кожа да кости. Тяжело и больно было смотреть на него.

В то время Ладик и Лева работали сельскими учителями. Они тоже приехали повидаться с Хазби. После этого мы все собрались и решили помочь ему купить одежду. К нам присоединились мой брат Саша и Алексей Букулов, тоже отсидевший срок после возвращения из плена…

…После смерти Сталина прошло немало лет, но притеснение национально мыслящих деятелей, людей, желающих просто помочь своей Родине, продолжалось. Любые инициативы рассматривались буквально через лупу, а доносительство все также приветствовалось.

Несколько теплых слов надо сказать об одном достойнейшем человеке – Федоре Гаглоеве (Гафезе). Более пятнадцати лет он руководил Союзом писателей Юго-Осетии. Скольким молодым людям он помог найти свой путь в литературе. Все, кто после войны встал на творческий путь литератора, были согреты душевным теплом его большого сердца... И ушел он с этого поста не по своей воле. В Москве учился писатель и поэт Юрий Тедеев. Они с Гафезом часто переписывались. В одном письме Гафез писал ему, как младшему товарищу, что он должен знать свой родной язык, воспитывать в себе национальное самосознание, чтить национальную культуру... Точное содержание привести не могу, но письмо было патриотическим. Тедеев показалэто письмо поэту Хазби Джиоеву: «Это письмо пахнет национализмом! – заявил Хазби, – я пошлю его в ЦК партии». И он действительно это сделал. Из Москвы письмо направили в ЦК Грузии, мол, разберитесь, что там происходит. Из Тбилиси приехали работники ЦК, вызвали Гафеза в Обком партии, где состоялся неприятный разговор.

– Жаль, что сейчас не 37 год, – прямо было заявлено Гафезу, – вас можно было бы расстрелять за национализм.

В это же время некоторые члены Союза писателей Юго-Осетии направили письмо в Обком партии, где говорилось, что им не нужен председатель-националист. Под письмом подписались Реваз Асаев, Сергей Хачиров, братья Козаевы, Амран Техов и другие... Гафеза сняли с работы.

В это же время интеллигенция Южной Осетии составила письмо в защиту Гафеза как великого патриота, участника Великой Отечественной. Я лично ходил с текстом письма и собирал подписи. Подписались старые революционеры, актеры, художники, научные работники – вся истинная интеллигенция. Наше письмо предотвратило исключение Гафеза из партии. Вот так подло поступили с честным человеком... В 1972 году я уже работал в Северо-Осетинском драматическом театре. Однажды нас всех собрали в зале, где зашла речь о Гаглоеве и его письме. Собрание проводил заведующий отделом идеологии Агубе Кучиев. С трибуны он громко осуждал Гафеза. К нему обратилась заведующая осетинской труп-

пой Т. Батагова:

– Прочтите нам это письмо, мы хотим услышать, что именно писал Гаглоев.

Под давлением зала Агубе пришлось прочитать его... Читать он закончил под бурные аплодисменты. Все изумлялись – какой же он националист? Он настоящий герой, патриот!..

…Я уже играл на севере в театре. В январе 1973 года к выходу готовился спектакль по пьесе Гриса Плиева «Сослан-Царазон». Начались прогоны, спектакль шел долго, пять с половиной часов, поэтому решили давать его по частям – в течение двух вечеров. На сдачу пришло много работников обкома во главе с Агубе Кучиевым. По окончании спектакля состоялся разбор, в котором актеры участия не принимали. Так в театре не принято. А на второй день, придя в театр, узнал: спектакль снят, закрыт. Нас обвинили в том, что этой пьесой мы прославляем царей. И еще: а что скажут грузины...

Лишь спустя годы спектакль снова вернулся на сцену. Но в сильно урезанном виде. В Северной Осетии его приняли довольно холодно, равнодушно. Когда народ не знает своей истории, когда чувство его национального самосознания глухо и слепо, то его ничего не интересует. Но самым убийственным является полное непонимание взаимоотношений Осетии и Грузии. Даже сегодня, после всех этих ужасов и чудовищного глумления над осетинами и Осетией, здесь, на севере, многие так и не поняли, почему Грузия уничтожает Южную Осетию, где тихой сапой, а где вооруженной агрессией.

Мы повезли наш спектакль в Южную Осетию, где намеревались показать его в течение трех дней. Но получилось так, что нам надо было играть его не три, а девять раз. Народ валил валом в театр, билетов было не достать...

(печатается в сокращении)

Опубликованно: 25-12-2023, 13:45
Документ: История > https://respublikarso.org/history/5152-iz-vospominaniy-georgiya-bekoeva-chast-6.html

Copyright © respublikarso.org
При копировании материалов, гиперссылка обязательна.