Казбек Джелиев о новой постановке, роли театра в обществе и страхах режиссера
В 2021 году на сцене Юго-Осетинского Госдрамтеатра прошла
премьера спектакля «Дон Жуан» молодого осетинского режиссера Казбека Джелиева.
Выпускник Театрального института им. Б. Щукина за три месяца поставил с труппой
юго-осетинского театра спектакль, с восторгом принятый нашим зрителем. Недавно
стало известно, что в ближайшем будущем Джелиев вернется в Южную Осетию и будет
работать над новой постановкой – на этот раз на сцене нашего театра он воплотит
один из лучших образцов национальной драматургии «Черную бурку» Геора Хугаева («Сау
Нымæт»). «Республика» поговорила с режиссером о его профессии, выборе
постановки и проблемах театра в современном мире.
– Начнем с начала. Вы учились в Москве в составе юго-осетинской актерско-режиссерской труппы, с тех пор работаете в Северной Осетии и других республиках Кавказа. Скажите, почему Вы выбрали именно театр?
– Все очень просто, и при этом, конечно, сложно. На самом деле я, можно сказать, ничего не выбирал. Учился в Алагирской школе №5 и собирался поступать на стоматолога, но потом на каком-то детском утреннике меня попросили помочь – сыграть небольшую роль в новогоднем спектакле. После этого мне предложили пойти в театральный кружок при Алагирском Доме культуры. Это был любительский театр. Мне было интересно, но, признаться, особо я этим не горел, пока не сыграл пастуха в произведении Елбыздыхъо Бритаева «Дыууæ Хойы». Роль получилась яркая, обо мне заговорили, стали узнавать. Такой был маленький момент славы для алагирского десятиклассника. И тогда я понял, что буду поступать на актерский, тем более, что вокруг многие советовали, говорили, что талант есть. Поступил в СОГУ, отучился четыре года, но понимал, что чего-то в учебе не хватает. Я все усложнял: думал, если получу один диплом, потом будет легче поступать где-нибудь в Москве. Но вскоре узнал, что в Южной Осетии набирается курс в Щукинский институт, и просто взялся и поехал поступать. Сам подготовил две программы, одну на осетинском, другую на русском. Меня долго не хотели принимать, видимо, на актерско-режиссерский курс – с акцентом на первое слово – я не очень подходил, не такой фактурный. Но в итоге я добился своего. Набирали 15 человек, а меня взяли шестнадцатым. Тогда, помню, я был самым счастливым человеком J.
Уже после первого курса наш художественный руководитель, Анна Леонардовна Дубровская, предложила мне идти на режиссуру. Я очень хотел, но, опять же, все усложнял – думал, надо сначала актерский закончить и потом продолжить обучение. Но в итоге со второго курса я учился уже на двух факультетах. Вместо двух сессий в год у меня было четыре.
И вот, кстати, откуда началась моя «Черная бурка» – я ее ставил как свой выпускной экзамен на режиссерском факультете. Поставил в учебном театре Института с кабардинской студией, которая училась на два курса младше. Предложил их худруку, Людмиле Ворошиловой, она сказала, что прочитает и подумает. И позвонила мне среди ночи, в слезах, дав добро ставить. Это тоже был очень счастливый момент – понять, что будешь ставить дипломную работу в Щукинском институте,будучи выпускником Осетинской студии. Репетировали по ночам, потому что днем у студентов были пары, они до вечера на занятиях, а часов в 11 вечера мы выходили на сцену и работали. И уже новый театральный сезон учебный театр Щукинского учебного института открывал моим спектаклем. Отмечу, что только несколько студентов было в истории института, кому удалось в учебном театре поставить спектакль при учебе. В Москве, кстати, наш спектакль выиграл международный фестиваль, получил лучшую режиссерскую работу, а в Болгарии нам дали лучшую мужскую роль. С самой кабардинской студией мы тогда подружились, и после в Кабарде я ставил у них спектакли.
– То есть «Черная Бурка» для Вас, во-первых, постановка знакомая, во-вторых, лично для Вас важная, верно?
– Эта работа мне дала трамплин в режиссуру. И самое главное – дала мне смелость для дальнейшей работы. Это очень важно для любого начинающего режиссера. Если такой трамплин бывает без падения, это сильно поддерживает, помогает зацепиться, дает возможность продолжать. А если что-то идет не так, то многие режиссеры просто замыкаются и перестают заниматься этим делом.
Вообще, конечно, в этом плане творческая жизнь стоит очень больших нервов и мучений. Особенно для режиссера – надо убедить людей, чтобы они в тебя поверили, повести их за собой, в свою фантазию. Вот, когда ставили «Дон Жуана», Южная Осетия меня в этом смысле приняла. Да, был момент «притирки» с актерами театра, ведь я все-таки незнакомый был человек. Но в итоге мы выпустили хороший спектакль.
– А в чем разница работы в Северной Осетии, в Кабарде, в Южной Осетии? В методах работы, в подходах к постановкам?
– Каждый театр разный, каждый театр – это живой организм, живые люди. И очень важный момент в работе – реализация мыслей режиссера. При этом режиссеры ведь вообще странные люди. Я иногда сам в своих мыслях путаюсь, сам себя понять не могу, а при этом надо сделать так, чтобы тебя артисты понимали. И когда ты планируешь спектакль, образы лезут в голову, общее видение какое-то созревает, техническое стремление к идеальной своей формуле образно у тебя появляется. Вот в этом плане для меня лучше тот театр, где я максимально могу реализовать свою фантазию.
Работа в Южной Осетии для меня стала очень хорошим опытом. Я жил в театре. Буквально там жил. Ночевал. Ничто меня не отвлекало, я оставался там, даже когда уходил со сцены. И в этот момент мы очень хорошо сблизились с труппой. Но я все равно чуть недоволен – не артистами, а постановкой в целом. Как будто не хватило времени, притирки какой-то. Может, вторая постановка пройдет лучше и ярче, потому что мы уже друг друга узнали.
Вообще, в какой-то момент появляется желание все свои работы собрать на одной сцене. Потому что, если вот эти разрозненные спектакли собрать вместе, получается репертуар театра на год или даже два, который я распылил по всему Кавказу. Может, это и не гениальные спектакли, но я их люблю. И именно поэтому сейчас хочу поставить «Бурку» в Цхинвале. Коллектив мне нравится, чудесные ребята, театр – вообще лучший, где я когда-либо работал в плане технического оснащения. «Дон Жуан» масштабный, яркий, но «Черная Бурка» не менее важная постановка. И вот уже когда будет два спектакля на одной сцене, можно будет дальше думать, и я обязательно соберу часть своих спектаклей под одной крышей.
Конечно, это будет не та «Бурка», что я ставил в Москве – столько времени прошло, я совсем иначе мыслю сейчас. Я не могу сказать, получится ли спектакль крутым, может, вообще будет провал. Вот зритель придет, откроется занавес, и когда поставим точку и будет поклон, только тогда я пойму, что получилось.
– Есть уже какие-то наработки к спектаклю? Актерские роли, какие-то ключевые моменты?
– Конечно, основная часть артистов уже распределена. Открою секрет: большая часть – те, с кем я работал в «Дон Жуане». В Южной Осетии труппа большая, и я, как новый режиссер, еще не всех знаю. По каким-то другим спектаклям судить я не умею, должен сам прикоснуться, посмотреть, только потом могу судить о человеке. Поэтому я большую часть артистов взял тех, кто был в «Дон Жуане», но на некоторые роли пригласил новых людей, чтобы познакомиться. Кардинально поменять группу и работать полностью с новыми людьми – это нелогично, это был бы шаг против себя, я бы попросту усложнил работу. После, если еще будет постановка, еще кого-то добавлю – и так со всеми постепенно познакомлюсь J. А так, распределение ролей есть, но пока тоже не точное, конечно. Уже когда начнем читки, будем конкретно думать над образами, в процессе что-то может поменяться. Не потому, что я плохой или актер плохой, просто надо думать о результате в данном случае.
– Можно сказать, что у Вас к работе в Юго-Осетинском театре уже системный подход с заделом на будущее?
– Есть планы, да, конечно. Но это же все пошагово, поэтапно. Я себе много чего могу напланировать, но что из этого получится, будет видно после. Поставим «Бурку», посмотрю, что получится. Если постановка даст мне опять смелость продолжать, то будем продолжать. Я для себя должен понять, что после этой постановки еще имею право ставить здесь. Самоутвердиться должен. Для творческого человека это очень важно – понять, что идешь по правильному пути, прислушаться к отзывам и уже с гордо поднятой головой идти дальше. А если будет провал – то уже, конечно, буду бояться что-то ставить.
Ведь когда ставишь хороший спектакль, который принимают положительно – ты задаешь планку. И каждый раз, когда спектакль хвалят, я, как режиссер, начинаю испытывать страх: всем так понравилось, а как дальше, чем я дальше буду удивлять? При этом планку ведь понижать не могу. Так что, это постоянная борьба с самим собой. А если понизил планку, если сейчас что-то получится хуже, чем в «Дон Жуане» (хотя спектакли будут разные)... Для меня большой победой будет, если сейчас постановка будет на том же уровне, что и первая. Это будет говорить о том, что я развиваюсь, не стою на месте, и о какой-то дальнейшей перспективе в плане дальнейшей работы можно будет уже думать.
– Говоря о страхах – что самое сложное в работе режиссера?
– Сложное – это, когдау тебя день премьеры и к тебе перед спектаклем подходят и просят сказать пару слов о постановке. А в этот момент ты весь с артистами, за кулисами, и ты вообще не знаешь, что сказать, невозможно же интервью давать. Даже пару слов. Вот после спектакля уже можно говорить. Самое сложное – пережить премьеру. А страх... Вы поймите правильно, я фанатею от своей работы, мне очень нравится театральная режиссура. Я постоянно ищу новые пьесы, а их очень много, и иногда думаю: вдруг не успею поставить все, что у меня в голове. Вот об этом не надо думать, но страх остается. Хочется многое успеть. Особенно учитывая нынешнее время – ведь наблюдается очень сильный упадок культуры в России, это не только в Осетии и регионах, но и в центре. Это очень плохо.
– Действительно, в последние десятилетия многие говорят об ослаблении роли театра в обществе – нет больше культа театрала. На фоне последних событий, кажется, ситуация еще ухудшилась. Как последние годы и месяцы сказались на театре?
– Театр как всегда, с самого начала, переживает не лучшее время. В театре всегда что-то плохо. В том смысле, что театр идет в ногу с жизнью, и все негативные события за его стенами отражаются на нем. Самое простое, конечно – это материальные моменты – бюджеты режут, сокращения идут. Помимо прочего, артисты на войну уходят. Это всегда очень печально, когда человек, который может творить, отправляется на войну. Понятно, что если понадобится, все встанут и поедут, тут не в том дело, что кто-то хочет спрятаться; но это очень тяжелый момент, когда люди, работающие на сцене, уходят куда-то. Это сильно приглушает уровень театра. Легче строить, конечно, когда ничего не рушится рядом.
А сейчас даже тяжело требовать что-то от людей в плане работы, потому что у кого-то брат там, родственники, друзья. Лично мне тяжело стало говорить о своей работе, спектакли рекламировать – это для меня пока праздник, но как я буду открыто радоваться, если у кого-то вот сына привезли?.. Конечно, в тяжелые времена театр должен даже вдвойне работать, чтобы людям напоминать, что такое мир. Но мне, как отдельному человеку, это тяжело делать.
А про культ театра... Вот смотрите. Северная Осетия – Республика в составе России. А вот Южная Осетия – целое государство. Отдельное. Это Алания. И в этом государстве есть один государственный театр, и один государственный ансамбль. Вы представляете, как это важно? Какое внимание к ним должно быть? Как все должны гореть? Это обязывает работать изо всех сил, выдавать свой лучший результат. Это же лицо нации. И это понимание должно быть у каждого.
– Спасибо Вам! Успехов в нашем театре, и не только!
Александра Цховребова
Казбек Джелиев во время репетиции спектакля «Дон Жуан»
«Дон Жуан» Джелиева
имел в Цхинвале большой успех. Ожидаемая «Черная бурка», несмотря на другой
эмоциональный фон, уверены, станет очередным событием
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.