Дмитрий Захарьевич Габараев, участник Великой Отечественной войны из Южной Осетии – человек с уникальной страницей в биографии: он единственный осетин, служивший во взводе охраны Дворца правосудия в Нюрнберге с ноября 1945-го по октябрь 1946 года во время судебного процесса над нацистскими главарями. Красноармейца Габараева выделили при тщательном отборе в важное подразделение не только за высокий рост и осанку, но, прежде всего, за личные качества, о которых доложил командир части – сдержанность, достоинство, самообладание и умение быстро и четко принимать решения в экстремальной ситуации. А также – строго следовать требованию подписки о неразглашении секретной информации, что и являлось причиной его долгого молчания об этом периоде жизни.

Дмитрий Габараев родился 20 мая 1924 года в селении Залда Цхинвальского района Южной Осетии. Он был единственным сыном Захара Габараева и Елены Ходовой, но зато у него было пять младших сестер, чьи молитвы он всегда ощущал на фронте, судя по тому, что ранения у него случались в основном легкие, хоть и часто. Дмитрий был привычным к сельскому труду: косил траву, заготавливал сено, дрова на зиму, а еще отлично ездил на коне, ловил рыбу, плавал в тогда еще многоводной Лиахве и вырос высоким красивым парнем, надеждой семьи и всех близких. Он был школьником, когда началась война, в армию его не призвали, но он брался за любую тяжелую работу, как и все подростки, помогая фронту вместе со всей страной. Повестка в военкомат пришла 1 марта 1943 года, когда Дмитрию не было еще и 19-ти. Он прошел обучение на телефониста во взводе связи 11-го зенитного стрелкового полка, принял присягу и в мае1943-го был уже в действующей армии в составе 181-го армейского артиллерийского полка. Служба у связистов нелегкая, они всё время работают – и когда идет бой, и когда у других передышка: обслуживают оборудование связи, устраняют разрывы, прокладывают новые линии. Работу связистов замечали только тогда, когда пропадала связь. Кажется, до конца жизни, Дмитрию мерещился крик командира: «Связь давай!». С 1942 года в войсках стала использоваться радиосвязь, но она была уязвимой для перехвата. Поэтому чаще всего связь между частями полка устанавливалась по старинке – тянули кабель через зону боевых действий, закрепляя его на вешках, или просто по земле. Еще сложней было устранять разрывы проводов непосредственно в ходе боя, когда приходилось заходить на территорию, занятую противником, под постоянными артобстрелами, поэтому потери среди телефонистов были большие. У них была своя война на поле боя: для устранения разрыва иногда не хватало кусков кабеля, приходилось искать подручный материал прямо на месте, буквально отыскивая на местности немецкую линию связи, а если повезет, то и самого немецкого связиста, которого можно было прихватить с собой. Каждая такая вылазка могла закончиться трагически для телефониста.

В апреле 1944 года Дмитрий получил ранение ног, лечился в госпитале, затем был направлен телефонистом 2-го батальона 408 стрелкового полка 1-й стрелковой дивизии в составе 1-го Белорусского фронта. В ходе Белорусской операции дивизия преследовала отходившие немецкие части дивизии СС «Мертвая Голова», форсировала реку Буг и вышла к дороге Варшава – Брест, отрезав пути отхода противнику. За мужество, проявленное в боях за Брест, Дмитрий Габараев в сентябре 1944 года был награжден орденом Славы III степени. В том же месяце Дмитрий получил общую контузию, снова лечился в Михайловском эвакогоспитале 3246 в Сталинградской области. С января 1945 года Габараев вернулся в 1-ю стрелковую дивизию 70-й армии, включенную к тому времени в состав 2-го Белорусского фронта. Шло наступление на Варшаву. Дивизия, в которой воевал Дмитрий, с ходу начала наступление на территории Польши и, ломая немецкую оборону, откатила противника к Висле. 17 января 1945 года Варшава была освобождена. Дмитрий Габараев за храбрость в этих боях был представлен к медали «За освобождение Варшавы», он узнал об этом в госпитале, куда снова попал – из-за ранения в шею, полученного в ходе боев за Варшаву. Медаль осетинский боец получил уже после Победы, в ноябре 1946 года. Так часто случалось на войне: его второй орден Славы – II степени, а также орден Красной Звезды, к которому Дмитрий был представлен в 1944 году, так и не нашли героя.

Через месяц он выписался из госпиталя и вернулся всвою часть. Советское командование готовилось к началу Берлинской наступательной операции, в которой 2-му Белорусскому фронту отводилась особая роль. Как известно, изначально планировалось начать наступление на Берлин уже в феврале, чтобы не дать немецким силам время для подготовки к обороне, однако Ставка Верховного Главнокомандующего посчитала наступление в этот момент крайне опасным. Сталин потребовал прекратить планирование Берлинской операции и заняться разработкой более важной на тот момент операции – по разгрому гитлеровских войск группы армий «Висла» к северу от Берлина, которая готовилась нанести удар по флангам советских фронтов. Именно 2-й Белорусский фронт во главе с Рокоссовским должен был рассечь группировку «Висла» и уничтожить ее по частям. Задача была нелегкой, войска фронта до этого понесли большие потери в Восточной Пруссии, в состав же немецких армий поступили новые части из Курляндии. И все же задача была выполнена: войска 2-го Белорусского фронта 30 марта 1945 года завершили разгром группировки врага и штурмом взяли важнейший порт на Балтийском море Данциг (Гданьск). Теперь войскам Рокоссовского было приказано развернуться на запад и двигаться в направлении города Штеттин (Щецин). Начиналась Берлинская операция.

К северу от Берлина враг сосредоточил серьёзные силы: 600 тысяч солдат, около 7 тысяч орудий и миномётов, 900 танков и примерно столько же самолётов. В ходе Берлинской операции (16 апреля – 8 мая 1945 года) 70-я армия наступала в составе главной ударной группировки 2-го Белорусского фронта, чьей задачей было нанести рассекающий ударсевернее Берлина, отсечь от Берлина основные силы немецкой 3-й танковой армии и уничтожить группировку противника в Штеттине. Но сначала предстояло форсировать Одер, ширина которого в некоторых местах достигала шести километров. По всему западном берегу Одера были укрепленные плацдармы немецких армий. Дмитрий Захарьевич часто вспоминал эти напряженные дни, когда ответственность каждого солдата имела огромное значение. Он рассказывал, что как раз в эти дни наступила оттепель, большая река сильно разлилась, превратив берега в непролазные болота. Одер в нижней своей части разделяется на два рукава – Ост-Одер и Ист-Одер, между которыми была отмель, междуречье, с небольшими рощицами деревьев и кустарников, заболоченные низины, глубокие озерца и относительно сухие кочки там и сям. Немецкие укрепления были повсюду – на западном берегу и даже на восточном со стороны советских войск, а междуречье вроде было не занято, но это была ловушка. Прежде чем приступать к наведению переправ, командование частей 70-й армии высылало вперед разведчиков и связистов, чтобы установить расположение огневых точек артиллерии и следить за всем, что происходило на стороне противника. Разведчики выходили небольшими партиями днем и ночью, засылались в глубину вражеской обороны, наблюдали и передавали все, что видели. На разведку войскам фронта отводилось всего шесть суток. Дмитрий Габараев с отрядом разведчиков в шесть человек отправился на задание – провести разведку и установить телефонную связь – старый добрый кабель никто не отменял, несмотря на имевшиеся радиосредства, потому что нельзя было допустить перехвата сигнала. Тянуть кабель в таких условиях было очень трудно, немцы отслеживали малейшее движение из своих укрепленных рубежей на том берегу Западного Одера, отделенного от Восточного несколькими километрами болот. Гиблое место, как говорили бывалые солдаты, которые за годы войны перешли все крупные восточноевропейские реки, но именно это место было для форсирования самым неожиданным для немцев. Связисты и разведчики делали свое дело, пробираясь буквально от кочки к кочке, устраивали на деревьях наблюдательные пункты и сутками в них сидели, выслеживая ситуацию на противоположном берегу. Немцы периодически вели беспорядочный огонь, прочесывая болота, и, наконец, обнаружили отряд Дмитрия и его товарищей. Им пришлось медленно, без единого всплеска погрузиться в болото в ледяную апрельскую воду. Они лишь изредка выбирались на твердую землю, когда стрельба затихала. Так продолжалось два или три дня. Небольшой разведотряд сократился до трех человек – двоих убили, один утонул в болоте, окоченев от холода. Дмитрий все еще был жив, и тем было обидней – они успешно выполнили задание, но отступить к своим уже не могли. Именно в это время, 18 и 19 апреля советские части начали боевую разведку, громя немецкие позиции и продвигаясь к берегу Восточного Одера через междуречье. Дмитрий и два его товарища выбрались на сушу практически в бессознательном состоянии, не в силах даже подать знак своим, когда их нашли советские бойцы и перетащили в тыл. Отправлять замерзших разведчиков в медсанбат не имело смысла, их могли не довезти живыми, и тогда бойцов начали спасать уникальным древним способом: опустили их в большую воронку от разрыва снаряда и обложили единственным топливом, которое нашлось на местности – сухим конским навозом, накидали веток вокруг и разожгли костры вокруг этой «ванны». Оказалось – это известное средство, которое использовалось в подобных экстренных случаях охотниками и рыболовами. «Топливо» несколько часов держало тепло, благодаря чему замерзшие разведчики согрелись, пришли в себя и, только тогда смогли доложить о результатах своей разведки и о трех погибших товарищах. Габараев и двое других разведчиков получили благодарность командира полка и новое обмундирование. Дело в том, что разведчики и связисты, выходившие на задание в междуречье Одера, придумали жестокий способ не тонуть: они срезали носки сапог – так быстрей вода вытекала из них, когда бойцам приходилось спасаться в болотах от шквального огня немецких войск.

Благодаря информации, доставленной разведчиками, в том числе отрядом Дмитрия Габараева, советские войска смогли занять выгодные позиции перед наступлением. 20 апреля войска 2-го Белорусского фронта вступили в Берлинскую операцию, форсировав Одер под непрерывным огнем из укрытий, которые немцы устроили на месте взорванных мостов, и 25 апреля взяли город Штеттин, отрезав выход немецкой танковой армии к Берлину. Здесь начинается победоносное шествие советских частей, которые брали один за другим немецкие города, замыкая кольцо вокруг Берлина. Немецкие войска начали отходить на запад, а 1-я стрелковая дивизия, в составе которой воевал Дмитрий Габараев, их преследовала, двигаясь в направлении города Висмар навстречу союзническим английским войскам. По пути преследования части дивизии взяли города Росток, Тетеров, Бад, Барт, Доберан, Найбуков, Варин, Веттенберге. За овладение этими городами приказом Верховного Главнокомандующего И. Сталина от 3 мая 1945 года всему личному составу дивизии, в том числе и Дмитрию Габараеву, за отличные боевые действия объявлена благодарность. Было еще много других взятых населенных пунктов, но Дмитрий запомнил названия только тех городов, за которые получил благодарность от Сталина. Войска 2-го Белорусского фронта полностью завершили свою часть операции по взятию Берлина. Немецкая столица капитулировала. Приказом от 9 мая 1945 года Дмитрий Габараев награжден медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».

Многие из частей советской армии были расформированы, в том числе и 1-я стрелковая дивизия 70-й армии, из них комплектовалась Группа советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ). Дмитрия направляют сначала в 86-ю стрелковую дивизию, затем в 8-й мотострелковый полк, в котором он служил до самой демобилизации, до февраля 1947 года. Но боевая история красноармейца Габараева на этом не заканчивается. В августе 1945 года правительствами СССР, США, Великобритании и Франции принято решение о проведении Международного военного трибунала над нацистами Третьего рейха. Изначально советское руководство предлагало судить нацистов в Берлине, однако позже выбор был сделан в пользу Нюрнберга – «коричневого города», в котором Гитлер проводил свои съезды. Формальной причиной стало то, что в Нюрнберге имелся практически не пострадавший за годы войны Дворец правосудия. В период подготовки к трибуналу всех подсудимых перевели в тюрьму, соединенную подземным ходом с Дворцом правосудия, они оставались там до вынесения приговора и приведения его в исполнение. В тюрьме круглосуточную охрану несли военнослужащие роты «Дельта» 1-й пехотной дивизии армии США, поскольку Нюрнберг находился в американской зоне оккупации. Они же осуществляли доставку подсудимых в зал суда и обратно, охраняли их во время заседаний. Советским военнослужащим поручалось охранять непосредственно Дворец правосудия и тот самый «Зал 600», где проводился трибунал. К процессу тщательно готовились. Отбор контингента для охраны судебного процесса над нацистами проходил секретно, критерии предъявлялись самые строгие: это должны были быть военнослужащие, заслужившие такое право своей военной биографией, непосредственным участием во взятии Берлина, имевшие Орден Славы, отличавшиеся высоким ростом, физической силой, надежностью и способностью быстро ориентироваться в ситуации, когда требовалась немедленная реакция. Дело было в том, что очаги сопротивления немцев еще существовали, была реальная опасность попытки диверсионных групп освободить подсудимых нацистов. Кроме того, при отборе охраны имели значение внешние данные советского военнослужащего. Когда в 8-й мотострелковый полк прибыл офицер СМЕРШ для отбора подходящих военнослужащих, командир полка порекомендовал ему Дмитрия Габараева, сдержанного и уверенного осетина, который проявил лучшие качества в боевых действиях – смелость, находчивость и необыкновенную физическую выносливость. Контрразведчик вызвал Дмитрия и провел с ним беседу, сразу отметив, что по внешним данным высокий красивый парень подходит для отбора безупречно. Дмитрий рассказывал, что офицер задавал много вопросов, выяснял уровень владения им видами оружия, вождением автотранспорта, своей военной специальностью – телефониста по кабельным связям и т.д. Он понял из беседы, что контрразведчика очень интересовала психическая уравновешенность Дмитрия,потому что не каждый советский солдат после всего перенесенного за годы войны мог сдержаться, видя в двух шагах от себя фашистских главарей.

В тот же день Дмитрий был направлен в специальное подразделение, где проходил интенсивную строевую, огневую и политическую подготовку, прослушал инструктаж о бдительности и 12 ноября уже был в Баварии, в Нюрнберге, где познакомился со всеми другими товарищами. С 20 ноября 1945 года Дмитрий Габараев вместе со взводом охраны в составе 25 человек приступил к несению службы на посту №1 во Дворце правосудия. Командовал взводом 22-летний лейтенант Алешаев, другие были примерно того же возраста, Дмитрию исполнилось 21 в том победном году. Советская охрана отличалась от американской, которая была облачена в белые каски и перчатки. Советским парням, победившим фашизм, закаленным в боях, было даже как-то неловко за слишком «миротворческий» вид союзников, сами они были одеты в новую с иголочки военную форму, у каждого на груди был Орден Славы и нашивка с ранениями. Сколько раз в шаге от Дмитрия проходили под конвоем нацистские главари, виновные в гибели миллионов советских людей, он узнавал каждого – это было частью подготовки, и при этом проявлял полное хладнокровие. Странное чувство, которое не отпускало его в начале – что он должен охранять этих нелюдей, вместо того чтобы прикончить на месте – в конце концов сменилось простым презрением, потому что они с товарищами знали, где и как суждено закончить жизнь этим фашистам: совсем рядом, в спортзале тюрьмы их ждала виселица. Журналист «Комсомольской правды» С. Крушинский наблюдал в те дни, как сменяются часовые перед Дворцом: «Ордена Славы сияли на их гимнастерках. Они стояли, глядя прямо перед собой. Сколько ни смотри, не дрогнет мускулатура лица, не шевельнется палец на ложе русской винтовки. Кто-то снимал их, кто-то пристально разглядывал. Они пришли охранять этот суд как солдаты победоносного войска. Как же трудна была их дорога в Нюрнберг!». Тем не менее, советские охранники фиксировали все, что происходило: из зала часто доносились крики, присутствовавшие начинали в ярости стучать по столам, особенно при просмотре документальной кинохроники. Американские солдаты, стоявшие в охране за спинами нацистов, теряли сознание, не говоря уже о свидетелях и жертвах преступлений гитлеровцев. Случались и инциденты – в Нюрнберге в то время распространился слух, будто главный советский обвинитель, прокурор Роман Руденко, возмущенный в ходе допроса наглостью Геринга, выхватил пистолет и застрелил второго по важности немецкого нациста. Это была газетная утка, хотя американские газеты подхватили ее и опубликовали. Но сам по себе этот случай говорил о том, как была накалена ситуация в ходе трибунала. Все нацистское правительство находилось на скамье подсудимых: рейхсмаршал Геринг, босс нацистской партии Гесс, министр иностранных дел Риббентроп, фельдмаршал Кейтель, подписавший капитуляцию, глава СС Кальтенбруннер и многие другие. Правосудие свершилось: приговоры, вынесенные Международным военным трибуналом, были приведены в исполнение 16 октября 1946 года в спортзале Нюрнбергской тюрьмы. Палач, американский сержант Джон Вудс, стал известен на весь мир. Герингу накануне казни смогли передать ампулу с ядом, и он покончил с собой в камере, это случилось как раз в секторе американской охраны. Судебные процессы над другими преступниками гитлеровской Германии продолжались еще долго, советский взвод охраны тоже сменился, и в феврале 1947 года Дмитрий Габараев был демобилизован...

Все это время в Нюрнберге он не имел права писать домой, во всяком случае, родители и сестры не знали, что он еще в Германии, но твердо верили, что он жив. Домой Дмитрий вернулся уставшим, как и все солдаты. Но узнав, сколько его сверстников из селения Залда остались на полях Великой Отечественной, отдыхать ему не позволила совесть.

Время спустя Дмитрий обзавелся семьей. С женой, Губиевой Марией Григорьевной, они прожили душа в душу. После войны Дмитрий поддерживал связь с однополчанами, был членом Совета ветеранов 70-й армии, его постоянно приглашали на празднование 9-го мая, на встречи однополчан, писали ему письма. Уже после войны он получил орден Отечественной войны I степени, а каждый год в День Победы – персональные поздравления от Президента РФ. До конца жизни Дмитрий оставался скромным человеком, хотя заслужил больше внимания к себе. Он не стал требовать полагавшегося ему обмена квартиры на 5 этаже, чтобы переселиться на 1 этаж, хотя был инвалидом войны. Ему полагался автомобиль, как участнику войны, но он отказался, считая, что в этом нет необходимости. Газета «Вестник Южной Осетии» в мае 2001 года опубликовалатот самый текст благодарности Дмитрию Габараеву от Верховного Главнокомандующего И.Сталина за участие во взятии целого ряда немецких городов. От себя редакция добавила: «Сегодня, в дни 60-летия начала Великой Отечественной войны семья ветерана находится в тяжелом положении. Мы обращаем на это внимание соответствующих социальных служб Республики и надеемся на поддержку ветеранов со стороны государства»...

Дмитрий скончался через три года после этой публикации в возрасте 80 лет. Супруги не стало несколькими годами раньше. Племянник Дмитрия Захарьевича Алан Амиранович Джиоев, рассказывает, что после смерти Марии Григорьевны, он перевел дядю к себе домой, где он и прожил последние годы жизни. Алан часто отвозил Дмитрия Захарьевича в отцовский дом в Залда, который он очень любил, помогал ему возиться по хозяйству и ждал, когда у дяди появится настроение поговорить. Он был немногословен, рассказывая о ледяных болотах Одера, и таким же сдержанным оставался, вспоминая Нюрнберг. Как будто все еще хранил секреты Трибунала, на котором он по полному праву мог выступать и обвинителем, и свидетелем, и прокурором, обличая подсудимых нацистов в их преступлениях.

Инга Кочиева

На фото: Советский караул у здания трибунала во время работы Нюрнбергского процесса

Рубрика «О героях былых времен…»