«Титаник» был спущен на воду 31 мая 1911 года со стапелей судостроительной фирмы «Харланд энд Вульф» в городе Белфаст. 10 апреля 1912 года лайнер отправился из английского порта Саутгемптон в свой первый и последний рейс до Нью-Йорка. На борту находилось порядка 2228 человек, включая 900 членов экипажа. «Титаник» врезался в айсберг 14 апреля в 23.30. А спустя три часа – в 2.20 – полностью затонул. В шлюпки удалось сесть только 700 пассажирам и членам экипажа.  1500  человек  погибли.  Ближайшим  к  «Титанику»,  в  58 милях от места крушения, судном оказался английский лайнер «Карпатия». Добраться до места катастрофы ему удалось лишь к четырем часам утра.

Из всех мужчин, пассажиров «Титаника», выходцев из царской России, выжил только один – семнадцатилетний джигит, осетин по происхождению, Мурзакан Кучиев. Однако его дальнейшая жизнь прошла отнюдь не безоблачно. Его пощадил Океан, однако родина, на тот момент Советский Союз – убила…

ПАРЕНЕК С КАДГАРОНА

– Моему отцу, как он позже рассказывал, по­могла выжить случайность, – вспоминает Анна Михайловна Кадзова, дочь спасенного. – В последний день перед катастрофой он переел копче­ной селедки с мясом. И у него сильно заболел же­лудок. Перед столкновением с айсбергом отец поднялся на верхнюю палубу освежиться. Ему бы­ло так плохо, что он даже не почувствовал удара – толь­ко легкий толчок...

Голодный волчонок, безвестный обитатель третьего класса – 17-летний Мурзакан Кучиев из горного аула Кадгарон. Средний сын в зажиточ­ной, но далеко не богатой осетинской семье. На какое наследство он мог рассчитывать, протирая штаны дома?

«Как ты станешь содержать жену, Мурзакан?! – строго вопрошали родственники. – Поезжай к двоюродным братьям в Америку. Может, хоть там разбогатеешь».

Сто лет назад осетинские парни часто отпра­влялись на заработки за границу. Во Францию, в Англию, в Китай... Черноволосые «русские» до­вольствовались малым: хорошо валили лес и не устраивали забастовки. Кстати, в российские горо­да горцы не ездили. Как вспоминают старики, «лиц кавказской национальности» не жаловали там и в те времена.

Он был простой парень, этот Мурзакан. Гар­цевал по селу на необъезженных жеребцах, обожал красивые кинжалы. Мечтал, как вернется из Аме­рики, завести отдельно рабочих лошадок, а отдельно – выездных, для катания. Предел тогдашней роскоши!

Братья пообещали, что встретят его в нью-йоркском порту и помогут освоиться. «Главное – добраться до Англии и сесть на самый быстрый пароход, плывущий в Америку…».

– Хорошо им говорить, а откуда деньги на билет?.. – улыбается Индира Кадзова, внучка Мурзакана. – Из родного дома дедушка уехал года за полтора до гибели «Титаника». Целый сезон он пахал как вол во Франции, чтобы наскрести нужную сумму…

10 апреля 1912 года Мурзакана Кучиева ждал английский порт Саутгемптон: сотни судов – и все в Новый Свет.

Он был романтиком и авантюристом, этот Мурзакан. И еще он был невезучим. Иначе зачем выбрал именно «Титаник»?

НАШИ В ТРЮМАХ

«Мистер Израэл Нессен, 29 лет; мистер Абра­хам Хармер, 25 лет; мисс Джен Драпкин, 23 года...» Это имена из списка пассажиров. Напротив, каза­лось бы, типично английских фамилий – лаконич­ная приписка: «русские».

«Самый быстроходный океанский лайнер на свете» – как величали «Титаник» газеты – стал братской могилой для двух десятков выходцев из России, евреев-переселенцев из первой, дореволюционной, волны эмиграции.

«Аарон Виллер, 3-й класс; Берк Трембицкий,  3-й  класс;  Зелман  Злоковский,

3-й класс...»

Среди русских эмигрантов не было миллионе­ров. Экономя кровные, они раскошелились только на тесный трюм и каюты эконом-класса.

В отличие от своего ровесника, киношного ге­роя Ди Каприо, Мурзакан не нашел на «Титанике» ни первой любви, ни новых друзей.

Он издалека наблюдал, как играет с восьми­месячным сыном юная темноволосая девушка в простеньком платье. Она тоже была из России. Но он так и не подошел к ней – постеснялся.

…Громада корабля медленно давала крен. Толпы обезумевших метались по палубам. Их ис­тошные крики, словно пение Селин Дион, заглуша­ли реквием корабельных музыкантов. «Я иду к тебе, Господи...»

Мурзакан был мужчиной. А мужчины на «Тита­нике» обречены. Шанс выжить – только у женщин и детей. Напрасно мультимиллионер Якоб Астор размахивал тысячами долларов. Спасательный жи­лет ему не достался. Архибогач Гуггенхайм и фабрикант Уайденер, знаменитый инженер Реблин и художник Девис… – слава и деньги оказались бессильны перед стихией.

Мурзакан рядом с ними – как песчинка рядом с исполинами. Но когда не на что надеяться, хватаешься за последнюю соломинку…

– По рассказам, отец отнял у кого-то спасательный жилет и прыгнул в океан. Его нельзя в этом обвинять: он хотел жить, а рассчитывать мог только на себя, – вздыхает Анна Михайловна Кадзова.

Мурзакан не осознавал холода и страха, не чувствовал онемевшего тела.

Уже в воде чьи-то руки вцепились в его шею. Это была молодая женщина, барахтавшаяся рядом. От страха ее глаза буквально вылезали из орбит. Мурзакан боролся как мог, пытаясь разжать сведенные судорогой пальцы, но бесполезно.

Сколько времени прошло? Минута? Десять? Год?.. Наконец «балласт» отпустил: окоченевшая утопленница с бульканьем ушла на дно.

Мурзакан понимал, что жилет продержит его на воде, даже мертвого, сколь угодно долго. Но радоваться было рано...

КОРОЛЬ АЛМАЗОВ

Все русские женщины, плывшие на "Титани­ке", спаслись. Из мужчин не выжил ни один. Ни 17-летний Франц Пальбаум. Ни 23-летний Вольф Спектор.

Никто, кроме Мурзакана Кучиева.

…Потомков этого человека я искала больше года по всей стране. И ничего – ни малейшей за­цепки. Как в воду канул!

Случайно купила книгу якутского журналиста Ришата Юзмухаметова. Эта была биография «коро­ля алмазов» Георгия Кадзова, который еще в 50-е годы открыл в республике одно из первых место­рождений драгоценного камня. Знаменитый брил­лиант «Кадзов» назван в его честь. И уже там я прочла, что жена Георгия Кадзова – Анна Михайловна – часто говорила о своем от­це Михаиле, тонувшем на «Титанике»...

Неужели тот самый? Но где найдешь эту жен­щину? На краю света, в Якутии? И сколько же ей лет?!

– Она живет в Москве, на «Юго-Западной», вместе с дочкой Индирой и внуком. Вполне бодренькая, – огорошили якутские товарищи.

Индира Кадзова встретила меня у метро. Юр­кая, в простенькой вязаной шапочке и демисезон­ном пальто.

– Да, на «Титанике» тонул мой дедушка. После революции он поменял осетинское имя Мурзакан на русское Михаил, – подтвердила Индира Георгиевна. – Мы никогда не хвастались, что он был среди потерпевших это кораблекру­шение. Так, семейное предание. Да и шумиха во­круг этого корабля только после фильма нача­лась. А раньше все было спокойно: кто-то плыл на «Титанике», кто-то брал Зимний... Что здесь такого?!

Торт «Россияночка» мне отрезают с истинно восточным гостеприимством – самый большой ку­сок. И все время подливают чаю.

Анна Михайловна Кадзова родилась в 1925 году. Оскароносный шедевр Джейм-са Кэмерона она не смотрела ни разу.

– По нашей семье можно изучать историю страны, – смеется Индира Кадзова, внучка Мурзакана. – Например, я – самая первая Индира в СССР. Родители много путешествовали. На одном из приемов в Индии они познакомились с Индирой Ганди. Беременная мама пообещала: если родится девочка, назвать ее в честь хозяйки банкета и дать телеграмму. В ответ Индира прислала в Якутию сиреневое сари и красивый браслет. Браслет, прав­да, потерялся, когда переезжали. А сари – до сих пор в шкафу...

– Что случилось с вашим отцом после «Тита­ника»? Почему он не остался в Америке? Как сло­жилась его жизнь?.. – забрасываю я вопросами хозяйку дома, Анну Михайловну. Та улыбается сквозь слезы: «Папа давно умер».

«КОЖА СПОЛЗАЛА, КАК ЖЕНСКИЙ ЧУЛОК»

Мурзакан долго не приходил в сознание. Бре­дил на родном осетинском. Когда публиковали имена выживших пассажиров, русским Кучиева не посчитали: вроде похож на турка...

Долларов, выплаченных в качестве компенса­ции страховой компанией, с избытком хватало и на женитьбу, и на любимых лошадей. Да и работником Мурзакан оказался старательным – «дядюшке Сэ­му» нравилось.

– Может, останешься в Америке?.. – уговаривали братья. Он бы и остался... Но весной 1913-го, ровно через год после ка­тастрофы, в начале апреля, Мурзакан внезапно ощутил острую боль в ногах. Кожа «линяла» – сползала вниз, как шелко­вый женский чулок. Температура, бред... «Пос­ледствия сильного переохлаждения. Пока вы мо­лоды, обострение будет раз в год, к старости – чаще. Таблетки вам не помогут, старайтесь дер­жать ноги в тепле...», – посоветовали американ­ские профессора. Лечиться в Штатах оказалось не по карману. К Первой мировой войне Мурзакан Кучиев вернулся в родную Осетию.

На германском фронте его прозвали Миш­кой...

– Пули отца не брали, словно заговоренного. Он, единственный из всех братьев, уцелел в Гражданскую, – рассказывает Анна Михайловна. – В 25 лет отец стал старшим в роду. Отвечал за вдовых женщин и племянников без отцов, сам женился поздно.

Юная Анисья видела мужа лишь по ночам: днем Михаил устанавливал в ауле советскую власть. Дослужился до начальника милиции! «Бу­дешь бесстрашным, как Кучиев, – толк получится», – внушали молодым участковым.

...Первый раз за Мурзаканом «пришли» в 32-м, когда по двору уже бегали двое ребятишек. Ждали третьего. Обвинили Кучиева в том, что кулак. Много ло­шадей держит: и для работы, и на выезд. Подвела-таки исполнившаяся детская мечта.

Его не судили, но отняли все ценное и прика­зали убираться из деревни.

По дороге в ссылку Анисья умерла, так и не разродившись. Старших детей – Анютку и Витю – оторвали от отца и отправили в Казахстан, в дет­ский дом.

ВОСКРЕСШИЙ МУЖ

Восьмилетняя Анюта лепила из хлебных мяки­шей зверюшек и птичек. Прятала их под матрас. У приютских девчонок была такая мечта: собрать по­больше сухарей – и в бега, искать родителей.

Но Ане бежать некуда: братик еще маленький, ему защита нужна.

– Однажды, в детский дом пришла незнако­мая женщина, осетинка. Она хотела нас усыновить. Но отдали ей только младшего Виктора, – вспоминает Анна Михайловна. – Я – в рев: «Верните братика!» Она подошла ко мне и прошептала на ухо: «Я от вашего папы. Я вас украду!..»

…Брезентовая накидка хлопает по краю телеги. Аня и Витя лежат внутри тихо, как мышки. Пахнет прелым сеном. И сквозь дырочку в брезенте можно было разглядеть, как гаснут звезды.

На перекрестке плотную ткань откинул худой и изможденный мужчина. «Папа?!!»

– С той женщиной, что привезла нас к отцу, я никогда больше не встречалась, – говорит Анна Михайловна. – Я не знаю, почему она помогла со­хранить детей бродяге, который к тому же сбежал из ссылки...

Вернуться в Осетию они не могли: их бы сра­зу обнаружили. Месяцы скитаний, когда неприятно­стей ждешь в любой момент. Особенно страшно было Анютке холодными ночами. Отец скрежетал зубами от боли в ногах, бредил. Ему казалось, что он тонет...

«Езжай в Баку, в хорошую больницу, – тебе помогут», – посоветовали Михаилу в Азербай­джане.

– Мы добрались только до бакинского рынка. Там папа потерял сознание, – обрывает Анна Ми­хайловна.

...Через несколько минут Михаил очнулся. За­плаканных детей утешала в сторонке незнакомая девушка.

– Ее звали Александрой Федоровной, как последнюю императрицу, – улыбается Анна Михайловна. – И судьба у нее тоже была нелегкая: вдо­ва. Через три месяца после свадьбы муж... утонул в море. Такое вот странное переплетение наших судеб. Глаза у Александры Федоровны были добрые. Отец ей поверил – все рассказал.

Второй раз Кучиева взяли в 37-м. Останься он в Баку, может, и обошлось бы. Но за год до нового ареста Михаил опять отправился на поиски при­ключений – в Таджикистан. Работал директором хлебопекарни, попался, как многие, на «вредитель­стве». Обвинение ему поначалу предъявили смеш­ное: булочки в магазине пересолены.

А потянули за ниточку – припомнили и пер­вый побег, и Америку, и парадных лошадей...

Отправили Михаила под Хабаровск. Валить леса. Дело знакомое: в свою не-долгую американ­скую эмиграцию именно этим он и занимался. Но, только, был тогда на четверть века моложе...

В редких письмах домой Михаил жаловался: «Холодно, ноги болят. Каждую ночь снится, что ку­да-то плыву...»

До 40-го года весточки из ссылки шли регу­лярно.

Потом – как отрезало.

Александра Федоровна сдержала слово и воспитала чужих детей как собственных. Замуж она больше не вышла.

Уже став взрослой, Анна Михайловна выясни­ла, что ее отец замерз в дальневосточной тайге. Скорее всего, во время пурги у Кучиева начался приступ старой «морской» болезни. Скорчившись от бо-ли, он застыл под елкой...

Михаила Кучиева тоже погубил айсберг, но не ледяной, а гулаговский.

Двадцать пять лет назад Кучиев заглянул смерти в лицо. И она его запомнила.

В марте 2001-го, скончался по­следний мужчина, спасшийся со ставшего легендарным «Титаника». За свои 92 года господин Мишель Навратил раз­дал десятки интервью, написал воспоминания.

Он умер в собственной постели, во Франции, окруженный скорбящими домочад­цами и многочисленными репортерами.

«Титаник» так и остался единственной ка­тастрофой в его долгой и пресной жизни. Мсье не повезло – он жил не в России.

Екатерина Сажнева

 «Московский Комсомолец»