Дзырддзæугæ Ирон Лæг. В осетинской словесности есть уникальные емкие характеристики, которые посредством коротких словосочетаний могут сказать о человеке больше, чем подробный текст со множеством фактов и деталей из биографии. Но в случае с Иваном Григорьевичем Джигкаевым есть еще масса эпитетов и определений, на которые невозможно поскупиться в попытке рассказать о нем, как о несомненном явлении в истории осетинского театрального искусства и вообще, как о человеке, олицетворяющем непереводимые осетинские фарн и æгъдау, как о борце за национальные основы.

Народный артист РЮО, Заслуженный артист ГССР. Человечище. Мастер. Патриот и Гражданин. В его случае только так. С большой буквы. Артист, посвятивший осетинской сцене 65 лет своей жизни. Артист самой высшей пробы, голос которого во все времена был слышен далеко за стенами театра. И в советские годы, и на стыке двух эпох, когда юг Осетии закладывал основы своей государственности, и позднее, в сложные годы борьбы за независимость. Наверное, как насцене, так и вне театра, он по определению был главным героем, всегда оказывающимся на передовой и в общественной жизни. Главным героем по духу, по образу жизни, по складу своего характера и какому-то особому кодексу чести, соответствие которому выдерживают лишь избранные. Титаны, которых не ломают ни время, ни обстоятельства…

Профессиональная история будущего большого артиста осетинской сцены началась в военном 1943-ем с кружка сельской самодеятельности, в котором с большим удовольствием участвовали трое друзей, 16-летние юноши Иван Джигкаев,Кадзах Чочиев и Казбек Кочиев. В те годы из состава театра на фронт ушли десятки молодых людей, в результате чего театр стал испытывать нехватку профессиональных кадров, а это грозило в отдельных случаях срывом спектаклей действующего репертуара. Руководство театра заметило самородков во время представлений, которые юные артисты устраивали для раненых военного госпиталя, располагавшегося в здании Цхинвальской школы №2. Ребят позвали на большую сцену, как временную альтернативу профессиональным артистам, и ввели в состав артистов некоторых спектаклей. Когда-то давно, вспоминая свои первые шаги в профессии, Иван Григорьевич рассказывал, что именно это доверие, которое для руководства театра было фактически вынужденной мерой, окрылило его с товарищами и пришло понимание, что это именно то, чему он хочет посвятить себя и свое будущее.

Война закончилась, но театр понес в ней невосполнимые потери – многие из ушедших на фронт артистов остались на полях сражений. Артисты-любители продолжали поддерживать театр и в послевоенные годы. Вопрос подготовки профессиональных кадров решился лишь в 1956 году, когда группа молодежи из Южной Осетии была направлена на учебу в Москву в Театральную студию имени Немировича-Данченко при Художественном Академическом театре. Созвездие талантов, имена, которые в осетинской культуре навсегда станут образцом высочайшего мастерства – про этот курс и про каждого его представителя можно рассказывать долго и неустанно. Но достаточно лишь перечислить хотя бы несколько имен. Людмила Галаванова, Донара Кумаритова, Кадзах Чочиев, Ростик Чабиев, Федор Харебов, Ростик Дзагоев, Эвелина Гугкаева, Алихан Тедеев, Исак Гогичев – не будет преувеличением сказать, что это блистательное созвездие – лучшее, что случилось с национальным театром за всю его 90-летнюю историю. И артист Иван Джигкаев в этой галерее звезд, тем не менее, по общему признанию коллег, был особенным.

Эвелина Леонтьевна Гугкаева, Народная артистка РЮО, представительница легендарного мхатовского курса на вопрос о творчестве своего однокурсника и коллеги Ивана Джигкаева отвечает, подбирая эпитеты в превосходной степени. «Сложно о нем говорить. Невероятно сложно, – говорит Эвелина Леонтьевна. – Потому что сложно подбирать слова, достойные его. Как артист – несомненнаяглыба, как осетин, как сын своего Отечества – человек космического масштаба. Такие люди в истории нации – редкость. Иван был своеобразной совестью нашего курса. Талантливейший, трудолюбивыйдо фанатизма. Редкой порядочности человек, редкого такта и сдержанности. При этом прямолинейный до невозможности. Закулисные разговоры или возмущения вполголоса – это не про него. При этом он умел высказывать свое мнение в таких выражениях, настолько обходительно, что редко кто мог обидеться. В мхатовской студии его, кажется, любили все. Особенно женская половина. Очень много девушек были влюблены в высокого статного осетинского красавца, добивались его расположения разными способами. Казалось бы, вот оно, раздолье для интрижек молодости, но он всегда избегал этих знаков внимания и каждый раз со свойственной ему суровостью в интонациях отшучивался, что женат. Мы, его однокурсницы, тоже робели перед ним, стараясь вести себя в его присутствии особенно сдержанно. Ну, а про его чрезмерную обходительность и в годы учебы, и уже потом, во время работы в театре, ходили анекдоты. Если Иван опаздывал на лекции, курс перешептывался – значит, он опять не смог попасть в переполненный трамвай, поскольку не мог себе позволить сесть в него, пока не пропустит всех, кто стоял с ним на остановке. Он и в театр не заходил, пока не пропускал вперед всех, кто стоял у входа и даже поодаль от него. Невероятное мужское начало присутствовало в каждом его шаге, в каждом действии и жесте».

Народная артистка рассказывает и о сценической деятельности своего выдающегося коллеги и считает каждую его роль несомненной жемчужиной в истории национального театра. «Одной из наших дипломных работ был спектакль «Егор Булычев и другие», в котором он исполнял главную роль, – говорит Эвелина Леонтьевна. – Мхатовская профессура, театральные критики, театральная молодежь столицы тогда в один голос утверждали, что Булычев в исполнении артиста Джигкаева – лучший из обилия всех образов, который в то время представляли в разных театрах столицы. В этом спектакле мы играли вместе – мне досталась роль Малаши, дамы сердца Егора Булычева. Наши совместные мизансцены были для него своеобразным испытанием – он покрывался краской смущения, когда ему приходилось обнимать партнершу. Впрочем, он и позднее, уже во время работы в театре, часто не мог справиться со смущением, когда участвовал в любовных мизансценах. Это была отнюдь не неуверенность в себе или какие-то профессиональные барьеры, у артиста такого масштаба их не могло быть по определению. Это было трепетное отношение к коллегам-женщинам, в присутствии которых, как истинный ирон лæг, он никогда себе не позволял даже намека на какую-то двусмысленность или лишнее слово».

Профессиональная биография Ивана Джигкаева насчитывает около ста ролей, которые он мастерски воплотил на протяжении 65 лет непрерывного служения осетинской сцене. Комедии, трагедии, психологические драмы – везде он был органичен и великолепен. «Его Амран в одноименной пьесе Елбыздыко Бритаева – лучший из всех, которые были представлены на нашей сцене за всю историю нашего театра, – говорит Гацыр Плиев, исследователь истории национального театра, заведующий литературным отделом. – Так же как и Махамат в пьесе «Бега» Мухтара Шавлохова, как и Таймураз в «Аргъау» Давида Туаева, как и Царазон в «Хандзериффе» Мухтара Шавлохова, как и Будзи в «Бæтæйы фырттæ» Елбыздыко Бритаева. Мне очень запомнился князь Кудайнат Мулдаров, жестокий и надменный представитель высшего сословия, в исполнении Ивана Джигкаева в трагедии Дабе Мамсурова «Æфхæрдты Хæсанæ». Иногда казалось, что каждая роль, которую он исполнял, была написана специально под него. И на каждой роли этого выдающегося артиста можно было учиться. Поэтому поколениям, успевшим поработать с ним на одной сцене, несомненно, повезло – каждая роль Артиста Джигкаева была наглядным практическим пособием для тех, кто искренно хотел постичь высоты в профессии. И если есть в истории нашего театра имена, которые способствовали его развитию, то в числе первых здесь следует отметить имя Ивана Джигкаева».

Артист с ярко выраженной национальной глубиной, носитель особенного осетинского колорита, Иван Джигкаев не менее мастерски воплощал на сцене и образы из мировой драматургии и русской классики. Заметные образы в произведениях Шекспира, Островского, Войнича, Шиллера, Пушкина, Гольдони и других авторов отмечены в сценической деятельности выдающегося артиста десятками образов. «Несмотря на видимую суровость, это был артист, с которым удивительно комфортно работалось на сцене всем – и его ровесникам, и молодым артистам, – говорит Тамерлан Дзудцов, Художественный руководитель Юго-осетинского Госдрамтеатра им. К.Хетагурова. – Мастер, который работал на сцене не столько на себя, сколько на партнера. Непревзойденный на сцене, живший интересами театра, он протестовал против любой несправедливости, ущемляющей каким-то образом служителей сцены. Человек, который был коммунистом по духу, а не по принадлежности к определенной партии, он считал своим долгом выступать открыто против недостатков системы, которая в силу разных причин зачастую препятствовала развитию культуры. Если сегодня анализировать историю нашего национального театра, становится очевидно, что проблем во все времена было достаточно. И удивительно, как на протяжении жизни при советской власти, при наличии искусственного торможения развития на-шей национальной культуры со стороны Грузии, наш театр смог добиться таких вершин в своем становлении и развитии. Я считаю, что именно то поколение артистов его сохранило для нас. Артисты масштаба Ивана Джигкаева его несли на себе. Своим бескорыстным служением сцене, своей принципиальностью в вопросах сохранения всего осетинского, своей бескомпромиссностью в отстаивании позиций национальной труппы, когда, к примеру, она работала в здании театра параллельно с другой труппой – грузинской».

Человек, который ни при каких обстоятельствах не переступал через свои принципы, – так характеризуют Ивана Джигкаева все, кто его знал. Наверно, именно в силу своего характера, обостренного чувства справедливости, он на протяжении почти всей своей творческой деятельности находился в постоянном конфликте с партийными начальниками по разным вопросам культурной и общественной жизни. Начиная с конфликта по поводу установления фонтана на Театральной площади, в то время, когда осетинские интеллигенты требовали именно здесь установить памятник Коста. Власти не услышали тогда голос интеллигенции и чудесный памятник Поэта был втиснут в угол сквера, так и оставшись там навсегда.

В ряду проблем, которые тревожили Ивана Григорьевича, были вопросы образования, языка, алфавита... Он противился всем попыткам ущемления культуры, протестовал против кампаний сворачивания осетинского обучения в школах. В архивах театра сохранились протоколы заседаний художественного совета театра, где Джигкаев жестко высказывался за дисциплину и обновление репертуара театра в соответствии с требованиями времени. Он писал письма в разные инстанции, протестовал против системы, отодвигающей культуру и театр в частности на задворки приоритетов… После развала СССР, он стал открытым сторонником конституционной самостоятельности Южной Осетии и, в отличие от многих деятелей культуры и представителей интеллигенции, которые выбрали позиции сторонних наблюдателей, открыто выступал против нацистской политики Грузии. «Отец хорошо понимал, какие беды может принести нашему народу «состав» независимой Грузии, – говорит сын Ивана Григорьевича, Ахсар Джигкаев. – Он хорошо знал предыдущую трагическую историю южных осетин, хотя в советские годы под строгим запретом было все, что касалось геноцида 1920 года, расстрелов осетинских патриотов и гонений на интеллигенцию. Он был в курсе и многих «внутренних» антиосетинских течений. Именно потому отец и был под постоянным прессом местных властей, которые в 80-ые годы уже открыто стали сдавать права и позиции области, доведя дело до известных «холерных бунтов».

Ахсар Джигкаев вспоминает, что в последние годы жизни Иван Григорьевич начал писать свои воспоминания о прожитом времени, об истории театра, о своих великих коллегах, о старых порядках, которые сам пережил, или о которых слышал у старших… 8 августа 2008 года все его рукописи сгорели вместе с его квартирой рядом с театром в центре Цхинвала. Поэтому почти никаких документальных свидетельств о биографии Народного артиста и о его семье фактически не осталось – все сгорело в огне. Как тремя годами ранее сгорел и театр, который он также считал своим домом.

На этой площади в центре Цхинвала прошла вся его жизнь. Жизнь между домом и театром, которые он на протяжении всей жизни фактически уравнивал в приоритетах. Он опустил, наверное, руки лишь тогда, когда ушел с этой площади. Ушел на окраину Цхинвала в квартиру родственников, предоставивших кров лишенному крыши над головой 82-летнему артисту. Эти несколько месяцев с августа до конца ноября, когда его не стало, он болел. Особенно характерны последние дни жизни Ивана Григорьевича. Тяжело больной, он накануне был выписан из больницы и, подходя к дому, настоял, чтобы ему разрешили встать на ноги и, таким образом, поднялся на четвертый этаж дома – стоя на ногах, он прошел свой последний путь «по лестнице наверх»….

95-летний юбилей большого Мастера и Гражданина при вменяемой идеологической составляющей осетинского общества, конечно, следует отметить рядом мероприятий. Как минимум. Ведь такого масштаба личностей в истории нации никогда не бывает много. И почти все они уходят безмолвно, фактически не получив от нас должного почета и признательности при жизни. И пока мы ссылаемся на сложные времена, на войны, эпидемии и прочие причины, пытаясь найти оправдания своему равнодушию к славной плеяде наших выдающихся современников, с памяти народной стираются имена, которые в нормальном обществе, с нормальными приоритетами являются олицетворением национальной гордости.

Рада Дзагоева

На фото: 1965 год. Е. Бритаев «Хазби». Иван Джигкайты (слева) в роли Кассайя