(продолжение, начало в № 51-53, 54-55, 56-57, 60-62, 63-64)

В нашем ретроспективном обзоре мы прослеживаем далекое и близкое прошлое юга Осетии в русле исторических процессов, которые происходили на Кавказе с времен седой старины до наших дней. Эта тема актуальна в год 10-летия признания независимости РЮО Российской Федерацией. Эпохальному дню 26 августа 2008 года предшествовали события вековой давности, которые во многом определили сегодняшние политические реалии.

К сожалению, все попытки здравомыслящих людей при императорском дворе в Петербурге содействовать разумной политике российской администрации на Кавказе наталкивались на прогрузинское лобби в северной столице и в самом Тифлисе. Новый наместник на Кавказе генерал Головин, как и его предшественники, оказался в необъяснимом «плену» у грузинской знати. Уверенный в своей правоте, он послал в Осетию грузинские вооруженные отряды, призывая их «жителей переловить и истребить всех их». Головин же выражал восторг по поводу того, как грузинским князьям Андроникову и Эристову удалось разоружить села, истребить «осетинские шайки, разметать до основания все башни, с незапамятных времен устроенные по осетинским селениям».

Для оправдания потаканий устремлениям грузинских князей Головин слал в Петербург донесения, где «указывал» на разбойные и антироссийские действия южных осетин. В одном из них он рассказал об упорстве горцев, не желавших принимать условия о добровольной сдаче, тем самым выставляя их безрассудными бунтарями. Параллельно оправдывая и неправомерную жестокость. Небольшой эпизод того периода в селении Багиата Дзауского ущелья: войска осадили здесь две боевые башни, в которых укрылись защитники села. Одно укрепление было вскоре разбито артиллерией, но вторая башня устояла. Тогда к ее защитникам был послан в качестве парламентера… грузинский полковник Анроников (Андроникашвили), который выдвинул условия для сдачи. При этом требования он демонстративно изложил на грузинском языке. Осетины посчитали, что им придется сдаваться грузинским князям, которых этот человек для них и олицетворял. Поэтому неудивительно, что горцы предпочли сгореть живьем в своей твердыне, чем оказаться в унизительном плену у грузин.

При том, что жесткая политика в отношении Кавказа для Петербурга всегда оставалась в приоритете, даже там понимали опасность непропорциональных мер. Поэтому при императорском дворе внимательно отнеслись и к сообщениям из других источников, которые имелись в Тифлисе. В итоге, вскоре Головин получил от военного министра Чернышева сообщение о том, что Николай I ознакомился с его объяснениями и посчитал, что вместо «бесплодной переписки» ждет «исследования всех злоупотреблений», допущенных в Осетии. Тщательное расследование карательных мер, начавшееся в августе 1840 года, закончилось к началу лета 1841 года. С его итогами сначала ознакомился Николай I, затем отдельным отношением о них был поставлен в известность сам генерал Головин. Остановимся на отдельных положениях правительственного расследования по поводу организованного грузинскими князьями-тавадами вооруженного погрома в Южной Осетии.

Генералу Головину напоминалось, что по новому «Положению», принятому 10 апреля 1840 года, было предписано руководствоваться в крае «общими законами Империи» с учетом местных условий. Согласно этим законам «беспорядки, подобные бывшим в Осетии, должны» быть прекращены «обыкновенными полицейскими мерами, а не с применением войск». В расследовании подчеркивалось, что «в отношении Осетии ни в прекращении случившихся там беспорядков, ни в суждении виновных в том лиц, ни в даже наказании их, не были нисколько соблюдены правила, предписываемые Положением 10 апреля 1840 года».

Военный министр Чернышев писал генералу Головину о немалом удивлении императора по поводу «побудительных причин», послуживших для карательного вторжения в Осетию. По представленным Николаю I бумагам, «в Осетии не было ни общего восстания, ни бунта против российского присутствия, ни даже значительных беспокойств».

Николай I считал незаконными меры наказания, которые были применены к местным жителям Южной Осетии. Особенно это касалось смертных приговоров. Император напомнил, «что смертная казнь должна быть допускаема только в чрезвычайных случаях, сколь возможно редко и не иначе как по самом строгом и внимательном исследовании вины преступника». В замечаниях императора подчеркивалось, что в Южной Осетии были допущены «важные отступления» от закона, согласно которому принято применение смертельного приговора. Император выражал свое особое недовольство тем, что «из 70-ти осетин, содержащихся при Горийской гауптвахте с августа месяца, умерло 25 человек, а 3 найдены в таком сильном изнеможении, что не могли даже вынести строгого наказания».

Несомненно, что внимание Николая I к событиям в Южной Осетии и его явно негативная реакция по поводу карательных мер, принятых в отношении местного населения, имели важное значение. Когда разбирательство юго-осетинских событий дошло до выявления главных виновников, то были упомянуты лишь имена пристава Васильева и грузинского князя Джавахова. При этом Головину поручалось… расследовать степень их вины, предварительно отстранив их от должностей.

Расследование карательной экспедиции в Южной Осетии затянулось вплоть до января 1844 года. Судя по всему, расследование происходило в секретном режиме. Продолжавшееся следствие могло вскрыть тяжкие преступления, совершенные в Южной Осетии, что серьезно угрожало всем организаторам жестокой расправы над осетинским населением. Главными свидетелями происшедшего были обозначены приставы Васильев и Пурцеладзе, с самого начала находившиеся в гуще событий. Их показания помогли бы выявить главных инициаторов вторжения в Осетию, но при довольно странных и не выясненных обстоятельствах ни Васильева, ни Пурцеладзе в живых не оказалось.

Не исключено, что отставка главнокомандующего генерала Головина, состоявшаяся осенью 1842 года, была также связана с военными преступлениями, допущенными в Осетии. Но с отставкой Головина проблема расследования событий в Южной Осетии не была снята.

Военный министр Чернышев потребовал от генерала А.И. Нейдгардта, сменившего Головина в должности наместника, продолжить эту работу. Новый главнокомандующий продолжил более беспристрастное расследование вооруженного погрома в Осетии. Завершив дело, в январе 1844 года генерал Нейдгардт в секретном письме сообщал в Петербург о главных виновниках организации карательного похода в Осетию. Основным из них был признан пристав Васильев. Нейдгардт считал, что именно его «ложные и преувеличенные донесения... о неповиновении осетин правительству были поводом снаряжения» в Осетию «экспедиции и всех неприятных последствий оной». Также было признано, что пристав Васильев, «управляя Осетиею... слишком пристрастно действовал на стороне князей Мачабели и Эристави, тамошних помещиков». Обвинялись также князья Мачабели… Но, к сожалению, основные участники организации картельной экспедиции в Южную Осетию не были наказаны, и дальнейшее расследование было прекращено.

(продолжение следует)