(Беседа ко Дню учителя) 

Цховребова Любовь Садуловна, Народный учитель РЮО, Заслуженный учитель, лауреат премии им. Аксо Колиева, в этом году отмечает сразу два юбилея – 85 лет со дня рождения и 60 лет педагогической работы. Она преподавала осетинский язык и литературу в нескольких школах Цхинвала, назвать количество ее бывших учеников даже примерно невозможно, так что известность ее зашкаливает. В День учителя она снова, как все эти годы, получит огромное количество поздравлений от коллег и воспитанников, пожеланий всего наилучшего, и мы присоединяемся к ним всей редакцией. Любовь Садуловна из той категории педагогов, которых запоминают на всю жизнь, цитируют даже спустя десятилетия, а в наше время создают мемы с их наиболее популярными фразами. Она говорит спокойно и уверенно на безупречном литературном языке, по ходу разговора ненавязчиво поправляя мои корявые предложения со смесью осетинского и русского. Легко перечисляет своих учеников, боясь забыть кого-нибудь, и ее мягкий голос, весь ее интеллигентный вид с элегантным жестом руки педагога, не позволяющим перебить, несет тепло и вызывает уважение к Педагогу с большой буквы.

– Любовь Садуловна, Вы поступили на факультет осетинской филологии уже во времена Хрущевской оттепели, когда прекратилось насильственное навязывание осетинам грузинского языка. Потом в конце 80-х все началось сначала. Все время приходится бороться за осетинский язык!

– Я училась на русско-осетинском отделении филологического факультета ЮОГПИ. Не могу сказать, что окончила школу с блестящими знаниями, время было трудное. Жили мы в селении Хслеб, в исключительно осетинской среде. В поселке Дзау был всего один человек, говоривший по-грузински – сапожник Давид, грузинский еврей, торговавший нитками и всякой мелочью. Других грузин не было, кажется, во всем районе, а не то, что в Дзауской школе, куда я перешла после окончания восьмилетки в Хслебе. Осетинскому языку по школьной программе уделялось всего два часа в неделю, а грузинскому четыре. Обучали родному языку без особого внимания, а вот грузинский требовали так строго, что я по сегодняшний день помню пару стихотворений.

В начальной школе мы учились по-осетински на основе кириллицы, потом перешли на грузинский алфавит, не зная ни слова, ни буквы, но овладели языком, потому что к нему в школе было максимальное внимание. Школу я закончила в 1955-м и когда поступила в институт, мы уже снова пользовались кириллицей, хотя очень трудно было привыкнуть. Незабвенный преподаватель Мамиты Гига часто делал мне замечания – я писала буквы по отдельности, не соединяя их между собой, как пишут по-грузински, не то что привыкла так, просто по-другому не умела. И Гига учил меня соединять буквы... Дико было писать осетинские тексты на основе грузинской графики, у меня сохранилась книга стихов Коста, изданная на грузинской графике, там лучшие его произведения, это сейчас не укладывается в голове, но приходилось привыкать. Удивительно, что они с нами делали! Мои родители учились в школе на латинице, другого алфавита они не знали, отец писал письма с фронта на латинице, вот так было намешано в рамках одной семьи.

– Отец вернулся с войны?

– Да, но это длинная история. Он попал в плен, и только после смерти Сталина мы узнали, что он жив. Он не мог вернуться после войны, все военнопленные попадали в лагеря, и даже могли быть расстреляны. Но все же отец подумал, что хоть похоронят его на родной земле. Вернулся в Советский союз и очутился сразу в Воркуте, на каменоломнях. Писать письма им не разрешалось, поэтому мы ничего не знали о его судьбе вплоть до 1953 года, тогда его освободили и он вернулся домой. Привез с собой маленькую дочку, она стала моей сестрой, потом родились еще две мои сестры. Отношение к бывшим военнопленным на Родине тогда было резко враждебное, но он был хороший строитель, много работал, иногда бескорыстно помогал, почти все двухэтажные дома, которые были в Дзау до землетрясения, построил мой отец.

Мама, Еспине Тедеева, работала учительницей начальных классов, потом в Дзауской библиотеке, во время войны она собирала женщин, они вязали шерстяные носки солдатам, отправляли на фронт. Время было голодное, хоть у нас и была корова, но жили бедно. Даже маленькие дети старались чем-то помогать взрослым, мы с моими ровесницами были на подхвате. В село часто приходили похоронки, и если в каком-то доме раздавался громкий плач, мы бежали туда вместе всем селом. Из нашего села на фронт ушло много мужчин...

В 9-й класс мы пошли уже в Дзаускую школу, ходили пешком по глубокому снегу, ноги мерзли нещадно. В моде были брюки «финка», широкие штанины замерзали и стучали друг об друга, но мы все же не заправляли их в ботинки, мода была такая.

– Какой еще признак эпохи был, может духи «Красная Москва»?

– Роскошью для школьников были совсем другие вещи: в магазине появились конфеты «подушка» с повидлом внутри. Мы ели их с горячим хлебом, самым вкусным хлебом в мире, который пекли в местной пекарне. В школе я очень любила географию, потому что учитель был очень хороший, Гега Джиоев. Хотела поступить на географический факультет после школы, но его в тот год закрыли, и чтобы не терять год, я поступила на осетинскую филологию, хотя, честно говоря, плохо знала литературный осетинский. Но начала учиться и полюбила предмет, училась хорошо, у меня была повышенная стипендия, «сталинская», и потом уже не жалела, что выбрала этот предмет. Очень любила занятия по русскому языку знаменитого Ершова, необыкновенно требовательного педагога. Постепенно я стала понимать высокое значение родного языка, правда, после окончания учебы никто из наших однокурсников, кроме меня и Гацыра Плиева не продолжил работу по специальности.

– Вы сразу пошли работать в школу?

– Было не так легко получить работу в школе. Сначала работала в библиотеке Школы-интерната на полставки. Вспоминаю то время с удовольствием, наверное, потому что была молодой, работала с энтузиазмом. Дети охотно приходили туда, выбирали книги, советовались со мной, помогали, когда я устраивала выставки. Кстати, Доментий Кулумбегов, бывший глава Правительства, учился в интернате, часто приходил в библиотеку. Но я все же хотела работать по специальности, преподавать, и через два года мне удалось перейти в Седьмую школу, прямо в год открытия, в 1964-й, и проработала в ней двенадцать лет. Прекрасная школа, молодой коллектив, хорошие, воспитанные дети, кабинеты для каждого предмета. Это были счастливые годы для меня, впрочем, про другие школы могу сказать то же самое: работая педагогом, я была счастлива, это я говорю совершенно искренне.

– А что касается осетинского, можно сказать, что дети в те годы лучше знали язык и учились лучше?

– Учились лучше, это правда, если бы с них еще и требовали! Мешало то, что в тот период разрешено было выбирать между предметами осетинского и грузинского языков. Когда речь идет о родном языке, здесь не может быть выбора по желанию, это был ошибочный и вредный подход, но такова была установка центральных органов образования Грузии. Чаще всего уроки грузинского проходили формально, и это расхолаживало осетинскую группу – здесь теперь требовали строго, язык сложней, и учебники нелегкие. Невозможно на бытовом уровне овладеть литературным осетинским, это благородный, высокоэстетичный, красивый язык, очень богатый и емкий. Когда, наконец, эту систему отменили, закрыли грузинские группы и вернули учеников в осетинские, я работала во Второй школе. Я помню, что Костя Абаев, тогда сказал мне: «Как жаль, что я потерял столько времени, придется наверстывать осетинский ускоренными темпами». Ребята так старались, что вскоре могли писать хорошие сочинения, у Кости получалось очень хорошо, он много работал над собой.

Мне вообще везло, никто из моих учеников не посмел сказать мне, что хочет перейти в грузинскую группу, у меня было полное взаимопонимание с ними, мы уважали друг друга. Очень обидно, что в последние годы, уже в независимой Южной Осетии, были случаи, когда несколько человек через посредников передали мне, что хотели бы освободиться от осетинского языка, который им не понадобится при поступлении в ВУЗ. Имен не называли, просто попробовали проверить, вдруг получится. Я сказала, да, конечно, пусть подойдут, я объясню им, что делать. Так я их вычислила и удвоила работу с ними, помогала им, поощряла. Мое счастье, что дети меня любили и никаких демаршей не устраивали. За всю мою длинную жизнь я наказала только одного своего ученика и запомнила это на всю жизнь.

– Что можно сейчас предпринять для повышения статуса осетинского языка в школе? Что надо изменить?

– Сознание родителей. Чаще они подменяют своим желанием возможности ребенка, считая, что осетинский сложный предмет и обременительно учить его, когда надо готовиться к поступлению в ВУЗ. Говорят о трудности учебника, начиная с начальных классов, жалуются на непонятные слова, на новые слова, введенные вместо заимствованных, добиваются большего комфорта для детей. Понятно, что нужны хорошие результаты в аттестате, конкурс на поступление в российские ВУЗы немалый, даже по квотам. Но этот путь не ведет к сохранению родного языка. К счастью, та-ких случаев не много, и надеюсь, они будут сведены к нулю.

Я считаю, что над совершенствованием языка надо работать постоянно, разрабатывать новую лексику вместо заимствованных слов, и тут вместо пустой критики следовало бы помогать, создавать комиссии и рабочие группы по обогащению языка. Кто-то должен делать эту работу, она очень важная. Нет абсолютно чистых национальных языков, все языки полны заимствований, это логика развития цивилизации. Кстати, «заимствования» по-осетински называются «ӕрбайсгӕ дзырдтӕ» – вот, пользуясь случаем, провожу тебе урок J. Насколько термин гармоничный и емкий, правда? Не надо бояться что-то менять в лексике, если слово не приживется, оно не будет использоваться, это тоже закономерности развития языка.

– Кто-то из Ваших учеников прославился, стал известным?

– Все мои ученики известные люди, хотя бы в пределах Южной Осетии. Я работала в очень хороших школах, в Интернате, Седьмой, Второй и последнее место работы – «Альбион». Часто устраивала литературные вечера, театрализованные постановки, они были популярны среди учеников и педагогов. Ставили миниатюры, небольшие спектакли по рассказам Григола Санакоева и Григола Нартыхты, получалось весело и прививало интерес к литературе. Мы дружили с писателями, приглашали их в школу, они сами поддерживали тесные отношения с педагогами осетинского языка, в последнее время эта связь, к сожалению, нарушилась. Многие из наших друзей-писателей потом активно участвовали в работе «Адӕмон Ныхас», когда Грузия вновь начала навязывать Южной Осетии программу грузинского языка. Мы, педагоги, ходили на собрания в пединституте слушать Алана Чочиева, а однажды отдельно пригласили его на встречу во Дворец пионеров, он рассказывал нам о сложившейся политической ситуации, о необходимости отстаивать позицию Южной Осетии. Удивительно, как точно он предсказал все, что последует за первыми шагами националистической политики Грузии. Светлая ему память.

Что надо делать на нашем уровне? Повысить авторитет образования, чтобы быть умным вновь стало модно, как говорят сами подростки. Сейчас наши выпускники уже побаиваются куда-то поступать без квот. Но это ничего, плохо то, что большей частью они не возвращаются, не находят себе работы здесь и уровень жизни их тоже не устраивает. С одной стороны мы, педагоги, рады за своих воспитанников, нашедших себя в больших российских городах, но жаль, что Южная Осетия лишается таких ресурсов. Любовь к Родине должна быть взаимной.

Мой труд ценили высоко, у меня много наград, грамот и т.д. Но выше всего я сама ценю то, что дети относятся ко мне с доверием, причем, даже незнакомые. Недавно я вышла прогуляться в парк, смотрю, сидит юноша с книгой в руках. Я чуть не прослезилась, не удержалась и говорю ему: «Дӕ нывонд мӕ сӕр! Ты читать взял эту книгу?». Он так удивился, говорит, да, хорошая книга, очень интересная, и мы вместе посмеялись над моей реакцией. Я все же больше была воспитателем, чем педагогом, мне это удавалось. Мои бывшие ученики часто пишут мне в Фейсбуке просто так, желают здоровья, вспоминают свое школьное детство, говорят много теплых слов…

– Любовь Садуловна, с наступающим Днем учителя Вас и с приближающимся юбилеем! Всего наилучшего Вам!

Инга Кочиева