Геноцид осетинского народа 1920 года в воспоминаниях семьи Валиевых |
Чтобы помнить, нужно знать. А чтобы знать, нужно искать информацию и общаться, общаться с теми людьми, которые непосредственно соприкоснулись с историей, были ее очевидцами, воочию наблюдали, как проносится перед глазами тот или иной ее промежуток, переломный в ней момент, обрушивающий все, что строилось годами. Для Алании нового времени одним из таких этапов в истории является геноцид осетинского народа 1920 года. Погромы и убийства начались еще в 1918 году, продолжились в следующем, но именно июнь 1920 года был ознаменован для Тбилиси как «начало конца». Грузинские гвардейцы нападали на целые села, сжигали, убивали, грабили, гнали людей с родных земель. 20 июня, в день, который ныне в Осетии является памятным по всем жертвам геноцида начала прошлого века, грузинами были расстреляны 13 защитников Отечества, 13 верных Родине осетин, которых в народе окрестили коммунарами. Воспоминаниями о своих родителей, их истории геноцида, и про близкого родственника, самого младшего из 13 коммунаров, поделилась с нами Валиева Лидия Спиридоновна – заслуженный врач Республики Южная Осетия и грузинской ССР, ветеран тыла Великой Отечественной войны, ветеран Труда, кавалер орденов Почета и Дружбы, многодетная мать. «Когда я закончила Тбилисский медицинский институт, то начала работать в Квайса – с Дзау мужа из геолого-разве-дочной партии перевели в этот высокогорный поселок начальником участка. И в то время у нас уже была старшая дочь, которую мы отдали в прекрасный детский сад. Жили в Квайса напротив старой больницы в трехэтажном доме, рядом аптека, магазин. В больнице я начала работать простым врачом, потом стала главврачом, семь лет там проработала и с удовольствием вспоминаю эти годы... Моя мама часто приезжала в Квайса, ей у нас очень нравилось. И я прекрасно помню, как по вечерам, когда женщины собирались во дворе и разговаривали, то большей частью вспоминали о том, как на юг Осетии напали грузины. Мама забирала с собой мою старшую сестру, но я тоже туда приходила к ним и слушала их истории. Моя мама, Дзагоева Валентина Давидовна, была 1909 года рождения. Ее отец, мой дедушка, погиб во время геноцида 1920 года. Бабушка вышла второй раз замуж, а мою маму воспитывали родственники с отцовской стороны… Когда она в очередной раз, после долгих разговоров с соседками, вечером поднялась домой, я попросила, чтобы она поделилась со мной историями геноцида. Чтобы рассказала все как было. В то время для нас, молодых, эти темы были несколько туманны, большими темпами шло строительство коммунистического общества, и эти кровавые страницы попросту замалчивались, не было принято о них говорить в рамках общей коммунистической «семьи». Геноцид жил лишь в народной памяти, и, если о нем и проявлялась речь, то большей частью геноцид преподносился, как межклассовая борьба, не более. Моя мама из села Ожора Знаурского района, там жили Дзагоевы. В то время она жила в семье дяди, их было много двоюродных сестер и братьев, в те годы было принято иметь много детей… Жизнь перевернулась в одночасье, и от счастливого детства остались лишь смутные воспоминания. Маме тогда было всего девять лет. Она помнит как в спешке все сельчане через селение Захъхъа по Военно-осетинской дороге, кто на повозках, кто пешком перебирались на север. В горах было очень холодно, люди мерзли по дороге. Маму тогда сильно знобило, она вся горела, началась рвота… Помнит она, как, уже находясь поодаль от села, видела, как горели дома, была слышна грузинская речь и раскатистый смех гвардейцев… Когда они после недельного пути уже перешли через горы и добрались кое-как до Мизура, то моя бабушка, ее мама, нашла медсестру, описала ей симптомы... Оказалось, мама заразилась брюшным тифом по дороге. Медсестра дала ей «какие-то красные таблетки», и так она пришла в себя. Они ехали дальше, не зная куда, кто их примет. На севере было много беженцев с юга... Их было три арбы, три арбы Дзагоевых, большей частью детей. Проехали чуть дальше Мизура, и беженцев приютила одна женщина по фамилии Токмаева. Она их, голодных, замерзших, накормила, они помылись, и потом все крепко заснули. Они пожили там несколько месяцев, а когда в марте следующего года грузины были выгнаны из Цхинвала, мама с родственниками вернулись обратно. Что касается моего отца, Валиева Спиридона Луарсабовича (Васильевича), то ему на момент геноцида было 19 лет. Он жил в селении Хъорнис. Но еще раньше, в 1918 году, в семнадцатилетнем возрасте вступил в отряд красных партизан Мате Санакоева, участвовал в восстаниях в г. Цхинвал и его окрестностях, воевал против грузин. После июня 1920 года их отправили во 2-ую Юго-Осетинскую бригаду, которая сражалась в Боргустане против белогвардейских банд генерала Хвостикова. Из селения Хъорнис вышло много известных революционеров. Так, оттуда же родом был известный революционер, брат моего дедушки, Валиев Шакро Аржеванович. Он руководил двумя красными сотнями, боролся за свободу своего народа. Его, вместе с двумя людьми, личности которых не были выяснены, грузины заживо сожгли в сарае. Выходцем из Хъорнис также является мой дядя Валиев Николай Арчилович, ставший одним из 13 коммунаров, самым младшим – когда их расстреляли, Николаю еще не было восемнадцати лет. Родители Николая и его младшей сестры Нино были убиты грузинами. Поэтому они воспитывались братьями моего отца. Николай желал отомстить за родителей, постоянно бывал с известным революционером, также выходцем из селения Хъорнис Мидта Хасиевым. Являлся участником сопротивления и в таком юном возрасте уже был командиром снайперского взвода. Во время отступления его отряд был окружен, Николай схвачен и вместе с другими коммунарами брошен в подвал дома, находящегося у Старого моста. Их неделю держали в заточении, пытали, а на утро 20 июня повели на Згъудерскую возвышенность на расстрел. Известно, что им дали лопаты, чтобы они сами выкопали себе могилу, но коммунары не согласились. Их били ногами, прикладами, но дух осетин было не сломить. Грузины были вынуждены привести наемных людей, заплатили им, и те кое-как вскопали могилу… Николаю в ка-кой-то момент удалось вырваться и убежать, но он был настигнут всадником и убит выстрелами в спину… Это была показательная казнь, грузины хотели таким образом раз и навсегда отбить стремление осетин к сопротивлению. Но расстрел коммунаров, наоборот, еще более сплотил наш народ… То, что творили грузины в эти кровавые дни, невозможно передать словами, в Цхинвале улицы были непроходимы из-за сотен трупов, кровь, в прямом смысле, лилась рекой, повсюду горели дома… Такое невозможно забыть. А прощать тем более…».
Элина Багаева
Опубликованно: 26-06-2023, 15:35 |
Вернуться назад |