Наша газета продолжает практику публикаций воспоминаний ярких представителей интеллигенции Южной Осетии середины прошлого века. Они бывают ценны тем, что передают без прикрас период того времени, реалии прошлого, в них представлены исторические измышления. Ранее мы обращались к воспоминаниям яркого представителя юго-осетинской интеллигенции, общественного деятеля, инженера-строителя Умара Кочиева (Хъоцыты). Сегодня предлагаем вашему вниманию выборочную публикацию воспоминаний Георгия Бекоева, еще одного достойного сына осетинского народа, актера театра, представителя осетинской передовой интеллигенции, которая активно выступала за сохранение осетинского языка и не склонила головы перед репрессиями. В 1949 году была создана патриотическая подпольная организация «Рæстдзинад» («Справедливость»), члены которой высказались против националистической политики грузинских властей в сфере образования и культуры. Это был период, когда проходило закрытие осетинских школ, письменность с латиницы переводилась на грузинскую графику, когда осетинское слово исчезает не только с вывесок магазинов и театральных афиш, но и со страниц газет. В 1951 году Г.Бекоев, как и его товарищи, был арестован Министерством государственной безопасности Грузии, обвинен в крайнем национализме и по 58 статье осужден к 8 годам лишения свободы. В приговоре указывалось: «Выражал недовольство о проведении в Осетии мероприятий перехода осетинских школ в грузинские школы».

Возвращение на Родину

…Вернувшись из ссылки, я оказался в теплых объятиях родных и близких, знакомых и даже незнакомых людей. Объятия, поцелуи, слезы и радость – им не было конца. В день моего возвращения ко мне из театра пришли мои друзья актеры Андрей Гелдиев и Варя Чабиева. Они сказали, что сцена ждет меня обратно. На второй день, в 11 часов утра я пришел в театр. Это была удивительная, незабываемая встреча! Сколько добрых, трогательных слов приветствия и поздравлений... В тот же день я встретился с Левой и Зауром (Л.Гассиев и З.Джиоев, члены группы «Рæстдзинад»). Они вернулись из заключения раньше меня... У нас было, о чем поговорить. Не вернулся пока Хазби Габуев, и мы ходили встречать его к поезду. Поезд из Тбилиси прибывал ночью, в 11 часов. Вместе с нами приходили к поезду и наши семьи, от мала до велика. Но в тот день Хазби не приехал. Не появился он и на второй день. Не было его в третий и в четвертый... Прошла неделя, вторая, его все не было. Мы были встревожены. Неспроста все это, что-то случилось... Но что?.. Тяжело было смотреть на убитых горем его мать Нанион и сестру Замиру. После долгих усилий нашего замечательного писателя Гафеза (Галоев Федор, председатель Союза писателей) от имени правительства была направлена телеграмма с запросом в лагерь, где сидел Хазби. Ответ получили быстро. В нем сообщалось, что свой первый срок Хазби Габуев отсидел полностью (с учетом амнистии – прим. ред.), но в конце срока что-то произошло в лагере, и он получил новый срок – 15 лет. Это было ужасно! Когда, казалось, все мучения позади, случился обвал, новая беда...

…Отдохнув немного, я вернулся на работу в театр, с зарплатой актера в 310 рублей. Мало что можно было купить на эти деньги в то время.

В тот год Ладик (Владимир Ванеев, руководитель подпольной группы «Рæстдзинад»), студент второго курса, был вынужден перевестись на заочное отделение, чтобы иметь возможность работать и помогать матери Козиан. Они жили толькона ее зарплату. Целый год (!) проходил Ладик в поисках работы, но – увы… Рабочие места были, но именно для него не нашлось ничего. Пришлось снова возвращаться на дневное отделение, здесь он хоть стипендию получал... Но вот окончен институт, получен диплом о высшем образовании, но работы так и нет. Поиски, обивание порогов учреждений и организаций, но для него ничего не находится. Подопечный НКВД вернулся после отбытия срока, но «лапу» свою эта страшная организация снимать с него не собиралась. Мой друг был вынужден уехать работать в дальнее высокогорное село…

…Отец рассказывал мне, что после нашего с братом ареста (А.Бекоев был осужден на 10 лет) его несколько раз снимали с работы. Не подумайте, что он занимал какой-то большой пост. Он был простым билетером у входа в парк. Сколько раз через суд приходилось ему восстанавливать справедливость. Очень ему помог – всеми правдами и неправдами – тогдашний начальник отдела культуры, бывший актер Андрей Жажиев. Кое-кому он так прямо и заявил, что пока он жив, никто Кудзи не снимет с работы. А что сыновья его арестованы, так не за воровство же или мошенничество, надо же понимать это… О многих хороших людях рассказывал мне отец, всех и не упомнишь. Но об одном случае, рассказанном с печалью отцом, не забуду до конца дней своих. Я писал отцу из лагеря, что от голода и истощения начал слепнуть, и просил прислать мне хотя бы немного жира, каких-то питательных продуктов. Будучи инвалидом, мой отец получал мизерную пенсию и зарплату. А что на них можно было сделать, ведь посылать-то надо было в два адреса, обоим сыновьям... Не найдя другого выхода, он обратился со слезной просьбой о помощи к своему близкому родственнику. Куда там! Тот и бровью не повел. Не пришел на помощь...

…В начале 1956 года наш театр показал в шахтерском поселке Квайса спектакль по трагедии Гриса Плиева «Чермен». Вернулись мы оттуда где-то в начале третьего ночи. Подъехав к зданию театра, увидели группу военных, окруживших памятник Сталину, и несколько тяжелых машин. Памятник снимали с пьедестала, головой вниз опускали на землю лебедками… В годовщину смерти Сталина, в начале 1956 года, народ Грузии заволновался. Люди требовали почтить память своего соплеменника Сосо добрыми здравицами, как это делалось ранее. Два дня по всей Грузии никто не работал, люди собирались на митинги, в своих шумных выступлениях превозносили имя вождя до небес. К тому времени город Сталинир был снова переименован на Цхинвал. Здесь, в Цхинвале, было относительно спокойно, только директор грузинской школы №1 Вахтанг Касрадзе, большой шовинист, привел к подножию бывшего памятника Сталину своих школьников и произнес перед ними сумбурную и истерическую речь. Дети читали стихи о Сталине... Некоторые из осетин тоже присутствовали на этом митинге. Я хорошо запомнил одного из них, поэта Кавказага.

…В марте 1964 года неожиданно, досрочно был освобожден Хазби Габуев. Это была заслуга Гафеза, который в течение 10 лет писал во все инстанции о его несправедливом задержании. Десять лет своего нового срока отсидел Хазби. А в целом он «оттрубил» в неволе тринадцать лет. Вместе с братом мы зашли проведать и поздравить его с возвращением. Он выглядел осунувшимся – бледный, худой, кожа да кости. В то время Ладик и Лева работали сельскими учителями. Они тоже приехали повидаться с Хазби. После этого мы все собрались и решили помочь ему купить одежду. К нам присоединился Алексей Букулов, тоже отсидевший срок после возвращения из плена, и мой брат Саша.

Мать Хазби накрыла стол. В тот день мы с Алексеем принесли им деньги, отдали матери. Но она, подумав, что эти деньги собрали писатели, чтобы помочь пострадавшему, изливалась в благодарности и признательности им. В застолье никто из нас не участвовал. Лично мне, к примеру, не нравились там некоторые физиономии, и я отказался от приглашения. Впоследствии я не раз слышал, что вот, мол, писатели оказали Хазби Габуеву материальную помощь. Сам Хазби тоже так думал, а писатели и не отрицали…

Прошло больше года. Однажды Хазби при встрече сообщил Ладику:

– Ты знаешь, Ладик, я в долгу перед писателями, они так помогли мне.

– Чем это они тебе помогли?

– Все, во что я одет, купили мне они.

– А ты знаешь, Хазби, что эти деньги собрали мы, твои четыре друга, и еще Алексей с Сашей.

– Значит, эта одежда куплена на ваши деньги? – растеряно проговорил он и опустил голову...

…В 1965 году мы подняли вопрос об отделении осетинского театра от грузинского коллектива и создания самостоятельных трупп. Дело между тем близилось к своему разрешению. В нем принимал участие секретарь ЦК КП Грузии Д.Г. Стуруа, который в конце-концов также пришел к выводу, что театры необходимо разделить, иначе они только мешают друг другу. Вопрос решался уже на бюро Обкома, где разговор шел резкий, невзирая на лица, но тут вмешались местные угодники, каких у нас всегда находится немало, и пошли возгласы: «Да как это так! Как можно делить два театра! Мы же братья всю жизнь! Что скажут грузины! А правительство Грузии?!.»… Здесь же я слышал выступление одного из «лидеров» Осетии, Коста Каргоевича Джиоева, председателя Облисполкома Юго-Осетии. Он, в частности, говорил: «Здесь многие думают, что было бы неплохо объединить Северную и Южную Осетию. Но эти люди не понимают одной вещи: с объединением Осетии у нас уже не будет ни обкома, ни горкома, ни даже области вообще»... Я не верил своим ушам: как может человек, называющий себя осетином, вымолвить такие слова... Ведь это мечта многих поколений нашего народа – единая Осетия, – а тут «лидер» говорит такое... Я уже не сдержался и резко указал ему на его ошибку. Коста окрысился: «Тебя, Бекоев, даже тюрьма не исправила, а мы тем более бессильны. Идите, вы свободны, не мешайте нам работать». Нас выпроводили с бюро...

…Когда я еще учился в Москве в театральном училище, Ладик Ванеев прислал мне письмо, адресованное Хрущеву. Основное содержание этого письма касалось объединения Северной и Южной Осетии. Я отнес его в ЦК КПСС. По словам принявшего меня в ЦК человека, я понял, что если народы обеих частей Осетий желают воссоединения, то Москва на это не скажет: «Нет!». Естественно, Ладик не получил из Москвы ответа на свое письмо, но зато получил его юго-осетинский Обком партии с вопросом: «Согласны ли они на такое воссоединение?». И ответ был таков: «Нет, мы не хотим соединяться с Северной Осетией, народ Южной Осетии против этого...». И снова один человек ответил за весь народ, одним росчерком пера решил его судьбу… Уже спустя много лет тогдашний секретарь юго-осетинского Обкома Гриша Санакоев запоздало каялся, что не подписал решение о воссоединении с Северной Осетией. И чтобы снять с себя обвинение, сказал, что просто испугался. Вот такие люди всю жизнь руководили нами...

(продолжение следует)