История нашей страны состоит не только из событий вооруженного противостояния внешним силам, внутренних раздоров и политических пертурбаций. В канву сменяющихся эпох вплетены и факты из жизни простых людей: рождение и смерть, радости и переживания, любовь и верность, мелочи быта и жизненные свершения. Обо всем этом в нашей рубрике – повседневная жизнь жителей края в исторической ретроспективе (начало в №1-106).

Жизнь подобна большой реке, в которую впадают многочисленные потоки – это и ручейки, и отдельные речушки... Так и общество в Южной Осетии формировалось единством и противоположностью возрастных, социальных и гендерных человеческих особенностей. Небольшим ручейком, впадающим в бурную реку повседневности, был и маленький мир детворы и юношества горного края.

Город Цхинвал был многонационален: осетины, грузины, армяне, евреи, жители славянской национальности... У городскихлавок, в тени трактиров-духанов и базарной площади можно было встретить тюрков – так называли до сталинской эпохи жителей Азербайджана. Поэтому неудивительно, что этническая пестрота взрослых отражалась и на детях.

Деление районов Цхинвала имело также национальный оттенок, об этом и сегодня напоминают названия – улица Армянская и Еврейский квартал. Вдоль нынешних улиц Осетинская и М.Туганова располагались дома жителей осетинской национальности, эту округу называли Осетинской слободкой. Современная улица В.Абаева носила название Грузинская, был отдельный квартал на левом берегу реки Большая Лиахва, где проживали аварцы. В числе местных жителей был даже китаец, дядя Яша, невесть как оказавшийся в этих краях, а в поселке Дзау рос мальчик-кореец Антон.

Вот и сейчас, когда закончились уроки в городском двухклассном училище, на улицу вышли ученики разного роду-племени. Василий Карсанов и Миша Тер-Степанов, одетые в одинаковые ситцевые рубашки, обсуждали сотворение мира. На уроке учитель географии Отар Мшвелидзе озадачил учеников озвученным им противоречием между Библией и географическими открытиями. Чем привел в ужас преподавателя закона Божьего, отца Иллариона.

Ученик Исаак Шаптошвили быстрым шагом, постоянно оглядываясь, шел в сторону Еврейского квартала, за ним, не отставая – одноклассник Арчил Тавгеридзе. Оба повздорили на занятиях, и Арчил намеревался, как он сам выразился, устроить «еврейченку темную».

Но свое намерение Тавгеридзе реализовать не успел, дорогу ему перегородил сын цхинвальского нотариуса Саша Угольков. Мальчик появился неожиданно, выйдя из-за развесистого чинара – было видно, что свою засаду он продумал детально. Выражение лица сына нотариуса для Тавгеридзе ничего хорошего не сулило. И он знал этому причину. У городского делопроизводителя, кроме сына-подростка, была и красавица дочь Елена, этот Арчил Тавгеридзе постоянно досаждал ей вниманием. Статус сына местного богатея, как он считал, давал ему право на обязательную взаимность девочки из простой семьи. Когда навязчивость барчонка перешла все границы, брат девочки решил разобраться с настырным ухажером с помощью кулаков. Тут и слов не понадобилось – после пары тумаков оба мальчика уже катались в пыли, каждый старался оказаться над противником.

Проходивший мимо врач Уасил Дзуццев с приятелем разняли дерущихся, но задиры все никак не могли успокоиться. «Вот, я пожалуюсь своему отцу, и он зарежет тебя кинжалом!», – вытирая окровавленную губу кричал Тавгеридзе. «А мой отец напишет губернатору такую страшную жалобу, что твоего сошлют в Сибирь на вечную каторгу!», – не отставал Угольков.

Тревоги и переживания учеников училища для детей из села показались бы дикостью. В деревне детвора была занята другим – как заработать лишнюю копейку для семьи. А семьи были большие, редко в каком доме было меньше пяти-шести голодных ртов. Работать на селе начинали рано, как только прорезался голос и ножки ребенка стояли твердо. Детвора бегала по двору с мелкими поручениями, с пяти лет мальчики пригоняли с пастбища скотину, а из леса – свиноматок и кабанчиков. С семи лет дети уже нанимались на работу к богатеям. К 12-14 годам мальчик уже считался умелым работником, а девочку готовили к жизни в другой семье, прививая ей навыки домоводства.

Работы на стороне всегда хватало, и была она в основном сезонной. Летом это уборка хлебов и сенокос, осенью – сбор винограда. В октябре в виноградниках купцов Погоса Ованова и Тикуна Карсанова всегда было многолюдно, на сбор винограда собиралась вся округа. Иногда с гор подзаработать приходили молодые горцы – в день сборщикам сладкой ягоды платили по 15 копеек. Немного, но во всяком случае это было лучше, чем пасти свиней – тем более что свинопасу в день платили всего пять копеек.

В городской лавке можно было купить черный хлеб за три копейки, белый – за пять. А вот самая простая рубаха стоила три рубля, сапоги – десять, черкеска с газырями – все 25 рублей.

В трактире-духане можно было пообедать и за пять копеек, пища самая простая – похлебка из фасоли, кусок лаваша. Обед с мясным блюдом, соленьями, свежей зеленью и выпивкой тянул на полтинник. Каждый хозяин духана был рад посетителям заведения, тем более тем, у кого мошна была полна. Таким гостям были рады и мальчики, прислуживающие в заведении, – ведь после посетителей часто оставались вкусные куски от обеда. Правда, городские жители и крестьяне из окрестных сел обычно не оставляли после себя даже крошки, а вот горцы из отдаленных сел были более щедры. Дело в том, что в горах была традиция всегда оставлять на столе нетронутыми кусок мяса и хлеба после завершения любого застолья. Этой традиции даже соответствовал термин «фынгисæггаг», что означало буквально «тому, кто убирает стол». Не пренебрегали этому правилу горцы и во время посещения городских трактиров.

Вот и сейчас мальчики Феди и Микка смогли заморить червячка после ухода двух горцев из села Ерман, зашедших в духан Романоза Аветисова после базарного дня. К этому времени мальчики уже валились с ног, ведь с самого утра они были в работе: носили воду,кололи дрова, топили плиту, таскали грязную посуду из трактира на кухню, помогали мыть посуду, драили полы и убирали трактир. Кроме них в духане работали повар Симон, посудомойка и помощница повара Натия и официантка Бабале…

Р.Кулумбегов

(продолжение рубрики следует)

Фото из архива газеты «Республика»