Из дневников Умара Кочиева

25-08-2013, 08:53, Общество [просмотров 3735] [версия для печати]
  • Нравится
  • 0

Из дневников Умара КочиеваНаша газета начинает выборочную публикацию воспоминаний одного из ярких представителей интеллигенции Южной Осетии середины прошлого века Умара Степановича Кочиева (Хъоцыты). У.Кочиев (1903 – 1985) инженер-строитель, кандидат технических наук. Принимал активное участие в становлении Советской власти на юге Осетии. Руководил строительством участков Сухум-Гагра (1938), Гори-Сталинир (1939) Закавказской железной дороги, мостов в Южной Осетии. Участник Великой Отечественной войны. Автор ряда научных работ. Работал на разных ответственных должностях в Южной Осетии. В воспоминаниях У.Кочиева история Южной Осетии предстает перед нами в воспоминаниях очевидца. Без прикрас и исторических измышлений.

 

В 1928 году производственную практику я проходил в Юго-Осетии на строительстве моста через реку Паца. Штат строительства состоял из трех человек: прораб (фамилию не помню), техник Гоксадзе, десятник Миорини, он же завсклад. Прораб появился на строительстве в самом начале, а затем долго отсутствовал. Первые несколько дней фактически Гоксадзе и я работали по разбивке трассы дороги на подходах к мосту, съемке поперечных профилей и определение объема скальных работ (берега р.Паца сложены из базальта). Окончив эту работу, мне пришлось заняться набором рабочей силы из окрестных сел и организацией из нее артелей по разработке подходов. Здесь я встретился с такого порядка трудностями: желающих работать в артелях было значительно больше, чем требовалось. И не попавшие в артели начинали разводить демагогию, что я сколачиваю артели по признаку родства и знакомства. Приходилось изрядно понервничать.

С начала скальных работ же рабочие начали скандалить с Гоксадзе, обвиняя его в занижении объема выполненных ими работ. Следствием этого стало то, что знающий свое дело Гоксадзе уехал и больше не вернулся на строительство. Не появлялся долгое время и прораб, поэтому все работы по организации бригад, выдаче нарядов, а также ежедневные замеры выполненных работ и их подсчеты производились только мною. На работу я выходил на рассвете и уходил вечером в сумерках.

Когда приехал начальник Югоосдортранса инженер Сафарян и увидел, что я справляюсь с работой, он… вообще больше никого не присылал из инженерно-технических работников. А ведь практиканту, по положению, вменялось в обязанности: наблюдать за работами, вести дневник, делать описание работ и составление отчета, быть по производственной практике в лучшем случае дублером строймастера. Вот так, с большим напряжением приходилось работать на этой стройке. Но когда я вспоминал какие мучения испытывал народ от отсутствия постоянного моста через р.Паца, энергия моя удваивалась, а усталость снималась... Так я проработал четыре месяца, срок практики закончился и я выехал продолжать учебу. Руководство Югоосдортранса даже «спасибо» сказать забыло.

В 1928 году, вернувшись с производственной практики, я заключил контракт с Акционерным Обществом «Чай-Гру-зия». По решению Правительства мощным хозяйственным организациям разрешалось заключать договор (контрактацию) со студентами IV и V курсов вуза, согласно которому организация выплачивала студенту т.н. хозяйственную (повышенную) стипендию до окончания института, а студент обязывался по окончании института работать в организации не менее 3-х лет. Мне назначили стипендию 150 руб. в месяц (государственная стипендия была 25-50 руб.).

Вторую специальную практику я проходил летом 1929 года в Чакве на строительстве современной железобетонной чайной фабрики, впервые у нас в стране. Строительство вело немецкое акционерное общество «Альтебауаг». Технадзор осуществляли также немецкие специалисты…

Государственный Политехнический институт Грузии им. В.Ленина я окончил в мае 1930 года, с присвоением квалификации инженера-строителя и согласно заключенному контракту с «Чай-Грузией» приступил в июне 1930 г. к работе в техническом отделе этой организации. Однако отдел не был загружен инженерной работой и поэтому я попросил руководство командировать меня на стажировку на строительство Днепрогэса (гигантского строительного объекта в то время). «Чай-Грузия», по согласованию с ЦК КП(б) Грузии, командировала меня сроком на шесть месяцев.

1930 год выдался тяжелый. По дороге в Запорожье, я видел на всех вокзалах узловых железнодорожный станций Северного Кавказа и Украины большие массы крестьян с семьями, бросивших свои дома в селах. Они не захотели войти в колхозы (сельхозартели), и теперь двинулись по Советскому Союзу искать работу на фабриках, заводах и стройках. На станциях трудно было купить что-нибудь из продуктов питания, поэтому беженцы оказались в очень тяжелом положении, в особенности, дети.

Из Запорожья я поехал автобусом в поселок Кичкас, где находилось Управление Днепростроя и строились основные сооружения – плотина и станционное здание. Здесь же были построены фабрика-кухня, коттеджи для иностранных специалистов (американцы, англичане, французы, чехи) и бараки для наших рабочих и инженерно-технических работников. На фабрике-кухне меню не менялось: суп с селедкой (очень соленой) и пшенная каша с селедкой. Продукты выдавались по карточкам, которые отоваривались не полностью…

В августе 1931 года меня направили на работу в Южную Осетию заместителем начальника Югоосдортранса. Здесь помимо своих прямых обязанностей я выполнял еще обязанности члена комиссии содействия постройке Транскавказской перевальной железнодорожной линии, а также был членом Президиума Рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрин). В эту же комиссию входил Ванеев Захарий. Помню, как в 1932 году мы оба выступали на совещании при Госплане Грузинской ССР по вопросу технико-экономическом обосновании варианта Транскавказской железной дороги через Рукский перевал.

В 1934 году Управление Закавказской железной дороги (ЗКВЖД) получило указание через Наркомата Иностранных дел СССР о том, чтобы командировать в Джульфу (пограничный городок с Ираном) опытного инженера-мостовика для освидетельствования пограничного моста. По этому вопросу в Джульфу был командирован я...

Погранзастава размещалась тут же у моста на левом берегу реки Аракс. В назначенный час я и начальник погранзаставы вышли на мост для встречи с иранскими представителями. Встреча произошла точно на середине моста. Дело в том, что по обоюдному соглашению половина моста принадлежала СССР, а другая половина Ирану. И вот, вступив на мост, я увидел разительный контраст физического состояния моста нашей и Иранской половины: если наша половина находилась в образцовом состоянии, то иранская – в жутком (фермы и балочная клетка не были окрашены и поэтому были поражены ржавчиной; деревянный настил для прогона скота был сильно изношен и местами провалился; горизонтальные листы нижних поясов ферм моста были насквозь проржавлены от мочи солдат)… С иранской стороны прибыли представитель Министерства иностранных дел и работник Министерства путей сообщения, который, кстати, хорошо владел русским языком (он был раньше русским поданным). Познакомившись с ними и начальником иранской пограничной заставы, мы начали освидетельствование иранской половины моста, вернее я облазил все подозрительные места, а они только наблюдали сверху. Закончив осмотр и описание дефектов моста, я вылез и предложил сесть и написать акт.

Оба начальника погранзастав предложили для этой цели свои кабинеты, но иранский представитель спросил меня: «Господин Кочиев, решайте Вы, где нам писать?». Мне было очень интересно посмотреть быт иранских военнослужащих и кабинет их начальника, и поэтому сразу ответил: «Будем писать протокол у Вас».

И вот они повели меня и нашего представителя к приземистому и неказистому маленькому помещению. Как только перешагнул через порог низкой открытой двери, в нос ударил тяжелый спертый воздух, и тут же увидел спящих на сплошной деревянной наре разутых, полуголых солдат с очень грязными ногами. Пол, стены и потолок были глиняные. С этой комнаты вошли в маленькую комнатку, не более 5-6 кв.м. В ней стоял топчан с неубранной грязной постелью и маленький, грубо сколоченный столик на крестовых ножках. Это оказывается был и кабинет, и спальня начальника иранской пограничной заставы! Я пожалел о своем решении. Но было поздно думать об этом. Здесь на этом столе я составил русский текст акта на левой половине страниц листов, а на правой половине – перевод на иранский язык, сделанный бывшим русским поданным.

…В ноябре 1936 года ЗКВЖД было открыто финансирование на подготовительные работы по строительству путепровода на станции Тбилиси. Объект был чрезвычайно тяжелый: его надо было строить, не нарушая ритма движения поездов на магистральной ж/д линии сверху, и городского движения, в том числе трамвайного, под мостом; в этом месте проходили линии телефонной, телеграфной, диспетчерской связи, керосинопровода, нефтепровода.

Когда стало известно, что начальником строительства этого путепровода назначили меня, ко мне пришел главный инженер проектного отдела ЗКВЖД Кобахидзе Михаил Георгиевич и сказал:

– Умар, дорогой, поздравляю с назначением начальником строительства путепровода! На этой работе ты обязате-льно получишь либо орден, либо ордер!

Под «ордером» он, конечно же, подразумевал не квартиру, а на арест, принимая во внимание участившиеся репрессии накануне страшного 1937 года.

Для выполнения работ по устройству пролетной части моста были возведены деревянные кружала, в которых был оставлен узкий проезд для автотранспорта и трамвая. Как-то по этому проезду проехал первый секретарь ЦК КП(б) Грузии Берия Л.П., крыло машины которого было задето чем-то, и оно получило маленькую вмятину. Вернувшись в ЦК, Берия сам лично позвонил начальнику треста «Кавстройпуть» тов. Монькину П.А., чтобы он и начальник строительства немедленно явились к нему. В это время я не оказался на месте, а идти уже было нужно, поэтому последнему пришлось вместо меня забрать с собой главного инженера Маградзе. Когда они зашли в приемную Берия, их сразу же пропустили к нему, несмотря на то, что он проводил какое-то совещание. Берия посмотрел на Монькина и грубо спросил, указав рукой на Маградзе: «Кто он такой?». «Он главный инженер строительства путепровода товарищ Маградзе», – ответил Монькин. «Посмотрите на него, какой же он главный инженер? И по физиономии видно, что он вредитель! – взорвался Берия, и обратившись к председателю Комитета Госбезопасности продолжил: «Чего с ним церемониться, сейчас же надо его посадить, как врага народа»... Но потом Берия почему-то оттаял и арест не состоялся. Маградзе был очень опытный, знающий инженер, великолепный работник и беспредельно честный человек. И такого работника самодур и авантюрист чуть было не лишил жизни из-за сущего пустяка!

А однажды, как-то непосредственно мне позвонили из ЦК и предложили немедленно явиться к секретарю ЦК КП (б) Грузии по кадрам товарищу А. Топуридзе. Когда я зашел к нему в кабинет, он начал меня расспрашивать: какое учебное заведение кончил, где я работаю, с какого года член партии. Выслушав мои ответы, он сказал: «В Юго-Осетии репрессировали Председателя ЦИК-а Джиджоева и мы хотим на его место послать тебя». «Товарищ Топуридзе, я инженер-строитель, люблю свою работу. Куда сочтете нужным пошлите меня работать по специальности, но ваше предложение принять не могу!» – ответил я. «Ах, вот как! – угрожающе произнес Топуридзе, и продолжил, – Тогда пойдем к Лаврентию Павловичу (Берия) и ему повтори свой отказ!

С этими словами он встал и пошел к дверям, показывая мне жестом следовать за ним. Такой оборот меня поразил как ударом молнией и ноги начали подкашиваться, следуя за Топуридзе. Дело в том, что доподлинно было известно, что Берия не допускал, чтобы кто-нибудь ему посмел возражать, в особенности при выдвижении. Такого «смельчака» он уничтожал физически, зачислив его во враги народа. Но, к счастью, у Берия на тот момент было совещание и мне было сказано: «Иди к себе и жди, вечером вызовем»… Иду я по коридору ЦК сам не свой, и вижу, идет навстречу Козаев Владимир Ражденович, (он тогда работал зам.секретаря ЦК по кадрам). Подошел ко мне, сердечно поздоровался со мной и спросил:

– Умар, что с тобой случилось, почему ты такой взволнованный?

Когда я ему рассказал, какое несчастье случилось со мной, он расхохотался и сказал:

– Значит, я тебе оказал медвежью услугу? Вчера меня вызвал Берия и предложил назвать осетин, кого можно рекомендовать на должность Председателя ЦИК-а Юго-Осетии. Я назвал тебя и еще одного. Но тот оказался неподходящим, и выбор пал только на тебя.

– Володя, я тебя заклинаю именем нашей дружбы, как ты заварил кашу, так и расхлебывай ее. Я не хочу этой должности, и пусть не трогают меня. А то ты доведешь меня до больших неприятностей!

– Но Умар, посуди сам: как я пойду и скажу Берия, что, мол, вчера я ошибся, назвав кандидатуру Кочиева. Он же меня за это уничтожит!

– Володя, да ты и не ходи к Берия, а вызови кого-нибудь другого вместо меня!

– Легко сказать: «вызови другого». А кого вызвать? Нет другого подходящего кандидата!

Я секунды три подумал и вспомнил Хубаева В.И., недавно встретившегося в трамвае.

– А вот Хубаев Владимир, чем не подходящая кандидатура? – сказал я.

– Хубаев, да! Он очень подойдет на эту должность, но где его искать?

– Он работает в Наркомате пищевой промышленности, начальником технического отдела.

– Хорошо, Умар, я его разыщу, и вызовем в ЦК. Но если его не окажется в Тбилиси, то я ничем не смогу тебе помочь.

Весь этот вечер я сидел у телефона до поздней ночи, находясь в сильном нервном возбуждении. Но звонка из ЦК не было. Не было и на второй и на третий день. На четвертый день разворачиваю газету «Заря Востока» и читаю: «Вчера состоялась внеочередная сессия Центрального Исполнительного Комитета Юго-Осетии. Председателем ЦИК- а избран Хубаев Владимир Иванович»… Я глубоко вздохнул и успокоился… Забегая вперед, хочу рассказать один эпизод, связанный с В.Хубаевым. В конце 1941 года Цховребашвили, Хубаев и я были вызваны в ЦК на совещание. Из гостиницы вышли и идем ночью по затемненному проспекту Руставели к зданию ЦК. Хубаев взял меня под руки, и немного отстав от других, конфиденциально сказал:

– Умар, я сегодня был у Бакрадзе (Предсовнаркома Грузии) и просил освободить меня от работы председателя ЦИК-а Юго-Осетии, ввиду несработанности с первым секретарем Обкома. Он в принципе согласился со мной, но сказал, что надо подумать о кандидатуре на это место. Я назвал твою кандидатуру, и он с этим сразу согласился и обещал поддержать в ЦК.

На его слова я только громко расхохотался… Он же не знал, как произошло его выдвижение на работу в Юго-Осетию...

 

(продолжение следует)

Информация

Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.

Новости

«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031