(окончание, начало в № 75-77, 78-80)

Октябрьская социалистическая революция, чье столетие приходится на будущую неделю, предопределило развитие целой страны и сотни народов ее населяющих, в том числе и осетин. При этом в Осетии к этому событию отношение двоякое. С одной стороны у народа появилась возможность вырваться из плена сословных ограничений, когда образование и продвижение по службе могли получить преимущественно выходцы из богатых и знатных семей, появились центры развития национальной культуры, экономики и передового сельского хозяйства, стали общедоступными среднее образование и медицина. С другой – Осетия оказалась разделена, пусть обе части Осетии и получили свои административно-культурные образования с четкими национальными границами. При этом новые реалии строились на подавлении инакомыслия, всякого стремления к национальной суверенизации, к общности этноса. Сюда относятся и политические репрессии 1937/38 гг., ставшие побочным эффектом советской власти.

Для жителей юга Осетии год 1937 стал началом великих и страшных испытаний. Годом раньше по всей стране обсуждался проект новой т.н. сталинской конституции. Однако, в Южной Осетии это обсуждение, по мнению властей Грузии, шло с идеологическими перекосами. Вместо одобрения планов правительства об единой семье народов в коллективах развернулась дискуссия о возможности объединения двух частей Осетии. Это в сентябре 1937 года припомнили руководителям ЮОАО Б.Таутиеву и И.Джиджоеву. Их вызвали в Тбилиси и арестовали. Тут же в местной прессе началась подобострастная поддержка этого решения тбилисских партийных верхов. 24 сентября в юго-осетинской газете «Коммунист» вышла статья «С корнем и до конца вырвем врагов народа!». По статье выходило, что в Южной Осетии давно действует разветвленная сеть врагов народа и Советской власти. И руководили ею Б.Таутиев, И.Джиджоев и еще с десяток партийных и хозяйственных работников. Главное обвинение – «попытка внести раскол между братскими грузинским и осетинским народами», выразившаяся в призывах объединения юга и севера Осетии. Коммунист Михаил Гояев был обвинен в том, что доказывал, что только «в отдельно взятой стране социализм построить нельзя». А уже 30 сентября на собраниях в коллективах, где осуждались враги народа, звучат зловещие призывы: «Смерть врагам Родины!», «Писатель Сико Кулаев – прямой фашистский агент»; «Сауи Гаглоев – ярый контрреволюционер, фашистский шпион», «ученый Александр Тибилов – буржуазный националист, эсер»… Чем не готовые приговоры?!

В Тбилиси решили, что с осетинской вольницей в Южной Осетии пора кончать и воспользовались удобным случаем – разнарядкой из центра по искоренению врагов советской власти. В категорию «врагов» были включены люди, открыто заявлявшие о праве южных осетин на национальную самобытность. Название столицы автономии было указано писать на грузинский лад – «Сталинири», в репертуар театра в обязательном порядке были внесены спектакли на грузинском языке, партийную организацию в октябре 1937 года возглавил грузин Георгий Гочашвили. Он же и стал главным проводником террора в регионе и в этом ему помогали… местные кадры.

Первые судебные процессы пошли над противниками создания колхозов. Прокурор Порфил Козаев организовал несколько выездных сессий в поселках Знаур и Дзау. По решению суда за антиколхозную агитацию были осуждены жители села Цон Мишта Хугаев, Арсен и Лексо Битиевы, жители села Лесор Доменти и Бето Алборовы, жители поселка Знаур Тедо и Алекси Хараули. После пришло время партийного актива, прежде всего ветеранов революционного движения, которые, в большинстве своем имели особое мнение по поводу политики Москвы на местах. И оно зачастую было критическим, так как на их глазах советская власть, которую они продвигали, превращалась в убежище карьеристов и бюрократов.

Теперь уже в их дома ночью стучались сотрудники НКВД. Арестованные сначала думали, что произошла ошибка, на них возведен поклеп, что вскоре все образуется. Но в ответ на попытки определить правду, люди подвергались избиениям и издевательствам. За этим чаще всего следовал расстрел.

В первой волне политических репрессий в Южной Осетии оказались: член партии большевиков с 1898 года, делегат от Южной Осетии к Ленину Разден Козаев; врач, принимавший участие в последней операции В.И. Ленину Евгений Рамонов; член РСДРП с 1900 года, делегат Лондонского съезда Коммунистической партии, организатор первых социал-демократических групп в Южной Осетии Георгий Гаглоев; члены Юго-Осетинского окружкома Владимир Санакоев, Александр Джаттиев, Сергей Гаглоев, Александр Абаев, Арон Плиев; член Коммунистической партии с 1903 года, председатель Юго-Осетинского ЦИК-а Коста Джаттиев; политкомиссар Ревкома в дни восстаний 1920 года, сын Сека Гадиева Николай и другие.

Под вторую волну репрессий попало молодое поколение. Здесь оказались секретари и заведующие отделами Обкома, райкомов, райисполкомов, облисполкомов, директора заводов и фабрик, школ, служащие, врачи, агрономы, инженеры, рядовые рабочие и колхозники. Среди них первые секретари Юго-Осетинского Обкома партии и председатели ЦИК, работавшие с 1921 по 1937 годы: Иван Джиджоев, Борис Таутиев, Степан Акопов, Сергей Кудрявцев, врач Сави Гаглоев и Васка Карсанов, заведующий областным отделом здравоохранения Коста Хугаев, инженеры Оцеп Джиоев, Рутен Гаглоев, Арчил Тедеев, Виталий Кочиев, первые секретари Обкома комсомола Вахтанг Битиев и Виктор Кулумбегов, представители творческой и научной интеллигенции: Измаил Гассиев, Бидзина Кочиев, Александр Тибилов, Чермен Бегизов, Сико Кулаев, Казбек Короев, Вася Дзассохов, Кудзаг Дзесов, Сарди Дзагоев и другие. Под преследования попали и представители СМИ: редактор молодежной газеты «Ленинон» C.Р. Гагиев (расстрелян), редактор областной газеты «Коммунист» И.П. Гассиев (расстрелян), директор радиокомитета С.М. Кочиев – 10 лет лишения свободы, ответственный секретарь газеты «Коммунист» Л.Г. Тибилов (расстрелян).

Было репрессировано и много женщин. Большинство из них были женами арестованных. Не зная, какое обвинение им предъявлять, решили назвать их «членами семьи врага народа», а в приговоре отмечалось «осуждена за связь с мужем» и «недоносительство». Эти обвинения были предъявлены всем арестованным женам репрессированных в Советском Союзе. Все женщины, арестованные за мужей в Южной Осетии, получили по десять лет лагерей. Они были молоды, имели малолетних детей, которых, после ареста матерей работники органов просто вышвыривали на улицу, отняв у ниxдома и квартиры. В числе безвинно пострадавших женщин были: Ната Цховребова, жена Ивана Санакоева; Илидо Битиева – жена Владимира (Серо) Санакоева; Ляля Гаглоева – супруга хирурга Сави Гаглоева; жена первого секретаря Ленингорского райкома Ермоня Чабиева; Вера Гулиева – дочь писателя Ефима Гулиева и другие.

В числе жертв Кровавого Молоха и представители прокуратуры, органов безопасности. Часть из них старалась пресекать необоснованные обвинения и доносы и поплатились за это. Но были и такие, кто являясь неистовым исполнителем указаний из центра, позже сам оказывался у расстрельных стен.

Широко известен эпизод, красноречиво показывающий двоякую сущность некоторых наших соотечественников, описанный известным общественным Деятелем, драматургом В.Ванеевым. Он приводит свидетельства очевидца:

«В 1937 г. Георгий Гулиев работал водителем и был вызван ночью в НКВД, где ему приказали на следующий день явиться с автомашиной для поездки в Тбилиси. Он попросил согласовать вопрос с его начальником, на что ему ответили, чтобы он не волновался. В назначенное время он подогнал свой грузовик к тюрьме, и в кузов стали загружать арестованных (среди которых он неожиданно заметил и своего начальника – теперь уже бывшего). Двое сотрудников НКВД подсели к нему в кабину, одна легковая машина сопровождения ехала сзади. Не доезжая до Гори, ему приказали остановиться и сидеть в кабине, сами сопровождающие выскочили «и началась повальная стрельба – расстреливали арестованных. Они кричали: «За что вы нас истребляете, что мы вам сделали?». Когда все стихло, сопровождавшие меня двое чекистов вновь полезли в кабину, велели мне развернуть машину и ехать обратно в город Сталинир. Когда мы отъезжали, еще были слышны душераздирающие стоны этих несчастных людей, но потом одиночные выстрелы, очевидно, контрольные, положили конец этим страданиям. Любопытно, что эти двое, сидящие рядом со мной, были в самом приятном расположении духа. «А то из-за этих собак пришлось бы переться отсюда до Тбилиси», – цинично произнес один из них по-осетински, и оба весело рассмеялись. Я удивляюсь, как они не убили меня, как живого свидетеля. Рано утром меня вызвали в НКВД и приказали подписать омерзительный акт, где было написано, что по дороге враги народа, арестованные нами, задумали бежать и наши сотрудники вынуждены были открыть по ним огонь, в результате все они были уничтожены».

Отметим, что имена доносчиков, следователей и палачей не остались в секрете. Но большинство из них спокойно дожили до глубокой старости и редко когда испытывали угрызения совести. Только иногда слишком отчаянные дети и жены, погубленных ими соотечественников пытались взывать к их совести.

Не случайно на это время приходится и начало кампании по переходу от латинского алфавита к грузинской графике. С каждым месяцем в периодической печати увеличивался объем материалов на грузинской вязи. И вот уже 16 декабря 1938 года газета «Коммунист», главный печатный орган Южной Осетии того времени, вышел полностью напечатанный грузинскими буквами... Впрочем, протестовать особо никто и не стал. Большая часть национально ориентированного, авторитетного партактива и общественности была уничтожена. Их сменила новая элита, которая старалась не выходить за рамки стандартных установок Москвы и Тбилиси. Свое критическое суждение по поводу бесцеремонной грузинофикации подведомственной отрасли открыто высказал руководитель сферы народного образования края Иван Пухаев. После этого его фамилия оказалась в расстрельных списках.

Вместо эпилога

…Репрессии прервались, так же как и начинались – специальным постановлением. 17 ноября 1938 года вышло решение Политбюро ЦК Компартии Советского Союза «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Этот документ, если и не прекратил репрессии вообще, то ограничил их массовое применение. В постановлении указывалось:

«Крупнейшим недостатком работы органов НКВД является укоренившийся упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь совершенно не заботился о подкреплении дела необходимыми документальными данными (показания свидетелей, акты экспертизы, вещественные доказательства и проч.)… Ответственные сотрудники сознательно извращали советские законы, совершали подлоги, фальсифицировали следственные документы, привлекая к уголовной ответственности и подвергая аресту по пустяковым основаниям, создавали с провокационной целью«дела» против невинных людей... Такого рода факты имели место, как в центральном аппарате НКВД, так и на местах».

Массовые репрессии прекратились. В их организации были обвинены руководство НКВД, нерадивые прокуроры, безответственные партийные руководители. Палачи стали жертвами. Но судьбы людей были искалечены. Расстреляны, замучены в застенках, погибли от болезней лучшие представители нашего народа. Был уничтожен золотой фонд осетинской творческой и научной интеллигенции...

Р.Кулумбегов