Истребитель льда

31-08-2019, 13:49, Интервью [просмотров 2475] [версия для печати]
  • Нравится
  • 1

Истребитель льдаВ минувший понедельник 26 августа, в день празднования признания государственной независимости Южной Осетии Российской Федерацией, исполнилось 100 лет со дня рождения нашего легендарного земляка, выдающегося сына осетинского народа, капитана легендарного атомохода «Арктика» Юрия Сергеевича Кучиева. Под его командованием 17 августа 1977 года советский атомный ледокол достиг Северного полюса. Это был первый случай в истории мореплавания, когда надводное судно, взломав ледяной панцирь Центрального арктического бассейна, поднялось к той точке на «макушке» планеты, где сходятся линии меридианов.

Летом далекого 2003 года, находясь на отдыхе в Южной Осетии, Юрий Сергеевич дал нашей газете интервью, которое, как оказалось, стало последним в жизни славного капитана. Сегодня мы предлагаем вам вновь окунуться в эпизоды жизни поистине человека-легенды.

 

Юрий Сергеевич расскажите о своем детстве: где Вы его провели, кто были Ваши родители?

– Мой отец был наркомом земледелия Северной Осетии, старым коммунистом, коим остался до своей гибели в конце 30-х годов, мама – Хетагурова, из селения Нар. Она была домохозяйкой, не разгибая спины, готовила, убирала, потому что у нас был «проходной двор». Часто приезжали люди из села, да и нас самих было четверо детей. Мама была деятельной женщиной и могла пойти по общественной линии, но отец запретил ей, говорит, детьми занимайся.

Сам я родился в Тибе, но первые два года жизни провел в Наре. Потом мы перебрались во Владикавказ. Но я любил бывать в Наре, особенно, когда еще не учился. Это место запомнилось на всю жизнь как самое приятное. Красивее места я не видел. Это сейчас Нар испоганили «цивилизацией», загадили все начисто.

Вы с самого детства мечтали стать моряком?

Не поверите, но я никогда ни хотел быть моряком. Всегда мечтал быть летчиком, однако отец был против. Он вообще был против моей военной карьеры Характер у меня был неуправляемый, сумасбродный, если хотите. Но все решил случай. Мы жили тогда в Ардоне, и однажды у меня сильно разболелся коренной зуб. Я в отчаянии взял большой гвоздь, раскалил его и засадил в «дупло». Прожег десну, пошел запах паленой кости, я заорал. Что было потом, точно не помню, но когда боль стала успокаиваться, слышу, мама говорит отцу: «Ты знаешь, он же воин. Не надо запрещать, пусть будет военным». И отец намотал это на ус. Он узнал все подробности приема в летные школы, и поставил мне условия. Первое: окончить школу на «отлично», только отличников брали в Военно-воздушную академию им. Жуковского. Он мне говорил так: « Вот ты сейчас автомобилем управляешь, потом самолетом, но ты не знаешь технологии производства, или физики самолетов. Пока стань инженером, а потом летчиком. И будешь настоящим профессионалом». Сейчас, кстати, так и готовят специалистов, выпускают инженеров-летчиков.

Это был мой Рубикон. Я окончил школу на «отлично». Но тут произошло совершенно непредвиденное обстоятельство – отец был арестован, и, впоследствии, как оказалось, уничтожен как враг народа. Другими словами отец был репрессирован, хотя он был коммунистом до мозга костей. Потом, правда, извинились, но было уже поздно…

Это обстоятельство наложило свой отпечаток и на мою судьбу. Я был сыном репрессированного, и, значит, ни о каком поступлении в академию не было и речи. Меня не взяли и в механико-машиностроительный институт, который сейчас называется институтом им. Баумана... В то время депутатом Верховного Совета СССР от Северной Осетии был известный полярный летчик Марк Шевелев. И я, такой настырный, оскорбленный до глубины души всем происходящим безобразием, обратился к нему… Марк Иванович хлопотал длительное время, но в итоге пришел окончательный ответ: мне было отказано в армии вообще, начисто. Это был кошмар...

Тогда, как я теперь предполагаю, Шевелеву, наверное, вообще посоветовали загнать меня подальше, чтобы я не проявлял чрезмерную и опасную настойчивость. И он, хороший, безусловно, человек, командировал меня на Диксон матросом и в начале июня 1941, перед самой войной, я оказался на своем первом корабле. Так завершилась моя мечта детства – быть летчиком. Став уже взрослым человеком, я в ретроспективе подумал, что летчик Марк Шевелев негласно сопровождал меня всю жизнь. И даже в стратегическую ледовую разведку к Северному полюсу рекомендовал меня именно он, будучи уже в чине генерал-лейтенанта. Более того, когда мы добрались до точки полюса, он облетел это место и поздравил меня с таким достижением. Но на эту тему у нас никогда не было с ним разговора.

– Без каких качеств нельзя представить настоящего моряка?

– Надо просто быть нормальным человеком. Знаете, арктическая среда резко отличается от обычного моря. А «ледорубщики» резко отличаются от флота торгового. У последних преобладают меркантильные соображения, а у «ледорубщиков» стихия, атмосфера сражения выковывает определенные человеческие качества. Там абсолютно неприемлемы ложь и лицемерие. Ежели ты не вписываешься по нужным параметрам в коллектив – отторгнут сразу же. Такая там среда. Мне повезло в том плане, что меня хорошо приняли на корабле. Вроде, какой из меня моряк, приехал белоручка после десятилетки. Но, к примеру, в первый же день, я не побрезговал вымыть туалет вручную. Потом оказалось, что северяне были прекрасно осведомлены о нашем земляке Хаджи-Мурате Дзарахохове. Он, как говорится, хорошо «наследил» на Севере. Экипажи арктических ледоколов «Ермак», «Красин» в основном комплектовались из архангелогородцев и нижевологодцев, а он как раз в тех краях воевал. Дзарахохов былочень авторитетным, помогал беднякам и оставил о себе великую память. Вот потому меня и приняли хорошо, хотя я не всегда бывал тактичен, был дерзок и это, естественно, не воспринималось окружающими как должное.

Помню, был такой случай. Стояли мы на Диксоне, на якоре, и капитан распорядился объявить выходной день. Я уже был старпомом и возмутился, зная, что такое Диксон. Это голые скалы, а в магазине есть спирт и шампанское, гремучая смесь. Матросы напились и устроили целый бедлам. На другой день я решил навести порядок. Когда матросы поднимались с берега на палубу, стал отнимать у них бутылки и выбрасывать за борт. Один из матросов бросился за своей бутылкой и чуть не утонул. Я понял, что сделал что-то не то и ушел в каюту обескураженный. За мной пришел старший кочегар и говорит: «Ты что себе позволяешь? Что, думаешь, ты великий моряк и можешь людьми и их деньгами распоряжаться? Ты должен был отобратьбутылку, а когда у него будет день рождения, отдать»... Он показал мне, что я бестактно себя повел. И еще сказал: «Ты имей в виду, мы тебя уважаем, потому что уважаем Хаджи-Мурата Дзарахохова». С тех поря почувствовал особую ответственность в плане принадлежности к осетинскому народу. Об этом громко говорить не надо, но так было. Тогда человек был патриотом большой великой Родины, а о том, что есть маленькая Осетия,даже и не думал. А вотэтот случай заставил задуматься.

– Вы не хотели стать моряком, но море полюбили?..

– Если скажу, полюбил, это будет неправда. Да я рвался в море, потому что выработался ритм борьбы. Во льдах все время идет борьба: здесь давит, там тащит, корабли застревают, и эта мясорубка, борьба со стихией страшно увлекает. Я не стал летчиком-истребителем, но я стал истребителем льда.

Однако море разлучает с берегом, а берег это все. Берег – это любовь, жена, дети. Когда я приходил домой после длительного плавания, дети называли меня дядей… И они выросли, практически, без моего влияния…

– Юрий Сергеевич, какое значение имел Ваш поход на Северный полюс?

– Он имел два значения: первое – престиж, потому что это была давняя мечта человечества – подплыть к точке Полюса на корабле. Вторая задача – главная, и этим объяснялось присутствие на корабле министра Морского флота Гуженко, определить тактико-технические возможности атомного ледокола «Арктика», стратегию развития арктического судоходства и, соответственно, строительства ледокольного и ледокольно-транспортного флота. Обе эти задачи были успешно выполнены.

– А что самое сложное в арктической экспедиции?

– Моральная ответственность. Порой мы на трассе делали такуюработу, которая несравнима по трудности с тем, что мы делали позже на полюсе. На полюс мы шли одни, за нами никого не было, и мы выбирали дорогу, как нам надо. Главную роль в нашем походе играли, конечно, вертолетчики. Настоящие герои этой экспедиции, в этом я глубоко убежден и никому не льщу, – это они. Шестьдесят часов пролететь на вертолете очень опасно. Именно они нас выводили. Ледовые поля рубить напропалую нельзя, можно застрять. Поля – по 5 км в поперечнике и толщина невероятная, и потому мы выбирали путь, обходя поля. Так как лед постоянно дрейфует, там есть слабины, и мы шли по кромкам этих слабин. Вот это была ответственность – не сломаться. Главное не сломать валы, винты ломались многократно и водолазы меняли их под водой. Помню, первую лопасть мы меняли двое суток, а вторую уже сутки, наловчились ребята, хотя лопасти весили около трех тонн. Но если бы сломались валы – мы бы встали…

Вы не пишете воспоминаний обо всем этом?

– Когда я уходил на пенсию, пароходство мне даже компьютер подарило. С намеком. Конечно, русским языком я владею достаточно хорошо, могу самостоятельно мыслить, никому в глаза не смотрю, не жду. Но мемуарная литература страдает «яканьем». Это недостойно, неприлично даже. Хотя и этого можно избежать, если постараться. Книжка для меня больной вопрос. Почему? Я, как обыватель, как капитан, вышедший на пенсию, достаточно хорошо обеспечен по нынешним временам. А мои соратники – цвет нации, люди, овладевшие ядерной энергетикой в экстремальных условиях, бедствуют. На ледоколах не было ни одного случая лучевой болезни, так умело они управляли установкой. Но огромная ответственность, психологические нагрузки, гиподинамия подкосили здоровье людей. И они сейчас нищенствуют. По местным меркам нет, но по российским получать мизерную пенсию. Их обидели. Я пытаюсь выйти на самые высшие инстанции… Недавно хоронили моряка-красавца, крепыша Юру Пелевца, и я сбежал с похорон, потому что его хоронили как бомжа. А вы говорите писать… Писать книгу в условиях, когда мои люди бедствуют, я не могу. На компьютере я готовлю и распечатываю бумаги, касающиеся моих ветеранов, чтобы им выплатили, что полагается. До тех пор, пока я не пробью это, я не буду ничего писать. Зачем нужны книги, когда люди страдают?!

Расскажите о Вашей семье, кем стали ваши дети?

– У нас трое детей. Старший по образованию физик-теоретик, работал в физтехе им. Иоффе. А в эти тяжелые годы, когда в науке многое рухнуло, уехал по контракту в Австралию, и сейчас работает в Сиднейском университете. Жена и сын у него программисты. Кстати, у моего внука Станислава двое детей, так что я уже дважды прадед. Мои младшие сын и дочь, Таня и Сережа, – двойняшки. Сережа стал командиром Ту-154, летает в Европу, на Ближний Восток. Таня – модельер. Ее сын, мой любимый внук Дима, не выбрал никакой романтической профессии, он повар, работает на «Балтике», у нашего земляка Болоева.

Супруга моя скончалась три года назад, с детства она была поражена пороком сердца, который не позволял ей быть матерью. А она это скрыла от меня, родила троих детей и сердце свое доконала. Я узнал об этом очень поздно. Она тяжело умирала, мы девять месяцев скитались по клиникам.

– Как часто Вы приезжаете в Осетию и с кем на юге поддерживаете связи?

– Когда работал, каждый август считал своим долгом приезжать на родину. В Северной Осетии у меня живет младшая сестра Зиночка. А на Юг я первый раз приехал еще по зову Феликса Санакоева. А так у меня здесь много друзей – Алексей Маргиев, Борис Багаев, Павел Тедеев, Сергей Бетеев.

– Вы остались коммунистом?

– Я был и остался коммунистом на всю жизнь, потому что совершеннее этой идеологии нет. То, что мне навязывают воровскую демократию, я не приемлю. Другое дело, что социализм надо строить чистыми руками. Воровать нельзя – ни духовно, ни материально. А у нас партия засорилась. И если коммунизм – абсолютное равенство всех – это в какой-то мере фантазия, то социализм – реальная идея. Такого расслоения, как сейчас, быть не может. Какой-то Ходорковский имеет 8 млрд., а пенсионерка, строившая эту страну, бедствует. А учителя, врачи… Они же стали взяточниками, потому что им не на что жить.

– Хорошо, что Вы к нам приехали, мы даже не поверили возможности пообщаться с Вами…

– Знаете, я приехал, наверное, последний раз... Я плохо перенес переезд через перевал. Никогда меня так не укачивало, хотя ледоколы в открытом море качает страшно. А тут у меня был гипертонический криз. Так что, если только самолетом или вертолетом прилечу, это я переношу великолепно (смеется), а так сложно…

– Спасибо.

Элина Бестаева

(«Республика», №18-19, июль 2003 г.)

Рубрика «Дата»

Информация

Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.

Новости

«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031