(продолжение, начало в № 51-53, 54-55, 56-57, 60-62, 63-64, 68-70, 71-72, 73-74, 75-76, 77-79, 80-81)

В нашем ретроспективном обзоре мы прослеживаем далекое и близкое прошлое юга Осетии в русле исторических процессов, которые происходили на Кавказе со времен седой старины до наших дней. Эта тема актуальна в год 10-летия признания независимости РЮО Российской Федерацией. Эпохальному дню 26 августа 2008 года предшествовали события вековой давности, которые во многом определили сегодняшние политические реалии.

В середине 80-х годов XIX века в Южной Осетии вызревает новая форма национально-освободительного движения. Если раньше из осетинской среды выделялись военные руководители, чьи имена и сегодня хорошо известны, то теперь формируется когорта общественных лидеров. Последние, состоящие из представителей образованной прослойки, проводят политику освобождения от притязаний грузинской знати мирным путем.

Одним из таких «поверенных», отстаивавших интересы осетинских крестьян, был Михаил Пухаев. Его прошения, адресованные российским властям, отличались не только остротой полемики, но и зрелостью политического видения обстановки. Небольшой пример. Хорошо понимая положение южных осетин, Пухаев в своих посланиях называл тифлисские и уездные власти «бесцеремонными», «возмущающие всякое нравственное чувство и доверие». «На что надеяться бедному крестьянину, попавшемуся в когти мирового посредника»,– писал в одной из жалоб Пухаев. Посредников он рассматривал как «тесно солидарных по общности интересов с землевладельцами», называл их «гадкими», «унижающими человеческое достоинство».

Обстановку в Южной Осетии, созданную властями и грузинскими феодалами, Михаил Пухаев рассматривал как тревожную, поскольку в намерениях грузинских князей усматривал целенаправленное стремление вызвать у крестьянства «сопротивление с тем расчетом, чтобы добиться поголовного переселения нас в Сибирь». Опасаясь подобной провокации,лидер осетинских крестьян был осторожен, пытаясь законными и мирными средствами приостановить тотальное наступление на Южную Осетию грузинского феодализма. Кроме того, он видел и другую тактику грузинских феодалов, добивавшихся «разъединить все осетинские общества, чтобы затеянный ими грабеж не бросался в глаза начальству и не повлек бы их самих» в тюрьму – «туда, где по всей справедливости они должны бы находиться». Тифлисское начальство от такого противодействия, проводившееся ихними же методами, истерило.

Понятно, что в юго-осетинских обществах господствовал глубокий социальный протест против гнета грузинского феодализма, принимавшего четкие формы национального ига. Вместе с тем хорошо была заметна и явная сдержанность местного населения в отношении официальных властей; осторожность проявлялась и к различного рода провокациям, к которым прибегали грузинские оккупанты-феодалы. Осетинские общества опасались возможной депортации, о которой часто напоминали им князья.

Тем не менее, периодически терпение горцев заканчивалось и в различных ущельях вспыхивали крестьянские бунты. Так, одна из подобных грузинских провокаций явила события, происшедшие в местечке Урсдзауар, недалеко от расположенного здесь святилища Уастырджы. Князь Мачабели прекрасно понимал, какие последствия могут произойти, если посягнуть на прилегающие к святому месту для осетин пастбища. Поэтому сюда, на освященные пастбища, принадлежащие Мачабели грузинские пастухи, пригнали стада баранов. Дальнейшие события развивались так, как того желал Мачабели: «...осетины из селения Урсдзуар и окрестных деревень в числе 60 человек под предводительством сельского судьи Зураба Джиоева... вооруженною рукою напали на пастухов и на товарищей их, силою отняли и угнали 30 штук баранов».

Не отставали от Мачабели и князья Палавандовы, которые в Корнисском обществе Южной Осетии 22 июля 1885 года спровоцировали ответную реакцию осетин, вторгшись «произвели такое опустошение, какое невозможно было бы ожидать и от турецких башибузуков»...

Освободительные идеи и в начале следующего XX века по-прежнему были сильны в Осетии. Но в отличие от грузинского освободительного движения, в Осетии не выдвигался вопрос об отторжении от России. Весь смысл освободительных идей здесь заключался, прежде всего, в поисках свободы, демократических прав и освобождения Южной Осетии от чужеземной оккупации.

И казалось, что такой момент наступил. В январе 1905 года на просторах Российской империи вспыхнула революция. Весть о ней дошла до Южной Осетии через месяц. Российскую революцию здесь, в Южной Осетии, восприняли сугубо по-крестьянски – поджоги в имениях грузинских князей, звон колоколов, призывавших к массовым выступлениям, прекращение оплаты феодальных повинностей.

Первыми, на кого обрушился народный гнев, были князья Цициановы. Крестьяне подожгли их контору, сторожевые будки и решили без каких-либо повинностей пользоваться княжескими угодьями. Немного позже прогнали князей Эристави, Палавандовых, бежали князья Павленовы, Татишвили и другие.

Вскоре в разворачивавшейся в Закавказье крестьянской революции Южная Осетия по накалу политических событий заняла одно из центральных мест. В юго-осетинские общества наместник Кавказа граф И.И. Воронцов-Дашков направил дляподавления освободительного движения осетин генерал-адъютанта, грузинского князя Амилахвари. Стоит ли говорить с каким воодушевлением грузинский князь,которому были приданы российские войска, принялся расправляться с участниками восстаний. При этом Амилахвари опирался не только на регулярные войска, но и мобилизовал грузинские феодально-клерикальные силы. Надо сказать, что им ставил вопрос не просто о подавлении массового крестьянского восстания, а о наступательном характере действий войсковых и феодальных сил. Но генерал плохо ориентировался в природе самих событий, происходивших в Закавказье, и в частности в Южной Осетии. Он объездил все осетинские общества и не без удивления сообщал в Тифлис, что его «надежды не оправдались – осетинские крестьяне, как нападали на грузинских помещиков, так и продолжают подвергать их разорению».

События в Южной Осетии для властей в Тифлисе становились центральными. Под их влиянием наместник был вынужден придать Горийскому уезду, куда входила Южная Осетия, новый статус, назначив сюда генерал-губернатора. Эта должность была передана профессиональному военному, полковнику Альфтану. Ему же поручалась расправа с юго-осетинским крестьянством, боровшимся за свое освобождение от грузинского феодального гнета. Стоит ли говорить, что новый командующий войсковыми силами в Южной Осетии действовал в тесном контакте с грузинскими феодалами.

В ответ на это юго-осетинские общества также сформировали «красную сотню» во главе с Антоном Дриаевым, которому его бойцы дали имя «Наполеон». Полковник Альфтан, получивший дополнительное подкрепление, прибегал к жестоким мерам, но успеха не имел. Было очевидно, что восставший осетинский народ, долго терпевший грузинский гнет, успокоить военными средствами будет непросто.

Чтобы расколоть единство юго-осетинских обществ, имперская администрация прибегла к новому административному преобразованию Южной Осетии; последняя еще накануне получила название «Цхинвальский участок» – тем самым административно и политически подчеркивалась, с одной стороны, локальность происходивших в Южной Осетии событий, с другой – вводился формальный разрыв юго-осетинских событий с политической жизнью Северной Осетии. Таким образом, впервые Южной Осетии в сугубо политических целях было отказано в этнической и территориальной принадлежности к Осетии как к ее метрополии.

Имперский наместник Воронцов-Даш-ков, больше всего опасавшийся консолидации политических сил Осетии, пошел в своих административных «изобретениях» еще дальше – он расчленил Цхинвальский участок на два политических участка: собственно Цхинвальский и новый Горно-Осетинский. Административная децентрализация Южной Осетии, однако, сработала больше в интересах восставшего крестьянства, которому легче стало овладеть двумя ослабленными властными учреждениями.

В декабре 1905 года, в разгар первой русской революции, в Цхинвальском участке была свергнута официальная власть, которая олицетворяла в Южной Осетии грузино-тавадское господство. Над Цхинвалом было водружено красное знамя революции. Видя, как Южная Осетия, долгое время находившаяся под прессом грузинского ига, распрямилась, словно стальная пружина, тифлисские власти объявили ее на военном положении. Сюда были стянуты новые воинские подразделения, сформированы карательные отряды... Крестьянское восстание в итоге отступило, к тому же вскоре революционное движение было подавлено и по всей России.

С.Остаев

(продолжение следует)