СССР. Эпоха Большого террора |
(продолжение, начало в № 75-77) В текущем году исполнилось 80 лет началу, так называемого, «Большого террора» – репрессий, проведенных в СССР в 1937-1938 годах. Хотя граждане Страны Советов подвергались арестам, тюремным заключениям, высылкам в лагеря, расстрелам до этого и еще многие годы после, это был период, когда жертв было самое большое количество. Волна репрессий прокатилась по всему СССР, накрыв и Южную Осетию. Надо отметить завидную детализацию приказа Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) от 30 июля 1937 года, с которого и начались репрессии – он не только указывал, против кого должны были быть применены преследования, но и точное количество граждан, которых должны были репрессировать с указанием конкретной меры наказания. Хотя еще судом не была определена и доказана даже их вина: Все репрессируемые кулаки, уголовники и др. антисоветские элементы разбиваются на две категории а) к первой категории относятся все наиболее враждебные из перечисленных выше элементов. Они подлежат немедленному аресту и, по рассмотрении их дел на тройках – РАССТРЕЛУ. б) ко второй категории относятся все остальные менее активные, но все же враждебные элементы. Они подлежат аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет, а наиболее злостные и социально опасные из них, заключению на те же сроки в тюрьмы по определению тройки. Согласно представленным учетным данным Наркомами республиканских НКВД и начальниками краевых и областных управлений НКВД утверждаетсяследующее количество подлежащих репрессии: первая и вторая категория ВСЕГО: Азербайджанская ССР – 5 250 человек; Армянская ССР – 1 500; Грузинская ССР – 5000, из них в первую категорию (расстрельную – прим.ред.) – 2000 человек». В положении особо указывается, что количество арестов «народные комиссары республиканских НКВД и начальники краевых и областных управлений НКВД не имеют права самостоятельно превышать. Какие бы то ни было самочинные увеличения цифр не допускаются». Была еще одна оговорка: «Семьи приговоренных по первой и второй категории не репрессируются». Однако, как показало время, количество репрессированных было значительно больше. В ходе исполнения приказа НКВД во внесудебном порядке должны были быть уничтожены (расстреляны) 74 830 человек. А было расстреляно в десять (!) раз больше. В этом была «заслуга», прежде всего, региональных руководителей, которые, как всегда, хотели рапортовать о перевыполнении плана, спускаемого из Москвы. Даже в части расстрелов. Известный факт: когда центр,согласно приказа НКВД, обязал руководство Северной Осетии арестовать и уничтожить 500 буржуазных националистов, то тут же из Владикавказа поступило заявление: 500 для нас мало – добавьте еще 250. А кем были «буржуазные националисты» в Осетии? Это были, в большинстве своем, люди национально ориентированные, в том числе и те, кто ратовал за воссоединение южной и северной частей Осетии. Что тут удивляться, ведь какое-то время даже творчество осетинского просветителя Коста Хетагурова было объявлено националистическим. В число репрессированных, например, в Южной Осетии попадали коммунисты, состоящие или симпатизирующие партийной оппозиции, граждане, ранее состоявшие в партии меньшевиков и эсеров, бывшие богатеи и кулаки, граждане, недовольные повальной коллективизацией и укоренявшейся уравниловкой и бедностью, представители интеллигенции, высказывающиеся критически в отношении Советской власти. Впрочем, в последнюю категорию попадали и рабочие с крестьянами. Речь в приказе НКВД, по существу, идет о тех гражданах страны, которые воспринимались как потенциально враждебные Советской власти. Важно подчеркнуть, что, как правило, эти люди не совершали ничего противозаконного и считались враждебными исключительно в силу своего происхождения, в силу своей принадлежности к тем или иным недружественным большевикам партиям, социальным слоям и так далее.
Маховик репрессий запущен Веяния нового политического строя воспринимались в Южной Осетии, как, впрочем, и по всему СССР, достаточно критически. Об этом свидетельствуют и те скупые факты, которые дошли до нас. Например, это неприятие всеобщей коллективизации, когда в одном колхозе оказывались трудяги и откровенные тунеядцы. При этом одни вынуждены были передавать в общее пользование свой скот, инвентарь, земли и пастбища, а другие только пользовались обобществленной собственностью. Единственное их преимущество было в безоговорочной поддержке советской власти. Житель села Чере Каплан Техов на одном из собраний прямо выступил против организации в их селе колхоза. Он заявил, что не собирается объединять свой скот и инвентарь с пустыми амбарами сельских голодранцев. И тут же был обвинен в антисоветской агитации. 5 апреля 1937 года состоялось общее собрание юго-осетинских профсоюзов, где членов объединения призвали жертвовать деньги на приобретение государственных облигаций. Таким образом, Советская власть добровольно-принудительно изыскивала средства на промышленную модернизацию. В фильмах о той эпохе обычно показывали всеобщий энтузиазм советских людей. В действительности все обстояло не так однозначно. Вот и на упомянутом собрании член профсоюза Лади Цховребов выступил с критикой самой идеи организации денежного займа. «Если взносы добровольные, как вы говорите, то я не хочу быть добровольцем и отдавать свои деньги непонятно на что!» – заявил он. В отдельную категорию попадали сторонники объединения севера и юга Осетии. Благо они даже не скрывали своих намерений, высказывались открыто и вскоре оказались в расстрельных списках. Так, годом раньше, 12 июня 1936 года на всенародное обсуждение в СССР был вынесен проект новой т.н. сталинской Конституции. Текст основного закона обсуждался в организациях и коллективах, заводах, полевых станах: «Сталинская Конституция – Конституция счастливой жизни». Конституция, конечно же, формально везде одобрялась. Но были и неожиданности. Так, в Южной Осетии при обсуждении положений Конституции о территориальном устройстве государства, высказывались пожелания об объединении двух частей Осетии и внесение этого предложения на рассмотрение конституционной комиссии. Особенно это отмечалось на собраниях партийного и хозяйственного актива в коллективе Сталинирской ГЭС и в Дзауском районе. Как отмечали позднее партийные органы Компартии Грузии: «Обсуждение проекта Конституции СССР было сведено до уровня непартийных разговоров об объединении Северной и Южной Осетии». Набирал обороты процесс ограничения национальной свободы в умах и сердцах людей. И в этом деле активны были не только идеологические работники Москвы и Тбилиси, но и вольные или невольные проводники политики верхов на местах. В январском номере газеты «Коммунист» подверглась критике «Хрестоматия по осетинской литературе» для учащихся третьего класса. Автор критического обзора разругал составителей за то, что в учебном пособии были собраны одни сказки и легенды, без всякой связи с… социалистической действительностью. Особо критика возмутило то, что в сборнике были произведения, репрессированного годом раньше осетинского классика Чермена Бегизова. В те годы такое заключение могло стать приговором для любого человека. Самое интересное, что эту заметку написал человек, который благополучно пережил советский строй и стал поборником идей национального возрождения. Однако он едва ли когда признался даже себе, что его слова могли роковым образом сказаться на судьбе отдельного человека. Вопрос отсутствия коммунистического мышления в Южной Осетии выносился далеко за пределы автономии. Так, 9 октября 1936 года в печатном органе компартии Грузии газете «Заря Востока» вышла статья «Вредные плоды «научных трудов» А. Тибилова». Статья не была подписана, что свидетельствует о том, что автор однозначно был из Южной Осетии. Тогда граждане еще боялись быть осуждения за доносительство среди знакомых и близких. К моменту издания вышеуказанного приказа НКВД уже были составлены списки всех неугодных Советской власти граждан в понимании Сталина и его команды. Дело оставалось за реализацией положений этого страшного документа. И здесь рекомендации были достаточно конкретны: «На основании утвержденного списка начальник оперативной группы производит арест. Каждый арест оформляется ордером. На каждого арестованного или группу арестованных заводится следственное дело. Следствие проводится ускоренно и в упрощенном порядке. По окончании следствия дело направляется на рассмотрение тройки. Операцию начать 5 августа 1937 года и закончить в четырехмесячный срок». Как только наступила полночь на рубеже четвертого и пятого августа с зловещим скрежетом открылись ворота управлений НКВД, и оттуда выехали черные автомобили-воронки с оперативниками, которые стали проводить массовые аресты. Началась реализация кровавого плана. Судьба человека зависела от членов, так называемой «особой тройки», состоящей из начальника областного НКВД, секретаря Обкома, прокурора области. Эти три человека во внесудебном порядке решали: жить человеку или умереть. Начались страшные времена, арестовывались ветераны партии, молодые коммунисты, представители творческой интеллигенции, красные командиры, рабочие, сельчане. Начали практиковаться и поощряться доносы на сослуживцев, соседей, односельчан и родных. Подследственные под пытками стали оговаривать невинных людей, проходила массовая фальсификация уголовных дел – все ради того, чтобы доказать, что на местах «успешно борются с врагами народа и иностранными шпионами». Но самое удивительное было то, что зачастую люди, выносящие приговоры без суда и следствия сами через месяц-другой оказывались в числе жертв террора. Никто не был застрахован от того, что ночью к нему в дверь не постучат, и не предъявят ордер на арест и обыск. В 1937 году было осуждено, в том числе и «тройками»: всего 790 665 человек, из них: к высшей мере наказания (расстрелу) – 353 074 человека (44,6% от числа осужденных), к содержанию в тюрьмах и лагерях – 429 311 человек, к ссылке и высылке – 1 366 человек. В 1938 году осуждено, в том числе и «тройками»: всего 554 258 человек, из них: к высшей мере наказания (расстрелу) – 328 618 человек (59,3% от числа осужденных), к содержанию в тюрьмах и лагерях – 205 509 человек, к ссылке и высылке – 16 842 человека. Как видим, жертвы Большого террора были обильны и кровавы. О централизованном характере этих событий, о том, что террор был организован сверху и управлялся сверху, свидетельствовал и тот факт, что он был прекращен так же централизованно, как и был организован. В один прекрасный ноябрьский день в 1938 году было принято постановление, и репрессии прекратились. Начался так называемый этап выхода из террора, в ходе которого часть организаторов и исполнителей террора были арестованы. Большую массу тех, кто был арестован или расстрелян в эти годы, так и оставили на долгие годы врагами, пока не начался процесс реабилитации уже после смерти Сталина.
Р.Кулумбегов (продолжение следует)
Опубликованно: 30-10-2017, 14:25 |
Вернуться назад |