Коста Хетагуров является пионером живописи в Осетии. Тридцать лет прошло со дня его смерти, но что сделано за это время в смысле оценки его художественной деятельности? Собраны ли полностью его картины и рисунки, засняты ли его фресковые работы по церквам, издана ли монография о Коста как о художнике, выпущен ли альбом или даже открытки с его наиболее капитальных работ? Всем этим теперь следует заняться комитету имени Коста Хетагурова, чтобы собрать полностью его художественное наследие.

Коста пришлось испытывать на себе не только весь грубый произвол разнузданной власти царских чиновников и генералов, но и горькую долю поэта-художника. Подвергаясь постоянному надзору со стороны администрации и гонению с Родины, Коста не мог иметь постоянного места для своего творчества и все время переключался на подневольную работу заказов на иконы и фресковую церковную живопись. «Ведь кушать-то надо, – говорил он с горечью, – а попы хорошо деньги платят». Но важно то, что, разбираясь в его фресково-иконописной живописи, можно сразу заметить полное отсутствие того религиозного чувства, которым переполнены картины лучших тогдашних мастеров живописи Васнецова, Нестерова и др. При этом, достигая высокого совершенства техники в передаче материалов: шелка, разных тканей, парчи, бархата, золота и прочих световых эффектов, Коста дает святых и ангелов, перенося на них реалистический типаж окружающих его лиц. Так, в нерукотворном образе Христа (в музее Юго-Осетии) он дает точный портрет брата А. Поповой – Якова. В образе плачущего ангела, в копии с Бучеро, он дает портрет красавицы Поповой, в которую Коста был влюблен. В 12 апостолах, писанных им на стенах Алагирской церкви (теперь музей Алагирского района), он дает поразительные типы осетин, на которых недостает только соответствующего национального костюма: черкески, бешмета и папахи. В этой же церкви имеются работы другого живописца, итальянского мастера, приглашенного для той же цели вместе с Коста. Но какая же огромная разница в реалистической передаче типов Коста и церковного шаблона итальянца-живописца! В большой фреске «Голгофа» (также в Алагирской церкви) Коста достигает изумительной гармонии голубоватых тонов, в дымке которых чувствуется колорит родных гор, передаваемых Коста, с большим умением. Даже в его «Святой Ольге» (находится в Северо-Осетинском музее) прежде всего бросается в глаза тонкая передача шелка и бархата, золота на короне и с большим реализмом написанная ядреная краснощекая баба, закругленные формы и лепка груди говорит о земном, а не о святости. И все указанные иконописно-фресковые работы Коста еще раз говорят об истинно реалистическом направлении его живописи и подтверждают, что как художник Коста вышел из стен тогдашней Академии художеств художником-реалистом.

В этом нас окончательно убеждают его бытовые картины, порт­реты, пейзажи и рисунки. И если в «живописи для попов» он не мог выразить полностью то, что его всегда захватывало и волновало, то в его картинах ярко сказались печаль и боль за угнетенную царизмом осетинскую бедноту. Картина «Мальчики-каменщики» лучше всего отражает идеологию Коста в живописи. Содержание картины близко по теме к картине знаменитого французского художника-коммунара Курбэ «Каменщики».

Непосильный труд мальчика-осетина, сидящего с тяжелым молотом под солнцепеком, и капли пота, струя­щиеся по щекам его; нищенская одежда, лохмотья, прикрывающие обоих мальчиков – все это ясно говорит о том, какой класс мы видим в передаче художника. Среди грандиозной, обстоятельной природы Кавказа – тяжелая, непосильная работа детей бедняков. Не случайна эта тема у Коста: это тот же «Додой» в живописи. Интересна судьба этой картины, которую Коста не смог уже закончить. Она была написана во Владикавказе еще до ссылки Коста. Натурой художнику служили два мальчика осетина-лесничего Ш., жившего на Краснорядской улице.

Пользуясь тяжелым положением художника, одна местная богачка И. пожелала за гроши приобрести эту картину. Она была продана за 100 руб., но этих денег Коста так и не увидел, хотя картина была перенесена уже в дом покупщицы и там украшала столовую в течение нескольких лет. Не получив ни гроша за картину, Коста с трудом удалось передать ее безвозмездно тогдаш­нему «Обществу распространения образования и технических сведений среди горцев». Картина эта затем путешествовала из дома в дом от одного члена общества к другому и только при Советской власти попала в музей Северной Осетии, где сейчас и находится.

Такой же участи подверглась и другая его картина «Горянка, идущая за водой», в которой Коста изобразил себя маленьким мальчуганом, бегущим за своей матерью. Картина эта тоже не закончена.

Грошовая оплата за картины, отсутствие поддержки как художника и полная невозможность существовать на продажи своих произведений, изгнание с родины – все это невольно заставляло его не раз обращаться к «заказам попов» и писанию икон.

Таким образом, Коста свои настоящие художественные произве­дения не продавал, а дарил своим друзьям и знакомым. Я видел у некоей А. Аликовой головку девочки-осетинки, написанной маслом до того живо и колоритно, что она бы заняла не последнее место на любой выставке. Помню также уже значительно позже, в 1900 годах, еще одну работу Коста. Он жил в Пятигорске у священника А. Цаликова, одной из дочерей которого Анне (Анюте) Коста делал предложение. Он писал с нее портрет почти что на память, т.к. жизнерадостная, веселая девица никак не хотела ему позировать. Портрет размером 1х0,5 изображал Анну Цаликову в голубом осетинском платье, на фоне гор, облокотившейся на скалу. Сходство было поразительное. Портрет был написан сочно и в мягких тонах. Пейзажи Коста также отличаются своей красочной правдивостью и полностью передают тонкую наблюдательность художника-горца. Особенно выделяется среди них «Тебердинское ущелье», написанное им уже позже указанного портрета. В небольшом альбоме стихов Коста сохранилось несколько его собственных иллюстраций к его же произведениям.

Рисунки Коста к своим произведениям также технически выполнены безукоризненно. Но для нас самым дорогим и убедительным является его рисунок к стихотворению «Перед судом». Изображена виселица и на ней повешенный горец… В 1880-х годах в Терской области начались небывалые репрессии со стороны царской власти против горского населения. Обездоленные и экономически стесненные донельзя постоянными поборами и взяточничеством чиновников, горцы большей частью уходили в абреки, в леса, и оттуда нападали на тех, кто сидел на их шее. Генерал Каханов был прислан в Терскую область начальником для примерного наказания горского населения и водворения порядка. Мирное население обезоруживалось, по селам рассылались экзекуторы из казаков, которые устраивали населению «порку розгами» и возводили виселицы. Коста в своем рисунке зафиксировал одну из таких виселиц на фоне гор Владикавказа как лучший образец царского культуртрегерства среди горцев. Этот рисунок служит лучшей иллюстрацией к эпохе, так ярко выраженной в его стихотворении «Додой».

Как известно, Коста вступил в бой с царским сатрапом Кахановым и его приспешниками за человеческие права горцев и за это подвергся изгнанию с родины и преследованиям со стороны властей, что вызвало его преждевременную смерть...