из записей Ф. Ганка, немецкого педагога и естествоиспытателя (1888 год)  

…Часам к 7-ми мы приехали в Цхинвал и остановились в одном из лучших духанов на берегу р. Большой Лиахвы, у моста. В Цхинвале мы должны были переночевать, с тем, чтобы на другой день рано утром отправиться в путь.

Проснувшись на другой день довольно рано, мы стали держать совет – по какой стороне Лиахвы нам идти: по правой или по левой, так как местные жители пугали нас, что после недавнего ливня Лиахва размыла все дороги, снесла мосты, мельницы, сады и что тому же примеру последовали и ее притоки, в особенности Пацайы-дон. После некоторого колебания мы решили идти по правому берегу, где проложена наиболее удобная дорога. Несмотря на старания, нам не удалось выступить в путь раньше 8 часов, так как пришлось сделать еще некоторые покупки. Наконец, сборы окончились, и мы пустились в путь. Жители Цхинвала собрались массами поглазеть на столь невиданное зрелище и долго провожали нас и наших проводников Гарсо и Пиндо любопытствующими взорами. Все удивлялись тому, что мы идем пешком, хотя имеем вид «настоящих господ». Выйдя за город, мы постоянно встречали пеших и конных крестьян и крестьянок, преимущественно осетин, весьма вежливо приветствовавших нас поклонами и старавшихся любопытно-жадными взорами проникнуть в тайны вашего странствия. Некоторые из наименее терпеливых, сгоравшие от любопытства, останавливали кого-либо из отставших членов компании, и засыпали его вопросами о цели и направлении нашего путешествия. Отвечали, разумеется, как умели, а больше жестами. Некоторые из осетин принимали нас за инженеров, занимающихся изысканиями для проведения железной дороги, почему и просили ответить: скоро ли мы устроим эту дорогу; другие же со страхом спрашивали, не чиновники ли мы воинского присутствия. Как могли, мы успокаивали спрашивавших, к великому огорчению Гарсо и Пиндо, которым очень нравилось поддразнивать простодушных крестьян. Дорога из Цхинвала на Дзау шла среди бесчисленных полей пшеницы, кукурузы с фасолью, ячменя и подчас полей с картофелем и табаком. Хлеба были еще зелены (Цхинвал лежит на высоте 2790 ф.) и только что выколосились. Каждое поле тщательно ограждено плетнем и местами даже каменными стенами, со стороны дороги. Поля, виноградные сады и огороды тянутся сплошною полосою по обоим довольно отлогим склонам ущелья и простираются почти до самых вершин. Громадные орешники, шелковица и другие фруктовые деревья составляют целые рощи, среди которых расположены маленькие деревеньки, беленькие церковки, или развалины древних грозных башен, сложенных из громадных глыб дикого серого камня, почти без всякого цемента. Чем дальше вверх по ущелью, тем дорога становится все уже и тем более грозный вид принимают человеческие жилища: почти у каждого дома возвышается огромная призматическая башня, и каждый дом делается скорее похожим на крепость, чем на место мирного обитания добродушных поселян.

…Селение Кехви находится несколько в стороне от большой дороги; на самой же дороге расположено несколько духанов, содержимых осетинами; у этих духанов, в тени гигантских орешников, мы и расположились на привал и стали закусывать. Несмотря на праздничный день, осетинки, собравшись во множестве, стирали белье, ища защиты от солнца, под ореховыми деревьями, у ручья. Ореховые деревья достигают здесь таких громадных размеров и имеют такие раскидистые ветви, что их, по справедливости, можно сравнить с африканскими баобабами, в тени которых находят себе приют целые караваны. Будет очень печально, если заграничные лесопромышленники доберутся и до этих гигантов и соблазнят владельцев их крупными кушами: красота пейзажа совершенно изменится и местность примет более пустынный характер, как это не раз уже случалось, где появлялись эти заграничные хищники.

У нас было всего вдоволь: ветчины, сыра, икры и хлеба, но, чтобы подольше сохранить свои собственные запасы, мы взяли все необходимое для закуски из духана. Хлеб, вареные яйца, тешка и прекрасный сыр с зеленью составили наш завтрак. Осетинский сыр и масло составляют главную доходную статью в каждом осетинском хозяйстве.

После небольшого отдыха мы двинулись дальше. Дорога почти все время идет по крутому и обрывистому берегу Лиахвы, которая шумит и стремится там далеко  внизу  с  ужасающей  силой,  наполняя ревом своим всю долину и примыкающие к ней ущелья. Время от времени по реке неслись со страшным грохотом огромные бревна, сплавляемые местными жителями в окрестные села и Цхинвал. В тех местах, где русло реки было загромождено громадными скалами или где являлось какое-либо препятствие, стояли нагишом, по пояс или по грудь в воде, люди и старались перехватить бревно голыми руками прежде, чем оно упрется в преграду, и направить его в глубину русла. Какую страшную мускульную силу и какую ловкость нужно иметь, чтобы схватить руками огромное быстро несущееся бревно и повернуть его  так,  чтобы оно легло  вдоль по течению! Вот уж где воистину человек добывает хлеб свой в поте лица!

…За деревнею Пацы опять потянулись поля пшеницы, кукурузы и ячменя. Поля находятся всюду, где только представляется хоть малейшая возможность для их обработки. Огромные когда-то леса, по склонам гор, замыкающих ущелье, сильно выжжены, и все такие прогалины заняты пашнями. Осетины пашут на таких крутых склонах, что даже не верится, как может человек там повернуться с сохой. Обычный севооборот – насколько мне удалось узнать из расспросов – состоит в следующем: первый год поле засевается пшеницей, во второй – кукурузою с фасолью, а на третий сеется ячмень. Таким образом, поле никогда не бывает под паром и все время занято растениями, сильно истощающими почву, что и ведет, разумеется, к ее полнейшему бесплодию. Ближайшие поля, впрочем, удобряются, причем удобрение вывозится зимою, в три года один раз, и кладется большими кучами и рядами, на расстоянии одной сажени ряд от ряда и куча от кучи.

Осетинские избы по всему Дзаускому ущелью имеют однообразный характер почти все они деревянные и напоминают русские избы в лесной полосе: так же сделан сруб и так же устроена крыша из драни, только вместо гвоздей дранка удерживается тяжелыми камнями. И за границей, жители Шварцвальда, так же делают свои крыши, т. е. вместо употребления гвоздей накладывают ряды камней. Таким способом легкая дранковая крыша получает большую устойчивость и легче сопротивляется действию господствующих ветров. Иллюзия была бы еще полнее, если бы в избах были окна (в некоторых они поделаны) и на крышах были бы трубы, что у осетин заменяется просто отверстием (в лучших домах устроены бухары (туземные камины с прямым ходом для дыма).

…Из кустарных промыслов Осетии заслуживают упоминания: выделка сукон из шерсти, которые идут на приготовление чох и черкесок, шалей из козьего пуха, валянье войлоков и приготовление шляп. Осетинские белые шляпы чрезвычайно красивы и могут, пожалуй, по красоте и добротности конкурировать и с фабричными шляпами. За хорошую шляпу с нас просили 1 рубль, но говорят, что можно приобрести очень хорошую шляпу копеек и за 40. Белье и прочие части одежды осетины шьют из покупной материи, преимущественно из хлопчатобумажной.

…Надо полагать, что осетины весьма храбрый и мужественный народ, судя по тому количеству георгиевских кавалеров, которые попадаются чуть ли не в каждой осетинской деревне. В недавнем историческом прошлом осетины, как и другие горцы, славились своими набегами на Грузию, своими отважными джигитами и своими быстрыми конями. Без преувеличения можно сказать, что каждый осетин был воином и вот, может быть, где заключается разгадка той сравнительной праздности мужчин и постоянной работы женщин. Но, во всяком случае, осетинская женщина не так порабощена, как у других горцев, например у лезгин, где женщина стоит на степени вьючного скота: будучи еще ребенком, я часто имел случай видеть, как здоровенные мужичищы-лезгины садились на спины своих несчастных ста-рухообразных жен, заставляя их переносить себя через реку в соседний аул. Осетинки, за исключением невест, не прячутся при виде постороннего мужчины.

…Придя в Дзау, мы остановились в здании школы Общества восстановления христианства на Кавказе. Школьный учитель и местный благочинный, живущий тут же по близости, охотно предоставили нам классное помещение школы для ночлега и вообще были чрезвычайно услужливы и любезны. Так как было еще довольно рано и притом жарко, то мы отправились на Лиахву купаться. Вода в реке была чрезвычайно холодна, не более 10 градусов, а в притоке, тут же воздающем в Лиахву, температура воды оказалась на 3-4 градуса выше. В этой речке мы и стали купаться. Во время купанья нам привелось наблюдать довольно оригинальный способ переправы туземцев через Лиахву в соседнюю деревню и обратно: несколько человек, закрутив на шею снятое белье и платье, шли поперек реки, крепко держась руками друг за друга и борясь с быстротою течения воды. Такая переправа длится минут 10. Каково же должно быть здоровье у этих людей, если для них ни по чем по несколько раз в день переходить через реку с такой чуть не ледяной водою!

Несмотря на значительно высокую температуру дня, ночь была весьма прохладная и в воздухе чувствовалась значительная сырость. Такие резкие переходы температуры от нестерпимого зноя дня к значительной свежести ночи, естественно, должны порождать заболевания лихорадкою. На другой день часов около 8 утра мы двинулись дальше, вверх по Дзаускому ущелью, по направлению к деревне Кошки, в которой должны были ночевать. Немало затрудняли нам путь также всевозможные «доны» – притоки Лиахвы (дон по-осетински – вода, река): так, быстрый и шумный Кимас- дон, вливающийся в Лиахву с левой стороны, задержал нас почти на целый час: пришлось переезжать его в брод, по одиночке. Вот тут-то выказал свое железное здоровье наш молодой проводник Пиндо: по крайней мере, раз двадцать переходил он через ледяные волны реки, ведя за собою в поводу лошадь туда и обратно после каждого переезда! Дорога все время шла лесом. Огромные буковые и пихтовые деревья совершенно затеняли тропинку, по которой мы шли. Наши ботаники были на верху блаженства, открывая все новые и новые виды растений, и, в нескончаемых дебатах по поводу определения этих видов, далеко отставали от остальной компании. В одном месте нас напугали страшный шум и раздавшийся вслед затем треск и грохот от катящегося сверху бревна, которое, вероятно, было сброшено с вершины горы промышленниками и на пути своем все ломало и сокрушало с титаническою силою. Наконец, мы увидели деревню Кошки, – место нашего ночлега – и вздохнули полною грудью, предвкушая блаженство отдыха после столь утомительной и трудной дороги. Собственно сама деревня Кошки лежит на высокой горе, а под горою, у потока, находится всего несколько саклей, хорошенькая беленькая церковь с красною крышей, дом священника и несколько крохотных мельниц по течению потока.

В Кошках нам предстояло решить вопрос о выборе дороги: можно было идти через Рукский перевал или через Джомагский (Бах-фондаг), более удобный для перехода лошадей. Осетины говорили, что дорога до Рукского перевала хороша, но на самом перевале чрезвычайно трудна для лошадей, в особенности на его северном склоне; дорога же до Джомагского перевала хуже, но зато сам перевал для лошадей легче, на что указывает само название: Бах-фондаг – дорога для лошадей. Мы решили идти первым путем, согласно раньше выработанному плану и пригласили одного из осетин, некоего Гедеона, или по-осетински Джедуана в проводники до аула Цми.

…Мы вполне полагались на нашего Джедуана, знавшего дорогу, как свои пять пальцев. Дорогу нашу, как и вчера, пересекали сотни ручьев и потоков. Иногда мы натыкались на шалаши со скамейками у начала какого-нибудь ручья; эти шалаши, как и сами источники, посвящены покойникам их родственниками, как нам объяснили. Иногда сюда приходят родственники покойника и здесь справляют тризну. Часть провизии оставляется для покойника. Эти обычаи посвящений проявляются и в отношении рощ на вершинах гор, которые называются священными, благодаря чему остаются нетронутыми.

…После продолжительного и трудного путешествия мы дошли, наконец, до бывшего Рукского укрепления, где нам надлежало оставить ущелье шумной Лиахвы и свернуть на запад к деревне Рук, лежащей верстах в четырех от Рукского укрепления, почти над самым перевалом. Здесь собственно уже кончается полоса лесов и идет полоса альпийских лугов и пастбищ, изредка прерываемых небольшими рощицами хвойных деревьев вперемежку с березой.

В Рукском укреплении в прежние времена стоял казачий полк, и в недавнее время тут была школа Общества восстановления христианства на Кавказе, которая теперь, подобно многим другим, закрыта. Только изящная церковь да великолепные вековые гигантские вязы, дубы и буки, осеняющие церковь, свидетельствуют о былых временах. От Рукского укрепления идут многочисленные поля, засеянные ячменем. Целые кучи камней, подобранные с полей и сложенные наподобие могил, свидетельствуют о неустанной борьбе человека с природою, у которой он старается отбить каждый годный для культуры клочок земли.

…Деревня Рук, в которой мы должны были ночевать, лежит почти у подножья перевала, отделяясь от него небольшою, но быстрой речушкой, текущей по каменистому руслу и производящею такой большой шум, точно большая река. В деревне мы остановились в доме приятеля нашего Джедуана.

…Во дворе у нашего нового хозяина был разведен небольшой огород, в котором росли картофель, лук и кресс-салат. По уверению хозяина, картофель здесь родится великолепный, крупный, рассыпчатый, какого и в Тифлисе не сыщешь. Жители Рук сеют на полях только ячмень и изредка пшеницу, которая иногда поспевает. В Рук в  первый раз нам удалось попробовать осетинского пива, которое было сварено сообща всей деревней, по случаю праздника.

…Как приятно было вздохнуть свободно на зеленом просторе, когда на другой день выступили мы в дальнейший путь! Кончились и поля, пошли альпийские луга и пастбища со свежей сочной зеленью, с миллионами самых разнообразных и красивейших ароматных цветов, которые могли бы составить украшение любого даже царского цветника. Наши ботаники были в восторге и поминутно перекликались друг с другом по поводу того или другого диковинного экземпляра из растительного мира. Отойдя версты полторы от Рук, мы подошли к подошве перевала. Вот тут-то и пошла самая труднейшая и утомительнейшая часть дороги. Сначала нам пришлось пройти по снежному завалу, затем мы пошли по весьма крутой тропинке, извивающейся по зеленому склону горы. Местами приходилось идти по полосам еще не стаявшего снега. Лошади наши шли чрезвычайно бодро: видно было, что им не впервой идти по таким крутизнам. К нашему удивлению, столь же бодро шли и горские волы (горский скот вообще отличается своей миниатюрностью), тащившие на перевал увесистые бревна, которые жители Рук возят на продажу в селения, находящиеся за перевалом, где лесу вовсе нет. Чем выше мы поднимались, тем красивее становился вид на Рук, соседние деревни, поля, ущелье Лиахвы и соседние снежные вершины.

Около 12,5 часов пополудни и последние из отставших членов нашей компании взобрались, наконец, на перевал и здесь, на границе двух частей света, среди серых отвесных скал и снега, в виду многочисленных снежных вершин, на высоте почти 10 т. ф., раздалось радостное «ура» всей компании, к удивлению наших проводников и других осетин, наших случайных спутников.

Текст воспроизведен по изданию: «Переход через Рукский и Мамисонский перевалы».

Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 20. Тифлис. 1894 г.