Каждый год 30 октября на постсоветском пространстве отмечается как День памяти жертв политических репрессий или так называемого Большого террора. Именно так в последние годы именуются репрессии, которые прокатились по Стране Советов в первой половине прошлого века. Хотя карательные меры, и не менее жестокие, применялись в послереволюционной России многим ранее.

К данному кровавому периоду и сегодня отношение в обществе неоднозначное. Люди в зависимости от своих политических пристрастий, от уровня знаний и интересов трактуют эпоху Большого террора по-разному. При этом считается, чтобольшую часть репрессированных составляли видные члены Компартии, хозяйственники, военные и интеллигенция. Однако расстрелы и заключения в лагеря в эти два года обрушились, по меньшей мере, на 1 миллион 600 тысяч человек, из которых 780 тысяч, по официальной статистике, были расстреляны. При этом по данным МВД Советского Союза репрессии начались многим раньше, и в итоге за период с 1921 по 1954 год было репрессировано 3 777 380 человек.

О Большом терроре можно говорить много, но мы взглянем на этот исторический промежуток времени через призму Южной Осетии, поскольку в эти годы по нашей Родине был нанесен колоссальный удар, фактически вся наша «золотая» интеллигенция была принесена в жертву, и от того удара мы, надо сказать прямо, до сих пор не оправились. Нет, представители интеллигенции, безусловно, в Осетии есть и сегодня, но это лишь подобие, не идущее ни в какое сравнение с нашими деятелями начала прошлого века. К сожалению.

Волна террора на юге Осетии, как и во всей стране, началась по политическим мотивам, если быть точнее – с борьбы с т.н. троцкизмом. На предприятиях и в организациях Южной Осетии также прошли митинги и собрания с призывом «Уничтожить мерзавцев антисоветчиков и убийц!». Как следствие, вскоре были «разоблачены» юго-осетинские троцкисты Антон Кабисов и Георгий Цховребов. А в газете «Коммунист» была опубликована статья без подписи, в которой в принадлежности к троцкизму были обвинены члены редакции журнала «Фидиуæг» К.Дзесов, С.Жажиев, С.Дзагоев, Д.Дарчиев, К.Фарнион. После чего решением коллектива журнала все пятеро были исключены из состава Союза писателей ЮОАО. Впоследствии репрессии подвергся и редактор издания Чермен Бегизов.

В те годы любое инакомыслие, оформленное в доносе, могло стать гарантией причисления к троцкистам. Так, предметом судебного разбирательства стало дело «о троцкизме и антисоветской деятельности» учащихся 7 класса школы в селе Икота Ленингорского района. Во время уроков шестеро учеников высмеяли стихотворения пролетарских поэтов, после чего были… исключены из школы. Или другой пример. В симпатиях к Троцкому был обвинен архитектор Дома Советов (нынешнее здание Парламента РЮО). По мнению следователей, вид здания сверху напоминал букву «Т», что было расшифровано как первая буква фамилии Троцкого... В обществе всесторонне утверждалось критическое отношение к данному партийному деятелю и его сторонникам. Оно было столь глубинное, что и сегодня еще в кругу людей старшего поколения понятие «троцкист» сохраняет негативный оттенок, хотя, к слову, по сути именно этот деятель был организатором Октябрьского переворота и сыграл главную роль в создании Красной Армии.

Помимо обвинений в троцкизме, «ходовой» была и другая трактовка – в «буржуазный национализм». Стоит ли говорить, что многие воспользовались данной ситуацией, и, в первую очередь, Грузия, которая пыталась уничтожить уже на корню всю национально мыслящую интеллигенцию, ориентированную на объединение севера и юга Осетии. Последние не скрывали своих намерений, высказывались открыто и вскоре оказались в расстрельных списках. Параллельно набирал обороты и процесс ограничения национальной свободы в умах и сердцах людей. В одно время даже творчество Коста Хетагурова было объявлено буржуазным…

Начались страшные времена, арестовывались ветераны партии, молодые коммунисты, представители творческой интеллигенции, красные командиры, рабочие, сельчане. Практиковались и поощрялисьдоносы на сослуживцев, соседей, односельчан и родных. Проходила массовая фальсификация уголовных дел. Любопытно, что зачастую люди, выносившие приговоры без суда и следствия, сами через месяц-другой оказывались в числе жертв террора. Никто не был застрахован, что ночью к нему в дверь не постучат и не предъявят ордер на арест и обыск. При этом арестованные сначала думали, что произошла ошибка, на них возведен поклеп и вскоре все образуется. Но в ответ на попытки определить правду люди подвергались избиениям и издевательствам. За этим чаще всего следовал расстрел.

Жертвы Большого террора были обильны и кровавы, и для юга Осетии 1937 год стал воистину началом великих и страшных испытаний. Надуманные обвинения сыпались как из рога изобилия. В Тбилиси решили, что с осетинской вольницей в Южной Осетии пора кончать, и воспользовались удобным случаем – разнарядкой из центра по искоренению врагов советской власти. В категорию «врагов» были включены люди, открыто заявлявшие о праве южных осетин на национальную самобытность. Параллельно сводились счеты и с представителями Осетии, воевавшими против Грузии во время геноцида осетинского народа 1920 года. При этом возглавить партийную организацию на юге Осетии специально был направлен грузин Георгий Гочашвили, который стал главным проводником террора в регионе.

В волнах политических репрессий в Южной Осетии оказались секретари и заведующие отделами Обкома, райкомов, райисполкомов, облисполкомов, ди-ректора заводов и фабрик, школ, служащие, врачи, агрономы, инженеры, рядовые рабочие и колхозники. Среди них первые секретари Юго-Осетинского Обкома партии и председатели ЦИК, работавшие с 1921 по 1937 годы: Иван Джиджоев, Борис Таутиев, Степан Акопов, Сергей Кудрявцев; член партии большевиков с 1898 года, делегат от Южной Осетии к Ленину Разден Козаев; врач, принимавший участие в последней операции В.И. Ленину Евгений Рамонов; член РСДРП с 1900 года, делегат Лондонского съезда Коммунистической партии Георгий Гаглоев; члены Юго-Осетинского Окружкома Владимир Санакоев, Александр Джаттиев, Сергей Гаглоев, Александр Абаев, Арон Плиев; член Коммунистической партии с 1903 года, председатель Юго-Осетинского ЦИК-а Коста Джаттиев; политкомиссар Ревкома в дни восстаний 1920 года, сын Сека Гадиева Николай... Здесь же оказались врачи Сави Гаглоев и Васка Карсанов, заведующий областным отделом здравоохранения Коста Хугаев, инженеры Рутен Гаглоев, Оцеп Джиоев, Арчил Тедеев, Виталий Кочиев, первые секретари Обкома комсомола Вахтанг Битиев и Виктор Кулумбегов, представители творческой и научной интеллигенции: Бидзина Кочиев, Александр Тибилов, Сико Кулаев, Измаил Гассиев, Казбек Короев, Вася Дзассохов, Кудзаг Дзесов, Сарди Дзагоев и другие. Под преследования попали и представители СМИ: редактор молодежной газеты «Ленинон» C.Р. Гагиев, редактор областной газеты «Коммунист» И.П. Гассиев, директор радиокомитета С.М. Кочиев, ответственный секретарь газеты «Коммунист» Л.Г. Тибилов... Было репрессировано и много женщин. Большинство из них были женами арестованных. Не зная, какое обвинение им предъявлять, решили назвать их «членами семьи врага народа», а в приговоре отмечалось «осуждена за связь с мужем» и «недоносительство». Все женщины, арестованные за мужей в Южной Осетии, получили по десять лет лагерей. Они были молоды, имели малолетних детей... В числе жертв Кровавого Молоха и представители прокуратуры, органов безопасности. Часть из них старалась пресекать необоснованные обвинения и доносы, за что и поплатилась...

На это время, что не случайно, приходится и начало кампании по переходу от латинского алфавита к грузинской графике. С каждым месяцем в периодической печати увеличивался объем материалов на грузинской вязи. А уже 16 декабря 1938 года газета «Коммунист», главный печатный орган Южной Осетии того времени, вышел полностью напечатанный грузинскими буквами... Впрочем, протестовать особо никто и не стал. Большая часть национально ориентированного, авторитетного партактива и общественности уже была уничтожена. Их сменила новая элита, подобострастная и во многом предательская советская интеллигенция, которая старалась не выходить за рамки стандартных установок Москвы и Тбилиси. Свое критическое суждение по поводу бесцеремонной грузинофикации открыто высказал руководительсферы народного образования края Иван Пухаев. После этого его фамилия оказалась в расстрельных списках.

…Массовые репрессии прекратились в 1938 году. В их организации были обвинены руководство НКВД, нерадивые прокуроры, безответственные партийные руководители. Палачи стали жертвами. Но судьбы людей были уже искалечены. Расстреляны, замучены в застенках, погибли от болезней лучшие представители нашего народа. В эпоху Большого террора сознательно был уничтожен золотой фонд осетинской творческой и научной интеллигенции...

Л. Джиоев