Об «эффекте Люцифера» и реформе правоохранительной системы РЮО

Из произошедших в эти дни трагических событий можно сделать пока только два вывода: в Южной Осетии жестоко избивают заключенных в тюрьме; трагедии сплачивают наш народ сильней, чем праздники. Жестокое убийство в Цхинвальском ИВС лишь подтвердило масштабы нарушений в системе правоохранительных органов, о чем открыто стало известно в прошлом году во время кризиса в пенитенциарной системе. Напомним, что тогда осуждение обществом жестокого обращения с заключенными не было однозначным, было мнение, что «зеки не должны диктовать действия власти, у нас не должно быть воровской масти» и т.д. Насилие, примененное против заключенных, не было вызвано необходимостью выбить из них признательные показания, как в случае с Иналом Джабиевым. Официально цель заключалась в принуждении их к соблюдению распорядка, к отказу от голодовки, которая является одной из форм протеста заключенных. Уместно вспомнить Закон о милиции РЮО, в котором говорится, что насилие со стороны правоохранителя не должно иметь места, если оно не является ответом на насилие. «Статья 5.2. Милиции запрещается прибегать к пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению». Тем более, если человек уже задержан и не представляет опасности.

Однако превышение силы со стороны правоохранительных органов, называемое в мире одним общим термином «полицейское насилие», имеет место сплошь и рядом. И Южная Осетия далеко не чемпион в этой области. При этом самая бесчеловечная форма проявления насилия сотрудников правоохранительных структур – это пытки. Отдельной статьи о пытках в российском Уголовном кодексе нет, за пытки привлекают по статье «превышение полномочий должностным лицом с применением насилия, оружия или повлекшим тяжкие последствия». В случае с обвинением сотрудников, пытавших Инала Джабиева, статья оставляла пространство для маневра, поэтому там появилась формулировка о «превышении полномочий, повлекших смерть по неосторожности».

Международная Конвенция против пыток 1984 года определяет пытки как «любое действие, которым какому-либо лицу умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него сведения или признания, наказать его за действие, которое оно совершило или в совершении которого оно подозревается, а также запугать или принудить его, или по любой причине, основанной на дискриминации любого характера, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом или иным лицом, выступающим в официальном качестве, или по их подстрекательству, или с их ведома или молчаливого согласия». Российское законодательство признает пытками также истязания, причиненные любым лицом, не обязательно должностным.

Казалось бы, причем тут Южная Осетия, которая пока не присоединилась к этой Конвенции? Республика строит свое государство в соответствии с принципами международного права, одним из важнейших требований которого является соблюдение прав человека. Существуют конкретные обязанности государства по предотвращению применения пыток, насилия и жестокого обращения со стороны сотрудников правоохранительных органов. В международной практике применяются элементарные методы, позволяющие снизить риск применения пыток: недопущение содержания под стражей без связи с внешним миром, возможность адвоката в любое время посетить своего подзащитного и увидеть следы пыток, что может оградить его от недозволенных методов следствия. Ведь главным «адреналином» для применения пыток является чувство безнаказанности. Поэтому государство обязано быстро и эффективно расследовать случаи пыток, и не только резонансных, когда наказания виновных требуют на акциях протеста и народных сходах. Но при этом должна существовать также система контроля со стороны общества.

То есть, образно говоря, в противовес следящему за обществом «большому брату», общество должно создать своего «большого брата» – орган контроля за деятельностью правоохранительных структур – и делать достоянием гласности выявляемые нарушения и преступления. Придется разделиться на две большие группы, на общество и охраняющие его органы, и следить друг за другом. Так греки некогда обозначали всех, кто не говорит по-гречески, варварами. Но это выход для тех, кто признает монополию насилия основой любого общества в принципе.

В таком традиционном обществе, как наше, с крепкими родственными связями и все еще действующими понятиями «æгъдау» и «æфсæрм», достаточно создать общественную комиссию, укомплектованную правозащитниками, выборную структуру, свободную от влияния со стороны властных структур, но работающую в тесном контакте с ними ради общей благородной цели – соблюдения прав человека. «Насилие преодолевается благодаря объединению, власть этих объединившихся, собственно, и представляет собой право», – говорит З. Фрейд в своей знаменитой книге «Почему война?» Т.е. право – это результат всеобщего договора о соблюдении неких правил в обществе с целью предотвращения насилия со стороны тех, кто обладает силой. Общественная комиссия, скажем, по надзору за соблюдением законности органами правопорядка (как странно звучит!) в Южной Осетии должна внимательно следить за расследованием дела об убийстве Инала Джабиева и подробно сообщать общественности об объективности следствия. Но прекращать на этом работу нельзя, поскольку мировой опыт показывает, что искоренить пытки не удается даже за счет приговоров сотрудникам, применившим пытки. Приговоры не работают на превенцию, не останавливают других.

Одной общественной комиссией тут не обойтись. В России, знакомой с проявлениями полицейского насилия, правозащитники предлагают обязательное наличие видеорегистратора у полицейских, осуществляющих задержание и допрос. Должна быть ответственность за их отключение, как и камер наблюдения в местах содержания заключенных и задержанных. Прозрачность полицейского участка – буквально стены должны быть прозрачными, без темных закоулков и скрытых от глаз подвалов. За деятельностью полицейских предлагают наблюдать практически в потоковом видео, поскольку обладающий правоохраняющими полномочиями сотрудник, часто забывает, что он также обязан исполнять установленные законом правила.

Вернемся к фактору безнаказанности. На каком этапе человек перестает контролировать свои действия, применяя физическое насилие в отношении людей, находящихся в его власти? Почему это происходит, зависит ли это от воспитания, социальной среды, психического здоровья или поощрения со стороны начальства? Психические отклонения приходят на ум в первую очередь, когда вспоминаешь фотоснимки тела убитого Джабиева и характер нанесенных ему увечий. Но, как ни странно, о некоторых из арестованных подозреваемых знакомые с изумлением отзываются как об исключительно порядочных и уравновешенных людях, и поэтому у них не укладывается в голове, как можно, если это окажется правдой, в таком случае верить другим сотрудникам силовых структур.

Но безнаказанность действительно сводит с ума. И это тоже не только юго-осетинские реалии. Ведь в милицию, по сути, человек приходит без подготовки, опыта, нормальных показателей и заключения психолога, даже после окончания академии. Скажем, в Германии полицейский проходит три года подготовки и десятки экзаменов. В США уходит примерно полтора месяца на подготовку полисмена – меньше чем требуется для сертификата косметолога. При этом закон позволяет полицейскому действовать почти безнаказанно, стрелять на поражение, если почувствует(!), что подозреваемый может быть опасен.

Многим новичкам, поступившим на работу в милицию, претит превышение полномочий, допускаемое сотрудниками, но редко кто своевременно покидает полученную работу. А потом он втягивается и принимает окрас среды. Сначала он дает пару подзатыльников допрашиваемому, пугает его криком, и когда его первое дело раскрыто, он уже корифей криминалистики, меч правосудия и т.д. Потому что, помните фразу из римского права, которую любил повторять прокурор СССР А. Вышинский, «признание – царица доказательств»? И вот он уже вошел во вкус и «знает, как надо», потому что не уметь выбить признание – стрёмно, это считается слабостью в кривой садистской этике. И ведь, в конце-концов, задержанные редко добровольно признаются в содеянном, особенно, если хромают улики. Речь сейчас идет, разумеется, далеко не обо всех сотрудниках милиции, а только о преступниках, превышающих полномочия, которых, как правило, знают все внутри ведомства.

Имеет значение еще и такой фактор, как статистика раскрываемости, рудимент советского стиля работы правоохранительных органов. А раскрыть такое громкое дело, как покушение на министра внутренних дел – это престижно, даже, если «раскрыть» тут означает «выбить». Поэтому изжить практику насилия при расследовании преступлений очень сложно.

Всем известен страшный эксперимент профессора факультета психологии Стэндфордского университета Филипа Зимбардо, раз и навсегда изменивший наши представления о человеке. Студентов-добровольцев по жребию разделили на две группы – одни должны были играть роль «заключенных», другие – «надзирателей» за неплохую для студента плату, надели на них форму и предоставили самим себе. Обычные, совершенно нормальные студенты престижного вуза. Потрясает, что уже с того момента, как «надзиратели» произвели «арест» «заключенных» и спустили их в «тюрьму», запах власти и унижения сразу заполнил все пространство воображаемой стэндфордской тюрьмы. Изворотливости ума надзирателей в издевательствах над заключенными не было предела, они заковывали их в цепи, сажали в карцер, надевали мешки на голову и т.д. и т.п. При этом любое недовольство «заключенных» вызывало лишь усиление жестокости и вспышки немотивированной агрессии. «Надзиратели» стали требовать называть их «господин», и узники это делали, плакали, просили о снисхождении и унижались. Игра незаметно стала реальностью жизни. Заключенные находились взаперти все время, а надзиратели «работали» посменно, т.е. уходили через 8 часов работы к своим семьям, мило беседовали, пили чай, играли с детьми, были добропорядочными гражданами. Узники же так вжились в роль, что даже не просили освободить их. Эксперимент остановили на седьмой день, как вышедший из под контроля. Спустя много лет, Зимбардо назвал свою полную раскаяния книгу по следам тюремного эксперимента «Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев», в которой дал однозначный ответ на причины человеческого поведения: «Не важно, что человек о себе думает, не важно, каковы его личностные установки и мировоззрение, поведение человека определяется ситуацией, в которой он оказался».

К сожалению, традиция допущения насилия в правоохранительных органах формирует соответствующие роли для людей, оказавшихся в этой среде. Как и в эксперименте Зимбардо, здесь присутствует безнаказанность и даже поощрение за верное исполнение «роли». Если бы жестокость истязателей Инала Джабиева в Цхинвальском ИВС не вышла за рамки предела и допрашиваемый не умер от болевого шока, а признался бы уже в чем угодно, сегодня мы имели бы раскрытое громкое преступление. Но сами сотрудники правоохранительных органов, которые считают несправедливым огульное обвинение всей милиции, утверждают, что необходимость признания задержанным вины возникает тогда, когда не проводится оперативная разработка, не собираются следы и доказательства, улики не тянут, а время поджимает.

В Южной Осетии налицо острая необходимость реформы правоохранительных органов с радикальным изменением отношения к тем ролям, которые приходится исполнять людям в стенах этих учреждений и за их пределами. И еще – нужна полная переоценка роли общества в преодолении сложившейся ситуации, когда облаченными властью правоохранителями допускается лишение людей права, вытекающего из достоинства человеческой личности. Роль общества здесь – решающая.

Инга Кочиева

Опубликованно: 05-09-2020, 17:39
Документ: Аналитика > http://respublikarso.org/analytics/3283-ob-effekte-lyucifera-i-reforme-pravoohranitelnoy-sistemy-ryuo.html

Copyright © respublikarso.org
При копировании материалов, гиперссылка обязательна.