Строительная жертва. Правда или вымысел?
С эпохи бронзы у индоевропейского населения Балкан и западной Анатолии проявляются младенческие захоронения под полами жилищ. Позднее захоронения детей становятся известны у скифов и сарматов, которые (исходя из примеров мировой истории) ранее считались ритуальными. Однако известный археолог А.А Туаллагов объясняет подобный обычай через традицию осетин: «У осетин до трёхлетнего возраста умершего ребенка не хоронили на общем кладбище. Его не оплакивали. Хоронили в огороде, либо в стороне «фæсфæд», в укромном месте. До трёхлетнего возраста дети у осетин считались как бы не до конца рождёнными и тесно связанными с матерью. Они не могли носить обычную одежду, не учитывались при подсчёте членов рода и т.д. В случае смерти по ним не совершались поминальные обряды, и, чтобы не осквернять кладбище, хоронили под полом дома, у входа или в огороде».
У западноевропейских же народов, в отличие от осетин, очень широко распространены предания и саги о людях, которые были сознательно заживо замурованы в фундаментах или стенах разных средневековых замков или крепостей. О реалистичности их свидетельствуют как археологические раскопки на месте разрушенных сооружений, так и сохранившиеся до наших дней пережиточные обряды, обычаи и поверья. Так, еще в 1928 г. немецкий этнограф Р. Штюбе о данном обычае писал следующее, квалифицируя его понятием и термином «строительная жертва» (Bauofer). Строительная жертва – этот обычай, распространённый у народов многих культурных ступеней развития. Мы находим его в Китае, Японии, Индии... Обычай этот был распространен в средние века у многих европейских народов и встречается в разных формах.
Известный фольклорист Д.К. Зеленин считал, что замурованный человек, в силу общепринятого западноевропейского объяснения, служит жертвою духам земли, арендною платою за взятую у этих духов территорию, и одновременно с этим душа замурованного человека делается духом-охранителем данного здания. При этом, по мнению этнографа Р. Андре, наиболее частой «жертвой» в Западной Европе были… дети. «На протяжении всего средневековья и до новейших времён, – писал он, – повсюду живет сага о невинных детях, которых замуровывают в фундаменты домов, о разведённом на крови мальчиков растворе для строек, об единственных сыновьях, которых замуровывали в замки мостовых сводов... Жертвы эти предназначались для того, чтобы обеспечить прочность и долговечность постройки, чтобы крепости через эту жертву становились бы неприступными, готовые обрушиться стены продолжали стоять, а душа замурованного человека считалась верным стражем здания, спасая его от гибели, от землетрясений и наводнений, от наступления врагов».
Аналогичная история со строительной жертвой приводится грузинским писателем Д. Чонкадзе в легенде «Сурамская крепость». Правитель Сасанидского Ирана в очередной раз вторгся в пределы Грузии. Грузинский царь приказал построить крепости на стратегически важных дорогах, чтобы остановить врага. Самые большие трудности у строителей были с Сурамской крепостью. Ее стены пять раз выстраивали, но они каждый раз снова рушились. Тогда местная колдунья предсказала, что крепость будет стоять вечно и не будет взята врагом, если в образовавшийся обвал замуровать живьем единственного сына бедной вдовы. Послушав совета, строители замуровывают мальчика в специальную нишу...
Надо отметить, что в приведённых легендах строительными жертвами являются именно единственные сыновья вдов. Подобные замурованные жертвы в виде единственных сыновей вдов характерны и для европейских средневековых легенд. К примеру, это касательно крепостной стены г. Магдебург (Германия).
В связи с этими обычаями небезынтересно привести легенду из суровой жизни осетинской действительности, приведённой в поэме Коста «Плачущая скала». Чтобы достойно встретить врага, осетины решили построить боевую башню.
«Работа быстро закипела.
На мшистых каменных плечах
Утёса положили смело
Подножье стен, – пусть знает враг,
Какой незыблемой заставой
Ему здесь загородят путь».
Но однажды утром народ стал свидетелем разрушенной башни. И решив, что «без причины нет бед», они обратились к ясновидящему Мами:
«В аул, где жил тот самый Мами,
Пошли без шапок, босиком
Три осетина с пирогами…»
Однако ясновидящий предсказал самое ужасное, что могло быть: «Нужна жертва, говорю откровенно. Пусть дети, не старше пяти лет, Бегут наперегонки и кто из них первый, Вынет из шапки амулет, Того принесть в жертву искупленья, И сжечь его на костре». Первым добежал внук старейшины Сабан. Прорицатель Мами взял его за ручонку и сразу бросил в пылающий костёр. Мать бросилась вслед сыну горевшему, чтобы принять с ним его муку. Народ же растерзал Мами и отдал труп его на съедение псам.
Данное повествование говорит о том, что в отличие от других народов обычай «строительной жертвы» был неприемлем для наших предков. Само понимание жизни и ценности были другие.
Кокоева А.Б.,
научный сотрудник отдела этнологии ЮОНИИ
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.