В апреле исполнилось 25 лет событиям на проспекте Руставели в Тбилиси, где антиправительственный митинг был разогнан армией и милицией. К 9 апреля 1989 года выступления против действующих властей переросли в открытое противостояние. Руководство Грузии по согласованию с Москвой приняло решение разогнать митинг, который перманентно продолжался на одной из центральных площадей Тбилиси перед зданием Верховного Совета Грузинской ССР. В спецоперации были задействованы органы правопорядка и подразделения вооруженных сил. Несмотря на то, что у солдат не было огнестрельного оружия, при разгоне митингующих были человеческие жертвы.

События 9 апреля в Тбилиси не получили должной оценки в руководстве СССР, началось заигрывание в отношении грузинских националистов. Организаторы и участники спецоперации были подвергнуты шельмованию, советская армия оказалась под огнем зарождавшейся либеральной российской интеллигенции. И как общий итог – скорый приход во власть в Грузии ярых националистов во главе с Звиадом Гамсахурдиа. Что произошло дальше с самой Грузией, с Советским Союзом известно всем.

В те дни мне волею судьбы пришлось быть в столице Грузии. Отмечу, что поддержка националистической молодежи и примкнувшей к ней части грузинской интеллигенции со стороны населения была незначительной. Площадь Руставели жила своей митинговой жизнью, а остальной Тбилиси – своей. Жизнью большого южного города, растворяющегося в аромате распускавшейся весны.

В тот период «осетинской темы» еще не было, в Грузии все больше обсуждали «неблагодарных» абхазов, посмевших так же, как грузины заявить о своем стремлении к независимости. Пройдет немного времени, появится так называемое «письмо Алана Чочиева» в поддержку стремления абхазского народа к свободе. И грузинские шовинисты воспользуются им как предлогом, чтобы внести в своей «черный» список и осетин.

В те апрельские дни в разговоре с представителями грузинской науки старшего поколения у нас часто заходил разговор на тему текущего политического момента. При этом не раз в приватных беседах всплывала и тема событий 1956 года. И преимущественно в сравнении с годом 1989-ым. И все мои собеседники были уверены, что советская власть не допустит бесконтрольного хода событий, и все закончится также как и в 1956 году – разгоном протестующих масс и всеобщим умиротворением. Однако при общей схеме развития событий, все закончилось по-другому. Наверное, потому, что в Москве в 1989 году были уже совсем другие люди.

О том, что произошло в Тбилиси в марте 1956 года, сегодня помнят немногие. Большая часть осталась засекреченной, о многом нельзя было говорить даже на домашних кухнях. Сегодня о тех событиях появилось много новых и интересных фактов. В том числе, касающихся участия в них осетин, позиции руководства Юго-Осетинской Автономной области.

Авторитет Иосифа Сталина даже после его смерти в СССР был очень высок. А в Грузинской ССР он вообще был выше всех разумных пределов. Тем более, у южных осетин, которые всегда считали, и будут считать его своим соплеменником. Отметим, что именно столице Южной Осетии было позволено взять в свое время имя Сталина (г.Сталинир), хотя на эту честь претендовали несколько городов в Советской Грузии, в том числе, и город Гори, где вождь народов родился и вырос. Только в 1961 году столице Южной Осетии снова вернули ее историческое название – Цхинвал.

25 февраля 1956 г. на закрытом заседании XX съезда КПСС прозвучал «секретный доклад» Н. С. Хрущева «О культе личности Сталина» и преступлениях сталинского режима. Слухи о том, что великий и безгрешный Сталин объявлен чуть ли не «врагом народа», быстро распространились по стране. Подробностей поначалу никто не знал, а сам текст доклада Хрущева так и оставался секретным вплоть до горбачевской «гласности». Известно, однако, что доклад произвел шокирующее впечатление даже на привычных ко всему старых коммунистов. Многие так и не смогли по команде нового лидера Хрущева понять и принять правду о Сталине. Он был несущей конструкцией всей системы символов раннего советского коммунизма. Обращение с ним как с простым «врагом народа» не могло не смутить умы. Рушилась сама идея высшей правды и справедливости, воплощенной для миллионов в слове «Сталин».

Исходя из указаний Москвы, власти в Грузии решили резко ограничить мероприятия, проводимые по традиции в день смерти Сталина по всей Республике. Однако, несмотря на все запреты люди все же пришли к памятнику Сталина в его родном городе Гори. К этому времени на предприятиях и учреждениях, в грузинской прессе проводилась пропагандистская работа об ошибках Сталина, культе его личности. Поэтому люди пришли на памятное мероприятие с твердой уверенность опровергнуть публично эти измышления. Среди выступавших у памятника Сталину свое мнение высказали и осетины. Как указывалось в рапорте начальника местной милиции, «50-летний сельский житель, член КПСС Н. И. Парасташвили (Парастаев – ред.) взобрался на постамент монумента и выражался нецензурными словами. При этом он, отпил из бутылки вино, а затем, разбив ее, сказал: «пусть так же погибнут враги Сталина, как эта бутылка». Другой активной участницей стихийного митинга была 28-летняя швея Мери Джиоева, которая зачитывала обращения граждан в поддержку Сталина. Еще один участник Федор Кулумбегашвили (Кулумбегов – ред.), потребовал, что в том случае если закроют музей Сталина, вернуть ему дом, в котором жила семья вождя народа. Как он утверждал, этот дом принадлежал его деду, а «отец и мать Сталина Бесо и Кеке, будучи его дальними родственниками, снимали здесь комнату». Не отставали и другие участники митинга, число которых 5 марта достигало 5-7 тысяч человек.

Но наибольший размах протестные акции приняли в Тбилиси. Здесь манифестации также проходили у памятника Сталину. 5 марта, как рассказывал очевидец событий, корреспондент газеты «Труд» А.Статников, в центре города в десять часов утра раздались резкие продолжительные гудки автомашин, запрещенные в обычных условиях автоинспекцией. Вскоре журналист увидел: по середине улицы шла процессия студентов (человек 120-150) без головных уборов. Передний ряд нес портрет Сталина. Организаторы шествия призывали стоявших на тротуарах зевак почтить память вождя и снять шапки. Время от времени кто-нибудь требовал от водителей машин давать продолжительные гудки. Всего прошло несколько процессий. Все они направлялись на площадь к монументу Сталина и возлагали венки.

Начавшиеся 5 марта траурные шествия имели все обязательные атрибуты официального государственного мероприятия, и, вероятно, мало кто из очевидцев понимал поначалу, что проводятся они без разрешения свыше. Высшее же грузинское руководство отмалчивалось, траурных шествий не запрещало. Возникший организационный вакуум был заполнен стихийной самоорганизацией и действиями неформальных лидеров с различными, часто противоположными политическими и идеологическими ориентациями. Движущей силой событий стали молодежь и студенты. Особенно активную роль сыграла маргинальная группа молодых людей, – те, кто закончил институты, но не захотел поехать «по распределению» в сельские районы, остался в столице и нигде не работал. Среди них была и «золотая молодежь» – дети высокопоставленных родителей, высших партийных и советских чиновников, творческой интеллигенции.

Демонстрации продолжились на следующий день. Но теперь они стали более организованны и многочисленными, особенно в середине дня, когда закончились занятия в институтах. К портретам Сталина добавились портреты Ленина, появились флаги с траурными лентами. Появилась новая традиция, манифестанты вставали на колени и заставляли это делать других.

В 4 часа дня в ЦК КП Грузии состоялось заседание, на котором присутствовали руководители министерств, газет и журналов – человек 70-80. Открыл заседание первый секретарь ЦК В.Мжаванадзе. Извинившись перед собравшимися, он быстро ушел. Зачитали закрытое письмо ЦК КПСС «О культе личности». С документом предполагалось ознакомить всех коммунистов и комсомольцев. Молва быстро разнесла слухи об этом по городу Тбилиси.

Ничего более глупого и беспомощного, чем слепо выполнять команды из Москвы и немедленно зачитывать «Закрытое письмо» в подобной ситуации придумать было нельзя. Ослушаться коммунистические руководители Грузии не осмелились. Но недовольство свое все-таки сумели выразить. С плохо скрытым сочувствием, хотя и с опаской, взирали они на разгоравшуюся просталинскую истерию. Рушился целый космос привычных мифов, образов и идей. Картина мира разваливалась на глазах. И многие люди просто не захотели поверить, что такое возможно. Устоявшаяся система ценностей защищала себя от разрушительного натиска разоблачений.

Волнения продолжились и в последующие дни. 7 марта акции принимают на удивление упорядоченный характер. Демонстрации и шествия проходят организованно, выделяется группа организаторов, видно четкое определение ролей участников акций. Появились грузовые машины, заполненные людьми. Они разъезжали по городу с флагами и портретами Ленина и Сталина. По сообщению МВД Грузии, захват машин и автобусов начался после того, как один из выступавших на митинге, на площади Ленина сказал с трибуны, что все принадлежит народу, в том числе и транспорт. Одного из водителей, отказавшегося везти демонстрантов, сбросили с моста в Куру, нескольких непослушных шоферов избили.

Демонстранты выкрикивали лозунги «С Лениным и Сталиным к победе коммунизма!», «Сталина не забудем!». Изображения Ленина, а с каждым часом их появлялось все больше, выполняли важную функцию – они психологически обезоруживали власти. Понятно, что разгонять людей, несущих портрет Ленина и красные флаги никто из милиционеров не мог решиться.

8 марта митингующие в центре Тбилиси потребовали прихода руководителя Грузии Василия Мжаванадзе. Тот приехал и сделал небольшое выступление, в котором указал, что «не даст в обиду великого Сталина». Но участники митинга не успокоились. Один из выступавших заявил, что «мавзолей  на  Красной площади, где рядом с Лениным лежал Сталин, закрыли, так как тело Сталина от неумелого бальзамирования почернело». Выступавшие утверждали, что руководитель Китая Мао Цзэдун потребовал выдачи праха Сталина, которого китайские специалисты способны были «оживить». Впрочем, китайская тема на этом не закончилась. В это время в Грузии с рабочим визитом находился китайский маршал Чжу Дэ. Митингующие снарядили к нему отдельную депутацию.

В конце дня произошло событие, придавшее трагическим событиям необычный, почти карнавальный колорит: из Гори приехали на грузовиках около двух тысяч человек. Головная машина была оформлена под броневик. На ней стояли два человека, загримированные под Ленина и Сталина, в окружении одетых в матросскую форму людей с пулеметными лентами через плечо.

Милиция по-прежнему очень вяло реагировала на происходящее. Она была психологически блокирована апелляцией участников митинга к патриотическим чувствам грузин, сохранявшимся почтением к Сталину, «красным» цветом толпы, очевидной адекватностью большинства присутствовавших и их неподдельным энтузиазмом.

Постепенно содержание протестов приобретает националистическую и антисоветскую окраску. Начали звучать политические требования «о немедленной смене руководителей партии и правительства», «о необходимости захвата почты, телеграфа, редакций», «даже если потребуется пролить кровь за это». Отдельные выступления от имени вновь образовавшихся «союзов» и «комитетов» содержали призывы о выходе из состава СССР и провозглашении независимости Грузии.

К исходу 9 марта просталинские лозунги повсеместно вытесняются националистическими призывами и требованиями. Стало очевидно, что руководство протестным движением приобрело не только организационный характер, но и конкретную направленность из неформального центра. Существование одного или нескольких организующих центров, благодаря которым события явно вышли за рамки «стандартных» массовых беспорядков,  косвенно  подтверждается нападением на автобусный парк для захвата большого числа автобусов, для перевоза демонстрантов, попыткой группы молодых людей направить обращение «к студентам нескольких центральных городов Союза» по радио, наконец, обнаруженным у одного из арестованных впоследствии радиопередатчика. У участников акций помимо холодного оружия появляются револьверы и карабины.

Для основной массы вменяемых участников митингов и шествий стало понятным, что события приобретают иной поворот. И акцент стремительно смещается от защиты народной памяти к национализму. Это осознали не только армяне, русские и осетины, но большая часть самих грузин. Поэтому состав участников митингов начинает меняться, здесь все больше маргиналов и националистов.

Вечером 9 марта власти начали операцию по наведению порядка. В Тбилиси были введены войска и бронетехника. Экстремистки настроенные демонстранты из числа протестующих попытались организовать сопротивление и захват административных зданий, с обеих сторон было применено оружие. Всю ночь продолжалось вооруженное противостояние. К полудню следующего дня центральная часть Тбилиси была освобождена от митингующих. Десятки убитых, сотни раненных. Кровь и смерть с именем Сталина продолжились и после его смерти.

Надо отметить, что в отличие от других регионов Грузинской ССР в Южной Осетии антиправительственные акции не проходили. Хотя недовольство «разоблачениями» Сталина присутствовало. В отчете КГБ Грузии о ситуации в те дни указывалось: «Первый секретарь Юго-Осетинского областного комитета КП Грузии Санакоев на собрании партийного актива с гордостью говорил о том, что «...подобных провокационных событий, имевших место в Тбилиси, Гори, Кутаиси и других городах, у нас в Юго-Осетии ни в городе, ни в районах не было... На собрании вышеуказанного актива начальник Управления КГБ по Юго-Осетии Джиоев с возмущением вспоминал недалекое прошлое, в частности, итоги одного партийного актива 1936 года: «Когда на собрании партийного актива, – говорил он, – один из выступающих поднял вопрос о возможности соединения Южной и Северной Осетии, это в тот же день стало известно Берия, который на второй день сюда прислал секретаря ЦК КП Грузии Бакрадзе. Он на совещании руководителей области прямо заявил: Берия недоволен Юго-Осетинской парторганизацией за то, что она поднимает вопрос об объединении двух Осетий и что они тем самым хотят, чтобы исконные земли Грузии отошли к РСФСР. Конечно, когда подошел 1937 год все эти люди оказались жертвами репрессий».

Выступавшие на заседании в юго-осетинской парторганизации также отметили, что «по неполным данным в 1937-1938 годах было репрессировано 330 человек. Из этого количества было расстреляно 126 человек… еще на собраниях много говорили о том, что в поселке Ленингор с 1937 года делопроизводство в учреждениях ведется на грузинском языке, что власти при Сталине осетинский алфавит заменили на грузинский и др.». Отсюда видно, что руководящий состав Южной Осетии прекрасно понимал «ценность» наследия Сталина для осетинского народа, и не спешил поддерживать массовую истерию.

Р. Кулумбегов