Хæххон дæн, нæртон лæг… (к 95-летию великого осетинского поэта Козаты Исидора
Козаты Исидор – один из величайших поэтов Осетии, автор пронзительных стихотворений, легших на музыку не менее гениальных композиторов. Можно сказать, что песни на стихи Исидора переживают новую волну популярности, и связано это с заметным интересом общества к творческому наследию мастеров осетинского слова прошлого века и к прошлой жизни нашего Отечества – до крутых перемен начала 90-х годов. Вероятно, это действительно закономерность – общество должно созреть для осознания слов, картин, музыки и других произведений, отражающих эпоху, для понимания истин, которые гениям даются сразу, а не через полвека, когда «стихам, как драгоценным винам приходит свой черед». Что ж, немногим меньше пол века миновало с момента написания Козаты Исидором шедевров, которые мы стали обретать в трудные времена, когда искали поддержки у сильных духом – в словах поэтов, в истории героических предков, чтобы продолжать борьбу, не имея ни малейшего представления, на какие долгие годы она затянется. И всякий раз находили верную формулу, уже сказанную до нас – в 1985 году:
Нæ адæм афтæ сты:
Цæгъддзысты зынг сæ удæй,
Æппæтæн зонынц йе ‘гъдау дæр, йæ рад.
Фæлæ… сæ бафхæрд сын
Ды бафиддзынæ тугæй, –
Сæ тугаргъмæ нæ уæй кæнынц сæ кад!..
Мы привыкли к мысли, что поэты обретают славу не при жизни, это отмечал и сам Исидор в своих стихах, и тем странней нам кажется, что есть еще люди, кроме самых близких, которые знали его при жизни и могут подтвердить, что он «писал, как дышал», проникая в ткань своего Отечества, живя его жизнью. Каждый раз в преддверии юбилея поэта имя Исидора часто упоминается рядом с понятием «пророк». Как объяснить предчувствие тяжелых для Осетии дней, которое сквозит в его стихах, написанных задолго до всех кровавых событий, начиная с 90-х? Как объяснить предчувствие появления Героя, который поведет за собой и совершит бессмертный подвиг? Младшая внучка поэта, Дзерасса Козаева, сделала вывод самостоятельно, изучая творческое наследие своего деда:
«Мы часто слышим: «Нет пророка в своем Отечестве». В суровые 90-е годы песня «Худут мӕ цӕстытӕ, худут» (потом эти слова перепели как «судзут мӕ цæстытӕ») была очень популярна, как и «Уӕд фӕлтау…» («Хубулы зарӕг»), хотя немногие тогда знали, что автором этих строк является Козаты Исидор. Он предчувствовал, знал, что какие-то беды ждут Южную Осетию – и довольно ярко описал их в своих стихах. Поэтому я считаю, что он, несомненно, является пророком. Я родилась через год после его смерти, но дома часто рассказывали о нем, и нельзя сказать, что он что-то конкретное говорил освоих предчувствиях, однако все это прослеживается в его творчестве. Даже его строки, посвященные Великой Отечественной, можно перенести на современную историю Южной Осетии». Пророческая интуиция присуща многимпоэтам, многие даже предвидят свою кончину, в том числе и Исидор, он знал, что рано уйдет из жизни. Допустим, что все это – лишь эпитеты, но, если обратиться к психологии человека, то можно понять его «пророчества», как опасения любящего сына за отцовский край, как обладающий сокровищем неизменно думает о его сохранности, как мать беспокоится о своем ребенке. Но для этого надо еще и хорошо понимать, что за человеком был Исидор, каким характером он обладал, и что для него действительно значила Осетия.
Исидор родился 1 мая 1929 года в селении Корнис, был старшим в многодетной крестьянской семье. Его жизнь не отличалась от жизни сверстников, он рано остался без отца и взвалил на себя заботы о семье. Он не мог позволить себе учиться, пока не подросла младшая сестра. Тогда, уже отслужив в армии, он поступил в Юго-Осетинский педагогический институт на факультет осетинской филологии. Учился он хорошо, ему прочили научное будущее, он поработал некоторое время на кафедре, но ему было тесно в этих рамках. Он стал одержим поэзией, его страсть не давала ему покоя, требуя выхода, поэтому он пришел в газету «Советон Ирыстон», где проявил в полной мере талант и поэта, и журналиста. Судьба была благосклонна к молодому поэту, его ценили в писательской среде, он дважды избирался председателем Союза писателей Южной Осетии, у него были друзья во всех советских республиках. Писатель Мелитон Казиев в своей книге «Наше богатство» отмечает эту своеобразную обласканность Исидора судьбой: «На Козаты Исидоре была метка судьбы, благодаря которой он достигал всего. Как сын, как супруг, отец, друг, поэт и, прежде всего – как человек. Все это было у него как Божий дар!» При этом все, кто его знали, подчеркивают скромность, как основную черту характера Исидора Козаева.
«Он был превосходным отцом», – рассказывает дочь поэта Джульетта Козаева. – В жизни он был простым человеком, мог прийти домой и играть со своими сыновьями, как ребенок. Я была старшая из детей, так что мне досталось больше его любви. В то время наша интеллигенция обычно собиралась на Театральной площади, отец любил приходить туда, общаться с людьми, он был очень общительным человеком. Часто брал меня с собой на эти «выходы», так что я с детства запоминала всех, кто тогда составлял элиту цхинвальского общества, прекрасно знала близких друзей отца. Мы с ним были друзьями, даже когда я еще была маленькой. Он не сюсюкался со мной, как с младенцем, а учил меня думать: задавал вопрос и молчал, пока я мучительно формулировала ответ, используя много разных слов, описывающих предмет или событие. Водил меня даже на футбольные матчи на городском стадионе, вообще брал меня с собой куда угодно, и мне это очень нравилось. На одной из сохранившихся фотографий папа что-то читает на фоне своего старого шкафа с книгами. Там он совсем молодой, мальчики еще не родились, была только я, и мне разрешалось листать папины книги, а потом это была уже наша общая библиотека, отец приобщал нас к чтению с самого раннего возраста. Его самыми близкими друзьями были Нугзар Бакаев и Леонид Харебаты, они и учились вместе в институте, часто бывали у нас дома. Близким человеком для них был Сергей Хацырты, который был старше по возрасту, и моя мама называла его отцом этих «трех мушкетеров». В доме бывало весело, особенно, когда они играли в нарды или шахматы. Папа в свое время был одним из лучших шахматистов в Южной Осетии, и нас научил играть, мои братья, Сослан и Алан, прекрасно играли в шахматы.
Во время домашних разговоров отец рассказывал о разных событиях из истории Осетии через призму собственной судьбы. Мой дед скончался в возрасте 36 лет, и шестеро его детей остались сиротами – пятеро сыновей и дочь, мать вырастила их одна, пройдя вместе с детьми все тяготы военной жизни. Так мы получали представление о том, как жили осетинские семьи в те тяжелые годы. В старый дедовский дом в Корнисе, в котором отец родился, позже очень любили приезжать друзья отца, этого дома уже нет, его снесли, когда братья строили новый дом. Жаль, если бы он сохранился, там можно было бы создать музей или хотя бы мемориальную доску установить. Исидор похоронен на сельском кладбище в Корнисе, там же, где его братья и все наши ушедшие близкие».
Значительную часть своих произведений Козаты Исидор написал в Переделкино, в Доме творчества под Москвой, куда ездил каждый год, много писал и в Корнисе, и эти стихи легко отличить от всех других – он как будто писал с натуры, глядя на горы и вдыхая аромат травы. «Работал в любое время, мог вскочить ночью и записывать сложившиеся строчки. Если, к примеру, его осеняла муза в тот момент, когда он был с друзьями в ресторане, он записывал на салфетках, чтобы не забыть – такие салфетки сохранились в его архиве», – вспоминает Джульетта.
Любовь к Родине – первое и основное, что отмечают почитатели таланта Исидора, а также его коллеги-поэты, не особенно углубляясь в литературный анализ. Инна Гучмазова, исполнительница песен на стихи Козаты Исидора, директор Национальной библиотеки имени Анахарсиса, где, кстати, 2024 год провозглашен годом Исидора Козаты, отметила, что есть такая черта у молодых осетинских поэтов – обязательно писать о любви к Родине. Возможно, они рассчитывают, что яркие чувства окупают не которую недостаточную поэтическую силу стихов. Это неоправданный расчет, как считает другая наша собеседница – переводчик стихов Козаты Исидора на русский язык Фатима Турманова: «С двух строчек можно определить, поэт перед тобой или любитель». По мнению Инны Гучмазовой: «Поэзия начинается с лирики, потом уже приходит философия в стихах, и наши молодые поэты не берутся выразить свои чувства в лирике, им проще писать о любви к Родине. Но я думаю, пока ты дойдешь до любви к Родине, ты должен вообще пережить это чувство, буквально перенести страдания от любви, переболеть, испытать боль. Не бывает счастливых поэтов, особенно в начале пути. К примеру, Сергей Хацырты был абсолютно счастливым человеком, но перед этим перенес тяжелый период жизни. Известно, что Исидор обладал прекрасным чувством юмора и был жизнерадостным человеком, но тяжелое детство и молодость он пережил по полной программе». Эту жертвенную любовь поэта отмечает Мелитон Казиев: «У Исидора от природы было одно необыкновенное качество – любить Родину, землю наших предков безмерно, болеть ее болью, радоваться ее счастью. Если бы Бог создал его колючим кустарником, он не пророс бы на родной земле, чтобы не уколоть Осетию, для него «мир был бы ущербным» без Осетии. Он нашел силы радоваться даже тому, что будет похоронен на кладбище в родном Корнисе: «Мæ фæндаджы кæрон дæр Ирыстоны зæххы, нæхи уæлмæрды, Хъорнисы кæй фæуыдзæн, уымæй дæр мердæм фæкъул цард».
Из чего состояла поэзия Козаты Исидора, кроме стихов, посвященных любви к Отечеству, к родным горам? К сожалению, очень мало стоящего разбора и анализа произведений Исидора Козаты в профессиональной, творческой плоскости. Своими мыслями об этом поделилась Фатима Турманова: «Я не критик, но ориентируясь на свои впечатления, делаю вывод, что Исидор – гений поэзии. В осетинской литературе таких гениев я могу назвать троих: Алихан Токаты, Таймураз Хаджеты и Исидор Козаты. Каждый из них гениален по-своему: Алихан – великий символист. У Таймураза уникальный язык, глубокая философия и образность. Исидор – гениально прост, у него нет символизма и каких-то особых словесных конструкций, неологизмов. В его поэзии есть уникальное богатство осетинского языка, и я не знаю, родятся ли у нас еще люди, которые настолько блестяще знают и чувствуют язык. Умение чувствовать язык воспитывалось в селах, не зря большинство наших поэтов из сел. Исидор был одним из тех, кто подвигнул меня на глубокое изучение родного языка, которым мы все владеем на бытовом уровне, мотивация была сильнейшая. Исидор просто рассказывает, и ты ощущаешь связь времен: «Мӕ цард мын ма барут ӕрдуйӕ…» Я сначала подумала, что это о нашей войне, но оказалось, что там имеется в виду весь исторический путь, который прошли осетины. Часто говорят о его невероятной любви к Осетии, но разве меньше любви к Родине у других поэтов? Любовь Исидора к родной Осетии без пафоса, она лирична, как любовь к девушке. «Чи загьта, ӕгомыг сты хӕхтӕ?» – горы для него живые, и он, как искра, высеченная из их груди. К переводам стихов Исидора я шла долго, нельзя делать подстрочник стихов великого поэта, называя это переводом. Морфология осетинского языка совсем другая, дело не только в том, чтобы было понятно. Переводчики это тоже наша беда, наряду с литературоведами, мы не знакомим мир с шедеврами осетинской поэзии, а между тем у нас есть, чем гордиться, и это еще мягко сказано. Чтобы понимать настоящую осетинскую литературу и поэзию, надо хорошо знать Нартский эпос. У переводчика есть два пути, как говорят профессионалы: первый – это качественное самостоятельное произведение, приблизительно соответствующееоригиналу, и второй – близкое к оригиналу, но тогда уже будет страдать поэзия. У меня не было стремления создать самостоятельные поэтические произведения, была цель сделать уникальные образы и символы стихов Исидора понятными читателю, потому что людей, для которых родной язык, даже в гениальной простоте Исидора все же немного иностранный, очень много. Я свои переводы называю срифмованным подстрочником».
Инна Гучмазова: «У каждого поэта свой стиль и почерк, поэтому мерить их по типу «лучше» или «хуже» – непрофессионально. Отличительная черта Исидора – его искренность, искренняя любовь к родной земле. Все поэты пишут о Родине, но если у других все же сквозит ярко выраженное «я», то Исидор растворяется в своем чувстве абсолютно, у него нет эгоистичной претензии на превосходство своей любви. Я читала его рукописи последних дней, в которых он говорит, что никогда ничего не требовал у Осетии, но сейчас, под конец жизни, он просит себе небольшой клочок земли в родном селе Корнис для могилы («ингӕнваг»). Он умер в возрасте 57 лет. В его стихах глубокий философский смысл, он определил для себя, в первую очередь, кодекс мужчины в двух строках: «Лӕгбӕрц бӕрзонддӕр куы дӕн зӕххӕй, уӕд мын ныллӕг уӕвӕн куыд и?» и еще: «Нӕ тасы алцӕмӕ мӕ астӕу, нӕ дарын алцӕмӕ мӕ сӕр», хотя перед этим он признается: «Афтид мӕ арм, мӕ къуымтӕ хастау, фӕлӕ сӕрыстыр дӕн уӕддӕр». Без позерства, простыми словами он говорит о своей гордости, о достоинстве. Тут можно привести сравнение, скажем, с другим моим любимым поэтом – Таймуразом Хаджеты. Таймураз знал, что он талантлив, для него не было ушедших поэтов, он соревновался с ними, бросал им вызов, это совсем другой темперамент. Исидор хотел бы многое отдать своей Родине, но обреченно признает: «Фӕлӕ йын ӕмдзӕвгӕтӕй дарддӕр мӕ къух ницы самыдта». Своими стихами он на многие поколения вперед выполнил свою миссию, потому что слово было дано ему в полной мере».
Есть поэты, которые умеют представлять один мир в своей поэзии, а в реальной жизни они другие люди. Козаты Исидор жил так, как писал, это редкость. «К примеру, строки о судьбе осетинского поэта: «Лӕг дӕ, мӕнӕн мӕ хъысмӕт загъта» – это ведь очень просто, никаких других благ, кроме вот этой лиры, судьба может тебе не отпустить, – считает Ф. Турманова. – Такой образности у него очень много: «Мӕ мардыл мачи кӕнӕт хъарӕг, поэт дӕн, ма тӕрсут мӕнӕн». Или вот еще: «Куыд бамбӕхсон ӕмгарӕй бынаты ӕртӕ кӕрдзын...» – это о мужской дружбе, когда не спрячешь от друга даже три сакральных пирога, которые пекут в особую ночь и есть их можно только членам семьи. Я, кстати, пыталась перевести эти стихи, но как уложить в одну строчку этот фантастический образ, понятный только осетинам? Надеюсь, у нас появятся профессиональные литературные критики, творчество Исидора еще ждет своего исследователя. Его поэзия очень светлая, она не несет той печати трагизма, из-за которой тяжело читать некоторых наших писателей и поэтов. Да, это наша история, сохранившаяся благодаря писателям, но не стоит давать это детям в нежном возрасте, пусть они читают светлую поэзию Исидора о любви к Родине».
Что ж, доля правды в этом есть: если спроецировать осетинскую поэзию на наши древние традиции и культурные жанры, это особенно заметно: хъарӕг («плач»), а также героическая песня, которая тоже писалась, как правило, на смерть героя-воина. Жизнеутверждающие жанры, впрочем, тоже были и надо их назвать. «К примеру, в Нартском эпосе довольно много юмора, но наши предки больше выбирали жанр трагедии. Ницше сказал о музыке Вагнера: «Только из духа музыки рождается трагедия». Это практически взято из эпоса – как родилась лира, аллегория о сваренных в котле детях Сырдона. И в армянском дудуке тоже есть трагический символ», – отмечает Ф. Турманова.
Высокое искусство не исчерпывается трагедией. Исидор показал это великолепно, в его поэзии нет плача и жалоб на судьбу, хотя не такая легкая была у него судьба. Но откуда у Исидора, парня из простой крестьянской семьи, оказался такой Божий дар? Откуда приходит талант? Есть мнение, что дети, слушавшие в детстве эпос, более склонны к поэтическому творчеству, в сказаниях (кадджытӕ) есть ритм, который закладывается в подсознании… «Да, это способствует поэтическому дару, но это все же математическое объяснение, – считает Инна Гучмазова. – Талант дается свыше, по моему глубокому убеждению. Этому нельзя научиться. Откуда взялся талант у Алихана Токаты, жившего в Даргавсе, в глухом горном селе? Исидор смог связать обычные слова, сотворив из них не просто рифму, а высокую поэзию. У нас много поэтов, это особенность Осетии, особенно прошлого века, но не все они большие поэты».
Козаты Исидор был советским человеком, и, конечно, эпоха давала знать о себе, предъявляла свои требования, цензура тоже имела место. Как в таких условиях он все же умел сказать свое слово? Он занимал высокую должность и в то же время был одним из самых тонких лириков осетинской поэзии с остро чувствующей душой. Как в нем это сочеталось? «Он не один был вынужден считаться с эпохой, – говорит Ф. Турманова. – У северо-осетинского поэта Барона Боциты есть потрясающая по образности строчка: «Зӕрдӕ стонг сырдау туджы ныгъуылы». Этот фантастически богатый литературный образ он потратил на смерть Луначарского, о чем сообщает в четвертой строке своего стихотворения. Эпоха рождала когнитивный диссонанс, который поэты преодолевали кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Так что все эти колхозно-революционные строки можно считать данью, взяткой системе, которая позволяла создавать настоящую поэзию. Хацырты Сергей написал об объединении Осетии: «Ӕз равзӕрстон зындзинӕдты ӕргъом, цӕмæй Ирыстоныл сӕрибар райа». В советской ГССР за эту строчку его не расстреляли, а даже опубликовали, то есть своеобразная вольница в этом плане была после того, как осетинские писатели уже отсидели в тюрьмах во время культурного геноцида».
Джульетта Козаева вспоминает, что «Исидора не коснулись эти жернова, хотя и он сталкивался с предательством. Случалось, что отца вызывали в Тбилиси из-за строчек, которые не укладывались в русло дружбы и братства народов, был и выговор по партийной линии за это».
«Я безумно хотела бы с ним побеседовать, поговорить о той эпохе, – говорит И. Гучмазова. – Скажем, в творчестве Хаджи-Мурата Дзудцаты очень четко прослеживается разочарование коммунистическим строем, последовавшее за небольшим периодом очарования. А Исидор был, насколько я знаю, искренним коммунистом и относил издержки строя к конкретным личностям. Он писал не потому, что это была его работа, а потому, что не мог не писать, он не вел борьбу с режимом, он всего лишь хотел, чтобы ему не мешали писать. Ему довольно часто ставили в упрек, что он превозносит осетинство (ирондзинад), в те времена преследовалось выпячивание национальной темы, даже считалось неприличным. И он искренне говорит, что, о чем бы он ни писал, даже о любви, мысли его все равно об Осетии. Возможно, в этом виновато его предчувствие тяжелых для Родины дней. Без реверансов в сторону коммунистического строя тогда не публиковались даже учебники по математике, но все же я думаю, что он был искренен, когда, например, посвящал стихотворение своему грузинскому другу.
Еще одна сторона его поэзии – музыкальность его стихов. Они обладают собственным ритмом и мелодией, поэтому большое спасибо Ахсару Джигкаеву, это непросто – браться за такого большого поэта. Как он сам сказал: «Молод был, глуп и смел». Эти песни останутся надолго, их популярность только нарастает, а значит, слушатели будут приходить от песен к поэзии Козаты Исидора. Поэт переносит на бумагу не все, природа не создала инструментов, чтобы в полной мере можно было выдать строку, звук мелодии, мазок кисти, поэтому то, что остается внутри, «съедает» творческого человека. Никто из настоящих поэтов не прожил долгую и спокойную жизнь, у них остались тысячи гениальных строк, не связанных в стихотворение. Поэт всегда немного мистическая фигура и трагичная».
Козаты Исидор скончался в расцвете творческих сил и, судя по последним стихам, предчувствовал свой уход… «Я была с ним в больнице в Москве, его прооперировали успешно, так что разговоры о врачебной ошибке, которые тогда ходили, не соответствуют действительности, он шел на поправку, – Джульетта вспоминает последний день жизни отца. – Я купила билеты на самолет, и мы должны были лететь домой. Это случилось рано утром в субботу 9 августа, стояла та самая московская жара, 35 градусов, когда воздух плавится и нечем дышать. Отец почувствовал себя плохо, и пока искали дежурного врача, потеряли время, он умер от послеоперационного тромба, то есть почти мгновенно. После его смерти были опубликованы некоторые вещи, которые он писал в больнице – посвящение матери и стихи, где он говорит о предчувствии смерти. Часть неизданных рукописей сохранили внучки поэта, над ними стоит поработать». Дзерасса Козаева подтвердила, что неизданных рукописей достаточно для нового издания: «В советские годы у него вышел сборник «Хӕрзбон», его можно переиздать, включив в него неопубликованное. Это необходимо сделать, поскольку в библиотеках практически не осталось его книг».
Год Козаты Исидора уже ознаменовался несколькими мероприятиями Национальной библиотеки имени Анахарсиса. Этот интересный и важный культурный проект может стать в дальнейшем хорошей традицией.
Инга Кочиева
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.